Библейские пророки и библейские пророчества - Моисей Рижский

Так же как Исаия и Амос, пророк Михей не верит в возможность исправить порочные нравы своих соотечественников и считает катастрофу неизбежной. Яхве уже вынес приговор своему народу: «Предам я тебя опустошению и жителей твоих посмеянию» (6:16). Однако эти страшные угрозы Яхве в пророчествах Михея то и дело перемежаются с утешающими и ободряющими оракулами, из которых одни, несомненно, относятся к близкому будущему, а другие, также несомненно, носят эсхатологический характер. «Когда Ассур придет в нашу землю… — обещает пророк, — мы выставим против него семь пастырей и восемь князей. И будут они пасти землю Ассура мечом…» (5:5–6). Обращаясь к своему народу, «дщери Сиона», Яхве заверяет, что не допустит ее окончательной гибели: «Теперь собрались против тебя многие народы и говорят: «да будет она осквернена, и да наглядится око наше на Сион!» Но они не знают мыслей Яхве… что он собрал их как снопы на гумно. Встань и молоти, дщерь Сиона… и сокрушишь многие народы, и посвятишь Яхве стяжания их и богатства их владыке всей земли» (4:11–13).

В Книге Михея ряд мест, без сомнения, являются позднейшими вставками. Например, «предсказывается», что «дщерь Сиона» (т. е. Иерусалим, его население) будет уведена в Вавилон и там будет спасена, там ее искупит Яхве от руки врагов ее (4:10). В VIII в. до н. э., как уже было отмечено, врагом Иудеи была Ассирия, а не Вавилон. Это место, очевидно, было сочинено и вставлено в текст Михея уже после вавилонского пленения. Послепленным добавлением библейская критика считает также отрывок 7:11, где речь идет о восстановлении Иерусалима и сооружении новых городских стен вместо разрушенных, и еще ряд других мест.

Главы 4 и 5 содержат целую серию пророчеств о мессианском будущем. Из них особый интерес и споры между библеистами вызвали два места — 4:1–3 и 5:2–3.

Глава 4 открывается оракулом о светлом будущем Иуды «в последние дни»: «И будет в последние дни: гора дома Яхве поставлена будет во главу гор и возвысится над холмами, и потекут к ней народы. И пойдут многие народы и скажут: придите, и взойдем на гору Яхве и в дом бога Иаковлева, и он научит нас путям своим, и будем ходить по стезям его, ибо от Сиона выйдет закон и слово Яхве — из Иерусалима. И будет он судить многие народы, и обличит многие племена в отдаленных странах; и перекуют они мечи свои на орала и копья свои — на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будет более учиться воевать» (4:1–3).

Это место почти дословно воспроизводит оракул в Книге Исаии 2:2–4, отличаясь от него только расположением нескольких слов. Как объяснить этот факт? Как получилось, что одно и то же пророчество оказалось в книгах разных пророков? Библеисты, теряясь в догадках, объясняют это по-разному. Те исследователи, которые признают приведенный оракул аутентичным либо у Исаии, либо у Михея, считают возможным, что кто-то из этих двух пророков позаимствовал понравившийся ему оракул у своего коллеги, и притом, судя по точности воспроизведения, это было заимствовано не «на слух», а из записи.

Другие допускают, что оба, и Исаия и Михей, вычитали это место из недошедшего до нас свитка пророчеств какого-то более раннего неизвестного нам пророка.

Третьи думают, что и у Исаии и у Михея приведенный оракул был добавлен позднейшими переписчиками и редакторами, которые были заинтересованы в том, чтобы несколько смягчить суровый и мрачный тон предсказаний древних пророков о будущем их народа.

По мнению критиков этого рода, пророки типа Амоса и Михея вообще не видели никакого просвета для Израиля, предавшего своего бога. Мы уже отметили неправомерность подобного мнения: религия в классовом обществе всегда включала в себя компонент утешения. Пророки VIII в. не могли оставить «избранный» народ без всякой надежды на своего бога, на возможность заслужить его прощение хотя бы в неопределенном будущем. Иное дело, что в разное время эти перспективы представлялись по-разному.

Другое место в Книге Михея, которое вызвало пристальный интерес библейской критики, — это 5:2–5.

Пророк предвещает великую славу маленькому городку на юго-западе Иудеи Вифлеему (Бетлехем): «И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? из тебя произойдет мне тот, который должен быть владыкою в Израиле и которого происхождение из начала, от дней вечных. Посему он оставит их до времени, доколе не родит имеющая родить; тогда возвратятся к сынам Израиля и оставшиеся братья их. И… будут жить безопасно, ибо тогда он будет великим до краев земли. И будет он мир».

