Черный снег - Александр Конторович

Прыгаю за ним следом, держа в руке штык. На телеге возня, Шифрин бросил вожжи и запихивает пленному кляп.

Где эта 'сладкая парочка'?

Вот они!

Огибаю телегу, держа штык наготове.

Плиев поднимается с земли.

- Все, командир. Этот готов, - шепчет он свистящим шепотом. В свете неяркой луны вижу, как блестят его глаза.

Хлопаю его по плечу и указываю в сторону палаток. Он кивает головой, и мы осторожно движемся в ту сторону.

Вот и первая палатка.

Они абсолютно одинаковые, и как угадать, сколько в какой из них фрицев?

Ощупываю вход.

Так, здесь не завязки, а деревянные цилиндрики, продетые в петли. Типа пуговиц, у нас такие тоже применяют. Осторожно расстегиваю их, засунув наган в кобуру. Штык-нож, как пират в кино, держу в зубах.

Все, вход свободен.

Перехватываю штык и показываю Плиеву на правую часть палатки. Он кивает мне в ответ и ныряет внутрь.

Вот и я в палатке.

Тут душновато, пахнет потом и несвежими носками. Еще какой-то запах, сразу и не пойму, что это. Сено? Или еще что-то? Под ногами дерево - палатка имеет дощатый пол. А любят фрицы комфорт! Поди и на кроватях спят?

Нет, кроватей я не нахожу. Немцы навалили на пол сено, сверху застелив его брезентом. И вот уже на нем дрыхнут. Дрыхли…

- Ты как? - спрашиваю шепотом у осетина, когда мы выбираемся из палатки.

- Порядок… - он показывает мне три пальца.

И у меня фрицев было трое, да плюс часовой. Уполовинили немцев, уже легче жить…

Вторая палатка, копия первой.

Повторяю ту же операцию с деревянными застежками.

Все, вход свободен.

Плиев протягивает руку к пологу, но тот вдруг резко откидывается в сторону.

Щелчок!

Яркий свет!

В проеме стоит немец с автоматом в руках…

На какое-то мгновение все замерло.

Плиев с протянутой рукой.

Солдат с автоматом.

Из-за его плеча выглядывает второй фриц, на его лице написано удивление. В руке он держит фонарь, луч которого освещает пригнувшегося к земле Михаила.

Мне показалось, что даже ночные птицы, лениво перекрикивающиеся в лесу, прекратили вдруг свои переговоры.

Все как будто заморозилось…

Внезапно все меняется.

Стоящий у входа немец вскидывает автомат, слышен лязг передергиваемого затвора.

Второй солдат громко кричит, и в палатке начинается возня.

Нож у Плиева в левой руке, второй в ножнах, я их хорошо вижу в свете фонаря.

До немца ему около полутора метров - не успеть…

Зато от меня всего полметра.

Резко бью его ногой в бок!

Издав сдавленный возглас, он улетает в темноту, а я падаю на левый бок, в падении выдергивая из кобуры наган.

Очередь!

Меня обдает пылью и какими-то ошметками.

Второпях фриц стреляет туда, где он только что видел приготовившегося к прыжку советского солдата.

Только там уже никого нет…

Наган мой вскинут для выстрела, и только тут автоматчик начинает понимать, что что-то пошло не так… Он поворачивает голову в ту сторону, куда исчез Плиев.

Ках!

Немец дергается и что-то пытается крикнуть. Это с простреленным-то горлом? Силен мужик…

Перекатываюсь вправо.

Теперь еще стоящий на ногах автоматчик закрывает меня от света фонаря и, соответственно, от взглядов оставшихся немцев.

Только теперь фриц, наконец, начинает оседать на землю, открывая стоящего за ним солдата.

Ках!

Ках!

Ках!

Тот роняет фонарь и падает на землю. Неудивительно, я стрелял ему как раз по плечам. Надо полагать - попал.

Пользуясь секундной передышкой, лезу за пистолетом. Для этого перекидываю наган в левую руку. Пистолетная-то кобура у меня висит под левой подмышкой, и этой рукой пистолет не достать.

Вот, теперь у меня уже два ствола, можно воевать.

Под боком попадается какая-то деревяшка…

Зажимаю наган подбородком и, подхватив деревяшку с земли, с размаху закидываю ее в палатку.

- Гранатен!

Нате вам, голубчики!

В палатке начинается бедлам…

Топот ног - и на меня вылетает полуодетый фриц. Тем не менее, оружие у него есть, в руках он крепко сжимает карабин. За ним второй солдат, третий.

Не поднимаясь с земли, стреляю сразу из двух стволов.

Первый немец успевает сделать еще пару шагов и кулем оседает на землю. Второй, споткнувшись о его тело, ныряет вперед и, уже в падении, получает от меня пулю.

