ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

И действительно, на бруствере финского окопа внезапно выросла высокая фигура комбата-1 Рахманова. Он было уж замахнулся гранатой на Рональда, но узнал бегущих навстречу и закричал радостно и удивленно:

— Живой, разведчик? Во, молодцы! Давай быстрее в траншею, фиников вышибать!

Рональд первым подбегал к траншее. Не глазами увидел, не умом оценил, но всем телом и душою постиг смертную угрозу Рахманову: внизу, в траншее — серозеленое плечо и рука с пистолетом. Ловит на мушку комбата, пока тот глядит на Рональда!

Отвлекая стрелка, подбегающий заорал что-то дикарское, зверское. Притом, хоть и заняло все это десятую долю секунда, Рональд успел сообразить: этой доли не хватит финну, чтобы совершить полоборота в сторону новой угрозы. И штык с ходу вошел тому меж ребер. Пистолет так и не разрядился.

С той же винтовкой Рональд бежал по траншее, уже из последних сил. Из-за поворота слева выскочил навстречу рыжеватый солдат без шинели, тоже с винтовкой. И тоже не поспел с выстрелом.

Штык вышел из его груди наружу и финский солдат остался приткнутым к песчаной стенке. Обгоняя разведчика, Рахманов крикнул ему восхищенно:

— Ну, ты нынче даешь, однако!

А у Рональда уже подкашивались ноги, и к сердцу подступила тошнота. Он подхватил винтовку финского солдата и краем глаза, сбоку, успел приметить, что у того еще шевелятся пальцы, ощупывают дуло, прижатое к ребрам...

Тут на траншею что-то тяжко надвинулось, сделалось темнее, и ударило в глаза ослепляющее пламя. Мир перевернулся, как бывает в кино. Потом весь этот перевернутый мир заслонило огромное, как небо, лицо ординарца Уродова.

Тут, кажется, и пришло ощущение бестелесности. И будто отнялось совсем другое видение и понимание мира, объятого розовым, просвечиваемым дымом. Некая особенно чуткая струна или звенящий точно луч света, а быть может, прозрачные, мудро озвученные буквы утешительно возвестили Рональду как бы сигнал отбоя. Сигнал, в звуках, цвете и звоне, обещал конец волнениям, начало совсем иной, новой, нездешней и легкой судьбы...

...Он очнулся от жестокой тряски. Его куда-то влекли (потом он понял, что ординарец Уродов тащит его на спине к нашему танку). Он почти вне сознания и мысли смог все-таки ощутить, что человек в шлеме и еще двое каких-то помощников подняли его к башне с открытым люком, потом кое-как спустили, вдоль железных ступеней, вниз. И там он успел отметить остатками сознания, что ему знакомы черные хромовые сапоги человека, лежащего в неживом положении на дне машины, лицом вниз. Этим человеком был генерал-майор Иванов. Но это Рональд понял попозже.

* * *

Наше сентябрьское контрнаступление на Белоостров, имевшее задачей отбить город и отбросить противника за реку Сестру, полным успехом не ознаменовалось.

У наступающих не было должного превосходства в живой силе, огневой мощи и технике. Пехота недостаточно активно поддержала смелые действия танков и десантников, которым удалось на некоторое время нарушить систему огня и привести в замешательство тылы противника.

Однако, заметив нерешительные действия батальонов, финны умело отсекли огнем пехоту от танков, а брошенный в бой резерв — батальон морской пехоты — стушевался и залег под огнем шестиамбразурной дот. Чтобы уйти от позора и ответственности за потерю управления батальоном и невыполнение боевого приказа, полковник Голубятинский, командовавший этой особой морской частью, попытался симулировать ранение. Но кто-то из матросов заметил, как полковник укрылся в кустах и через платок прострелил себе руку. Доставленный в госпиталь, он был там сразу же разоблачен врачами и живым свидетелем, после чего в результате партийного и следственного дознания разжалован в рядовые и послан в штрафбат, где вскоре и погиб. Но это произошло позднее, в самый же горячий, решающий момент белоостровского сражения, бездействие резервного батальона (который по стратегическому замыслу Буховцева и Иванова должен был буквально разгромить деморализованного противника) поставило под угрозу всю сложную, хорошо задуманную и успешно начатую операцию.

И едва ли не тяжелейшим потрясением для нашей стороны явилась смерть самого генерал-майора Иванова, ибо именно этот человек был душою контрнаступления. Гибель его иные называли «глупой». Он презирал мелочное коварство противной стороны, да и самую смерть презирал. Когда, сбросив на второй линии финских укреплений наших десантников, три десятка боевых машин ворвались в город Белоостров, перед ними оказалась городская площадь (вокзал выходил на площадь главным фасадом). Как речки в озеро, впадали в эту площадь шесть городских улиц. Экипажи машин действовали без радиосвязи между собою. Танки замедлили ход, стали рассредотачиваться по площади, а некоторые уже успели завернуть в ближайшие улицы. Генералу это, видимо, не понравилось, он открыл башенный люк, высунулся из башни и двумя сигнальными флажками, как на учениях, стал показывать танкам, каков должен быть дальнейший маневр.

Водитель успел крикнуть;

— Товарищ генерал! Закройте люк! Опасно!

Сам водитель потом рассказывал Рональду после похорон генерала на кладбище в поселке Песочное:

— Я его еще за ногу схватить успел, подергал, мол, нельзя так... И тут он со ступенек и падает, уже неживой. Снайпер его чуть не в упор застрелил, сзади. Там, у вокзала, домик был невзрачный, а на чердаке —снайпер. С десяти-пятнадцати метров стрелял, не больше. Прямо в затылок.

Вернулись из этой операции три десятка машин. Два десятка было подбито на сухом болоте и в самом городе. Подбитые танки удалось впоследствии эвакуировать с поля боя и сдать в капитальный ремонт. Часть из них вернулась в строй. Уже с новыми экипажами. Но и эти новые, в глаза не видавшие генерала Иванова, поминали его как героя.

До конца сентября не утихали бои за Белоостров. Противник энергично оборонялся, но активной, наступающей стороной были русские. Сражавшимся здесь частям и соединениям 23-й армии не хватало, правда, огневой поддержки, танков, авиации, да и сами войска были измотаны в более ранних боях, однако кое-где им все же удалось улучшить свои позиции и нанести противной стороне немаловажные потери. Один итог белоостровского сражения был очевиден: если противник действительно помышлял о броске отсюда «нах Петерсбург», как выражались немцы, то он смог убедиться, вопреки прежним легкомысленным чаяниям, что сопротивление русских будет здесь железным, непоколебимым. И при малейшей возможности русские войска перейдут на этом участке от обороны к наступлению.

Как заноза, тревожила, однако, наше командование шестиамбразурная дот. С окраины Белоострова она активно мешала нашему сентябрьское контрнаступлению, уничтожила тех десантников, кто имел задачей ее атаковать, заставила залечь моряков, выдержала при шестиметровой толще своих стен прямые удары дивизионных пушек и гаубиц.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});