О чем и о ком говорится в этом оракуле? Позже иудейские теологи увидели в нем пророчество о будущем мистическом мессии, а ранние христиане — об Иисусе Христе, который по евангелиям как раз и родился в Вифлееме (Мф. 2:1, 5; Лк. 2:4, 15; Ин. 7:42). Этих взглядов и до сих пор придерживаются иудейская и христианская традиции. Что касается библейской критики Нового времени, то в ней существует решительное расхождение во мнениях по поводу приведенного места в Книге Михея. В то время как некоторые считают его аутентичным, но вовсе не имеющим эсхатологического характера, а относящимся, так же, как известный оракул Исаии о «деве», к рождению будущего иудейского царя Езекии, в котором, видимо, не один только Исаия мечтал увидеть идеального царя, другие критики приписывают оракулу чисто эсхатологический смысл и в большинстве своем считают его позднейшей вставкой. Мотивируется это тем, что выраженное в оракуле представление об универсальном величии ожидаемого владыки («до краев земли») более характерно для послепленного иудейства. Однако, как мы уже знаем, идея о всемирном характере власти Яхве и о том, что иудейский бог определяет судьбы не только Израиля, но и других «языческих» народов, была уже выдвинута и Амосом и Исаией. Так или иначе, но несомненно позднейшей вставкой в оракуле является то место, где о «владыке» сказано, что его «происхождение из начала, от дней вечных». Идея о «предвечном» происхождении будущего спасителя, «помазанника» сложилась в иудаизме не ранее III в. до н. э. и еще позже перешла в христианство (Ин. 1:3–3).

Что касается восхваления маленького Вифлеема, то оно объясняется проще. В мессии, как уже отмечалось, хотели увидеть потомка прославленного царя Давида, а Давид был родом как раз из Вифлеема (1 Цар. 17:12).

Книга пророка Софонии

После смерти Езекии царем в Иудее стал его сын, двенадцатилетний Манассия (687–642 гг. до н. э.).

Уход в 701 г. до н. э. полчищ ассирийцев из Иудеи, избавление Иерусалима от блокады и насильственная смерть Сенахериба ненадолго успокоили население Иудеи. При преемниках Сенахериба ассирийских царях Асархадоне и Ашурбанипале (680–626) Ассирия достигла вершины своего могущества. На некоторое время (с 671 по 655 г.) под властью Ассирии оказался даже Египет. Иудейским царям пришлось примириться с ролью скромных вассалов и данников ассирийских царей. В одной ассирийской надписи Манассия упоминается в связи с поставкой дани. Может быть, эта зависимость была одной из причин того, что при Манассии, процарствовавшем почти полвека, и при его сыне Аммоне, который продержался на троне всего два года, иноземные культы, и в том числе ассирийские, получили самое широкое распространение в Иудее. Снова, как при царе Ахазе, был официально введен в иерусалимском храме Яхве и в других храмах культ небесных светил, «небесного воинства». Манассия «делал неугодное в очах Яхве… И снова устроил высоты, которые уничтожил отец его Езекия, и… поклонялся всему воинству небесному, и служил ему. И соорудил жертвенники в доме Яхве… всему воинству небесному на обоих дворах дома Яхве» (4 Цар. 21:2–5). Такое поведение было для царей Иуды, как и для других покорных ассирийскому царю правителей, одним из способов выразить свое почтение ему.

Вместе с тем снова ожили подвергшиеся при Езекии гонениям культы местных ханаанейских богов: Ваала, Астарты и др. Манассия возродил также древний способ умилостивления богов принесением в жертву первенцев, и сам подал пример — он «провел сына своего чрез огонь», т. е. принес его в жертву «всесожжения». Неясно, какому богу была принесена эта страшная жертва, скорее всего финикийскому Молоху, но, может быть, таким путем Манассия надеялся умилостивить самого Яхве. О том же Манассии сообщается, что он «и гадал, и ворожил, и завел вызывателей мертвецов и волшебников», и еще «много сделал неугодного в очах Яхве, чтобы прогневать его» (4 Цар. 21:6). Конечно, Манассия вовсе не хотел прогневать Яхве, но на всякий случай он хотел обеспечить себе также благосклонность других богов, в том числе и иностранных, может быть, не менее, а даже более могущественных, чем Яхве. Так, наверное, рассуждал в Иудее не только ее царь.

Распространение «язычества» при Манассии и его сыне Аммоне не могло не вызвать активного протеста со стороны верных служителей Яхве, особенно из числа жрецов иерусалимского храма и пророков, а следом за ним и ответных репрессий со стороны правительства. 4 Книга Царств сохранила воспоминание о том, что «пролил Манассия и весьма много невинной крови» (21:16). Позднее возникла легенда (не подтверждающаяся источниками), что при этом погиб мученической смертью и пророк Исаия, которого по распоряжению Манассии будто бы распилили пилой в стволе дерева.