Третий мешком оседает в проеме входа.

Все? Не может быть! Должно быть еще, как минимум, два человека.

За палаткой слышен хрип, возня.

Перекатываюсь вправо и вскакиваю на ноги.

Там же Михаил!

Немцы, скорее всего, выскочили через второй вход! Или просто под край палатки поднырнули…

- Командир?

- Плиев?

- Я, командир!

- Там фрицы!

- Были… двое…

- Цел?

- Все в порядке, командир. Только бок болит - здорово ты меня ногой саданул!

- Раз болит, значит, есть!

- И на том спасибо…

- Там где-то фонарь фрицевский лежит, подбери его и посмотри, что там у них в палатке происходит. Может, еще кто заныкался? Только осторожнее, вон, у немца автомат возьми. Я тебя подстрахую, мало ли что…

Подобрав фонарь и оружие, он осматривает палатку. Никого, надо полагать, все немцы кончились.

Забираю фонарь и, выйдя на улицу, описываю им три круга в воздухе. Условный сигнал, теперь все остальные скоро подойдут сюда. Захожу назад в палатку. Тут уже горит керосиновая лампа. Более-менее светло. Сажусь к столику, стоящему в глубине палатки, и перезаряжаю оружие. Наган пуст, в пистолете осталось два патрона. Хреновато… у меня теперь всего одна обойма к нему осталась.

- Держи! - протягиваю Плиеву кобуру с наганом. - Вовремя ты его мне дал, видишь - пригодился!

- Спасибо, командир! - подходит он ко мне. - Я теперь твой должник!

- С чего бы это?

Вместо ответа он поднимает ногу. Не сразу понимаю что к чему и только спустя пару секунд вижу, что каблук на сапоге начисто сорван. Пулей, что ли? Так вот, какие ошметки летели в разные стороны!

- Ну, ты и везунчик! Фриц-то, считай, почти полмагазина высадил!

- Это не я везунчик! Если бы ты меня не толкнул…

- Ладно! Сегодня я, завтра ты… Потом еще кто-нибудь руку вовремя протянет. Так и выживем все вместе.

Он вешает кобуру с наганом себе на ремень, убедился, значит, что надо его под рукой иметь?

Пока не подошли остальные, осматриваю наскоро палатку. Так, что тут есть интересного?

Ремень с пистолетной кобурой. Супер! Что в кобуре? Парабеллум. Ну… в принципе, сойдет. Вешаю кобуру себе на ремень. По-русски, на правый бок. Теперь у меня оба ствола под правую руку приспособлены. Ну, если учесть, что в маузере всего одна обойма, то и оставим его на крайний случай. Наклоняюсь к автоматчику и выщелкиваю из запасного магазина с десяток патронов. Вот, теперь у меня и для парабеллума запас имеется.

Еще тут что?

Автомат. На спинке стула висит. Этот я командованию не отдам, и у меня есть, кого им вооружить.

Деревянный ящик. С патронами? Точно, теперь и у пулеметчиков запас есть чем пополнить.

Дальше осмотреть все не успеваю, на улице слышен топот ног.

На всякий случай беру автомат наизготовку.

Слышу, как бегущих окликает Михаил, и уже через десяток секунд в палатку вваливаются все остальные бойцы. Нет только Шифрина. Все верно, его с поста никто не снимал.

- Ну, ни хрена ж себе… - ошарашенно качает головой Асанович. - Вот это побоище тут у вас…

* * * 

- Разрешите, герр лейтенант? - в приоткрывшуюся дверь заглянул дежурный по лагерю.

- Да, Гашке, входите. Что там у вас?

- Доставили этого русского, который просился к вам на допрос.

- Давайте его, у меня не так много времени, еще предстоит работа с документами.

- Яволь! 

В комнату вступил человек в советской военной форме. Ремень у него отсутствовал, и гимнастерка болталась бесформенным балахоном. В руках он комкал снятую с головы пилотку. Сделав пару шагов, вошедший остановился и робко улыбнулся.

- У вас есть причины для веселья? - резко, по-русски, спросил его лейтенант. - Поделитесь ими со мной, может быть, порадуемся вместе?

- Никак нет, господин офицер! То есть, да, конечно, я очень рад, что вы нашли время… чтобы меня выслушать… это очень важно!

- Для кого?

- Что?

- Для кого это важно?

- Э-э-э… для великой Германии, господин офицер!

- Настолько важно, что вы решились оторвать меня от неотложных дел? Вы понимаете, что мое время стоит очень дорого?

- Конечно, господин офицер! Все понимаю! Поверьте, если бы не большая срочность данного вопроса, я не осмелился бы отвлекать вас от вашей, несомненно, очень серьезной и ответственной работы… э-э-э… виноват, от службы…

Лейтенант поднял со стола серую картонную папку.