Поджигатель - Питер Мэй

Ли нервно забарабанил по столу пальцами. Мысль о пассивном ожидании завтрашнего дня показалась ему дикой.

Стопки бумаг под окном продолжали расти. Через открытую дверь Ли видел, что поток приглашенных на беседу не иссякает. Рука его протянулась к справке кадровиков министерства сельского хозяйства. В толстой подборке листов обнаружилась интересная деталь. Чао Хэн был рожден в 1948-м, за год до провозглашения КНР, в городе Наньчан, провинция Цзянси. Отец его преподавал английскую литературу, мать занимала высокий пост в городском комитете партии. Восемнадцатилетним парнем (Ли тогда едва успел появиться на свет) Чао прибыл в Пекин, чтобы стать студентом сельскохозяйственного университета. Страну захлестывали волны «культурной революции». Два года спустя студенты-хунвейбины рассмотрели в однокурснике ревизиониста. Последствия такого приговора Ли Яню были известны. Выявленный «отступник» подвергался физическим оскорблениям, его «прорабатывали» на многочасовых собраниях, сутками не давали спать. Для подростков и молодежи это было время абсолютной вседозволенности, которая снимала оковы цивилизации и предоставляла свободу наиболее низменным поползновениям человеческой души. В конце концов, хунвейбины очищали страну от классового врага, от тех, кто с оголтелым упрямством цеплялся за «четыре старых». Школьники избивали своих учителей, надевали им на головы шутовские колпаки, ставили на колени. Учившийся в то время в начальной школе Ли Янь видел такое собственными глазами. Лет пять спустя безумства толпы пошли на убыль. Вызвать ненависть «красных охранников», подумал Ли, могли интеллигентные манеры Чао Хэна, его повышенное внимание к какому-нибудь однокашнику. Все закончилось тем, что юношу отправили на перевоспитание в деревню.

Далее в справке был пробел: о месте ссылки не говорилось ни слова. Около года Чао Хэн пребывал неизвестно где. По воле невероятно счастливого стечения обстоятельств либо благодаря связям матери он вдруг оказался в США, где поступил на первый курс университета штата Висконсин. Закончив его в 1972-м по специальности «Генетическая микробиология», Чао на год остался в аспирантуре. Затем молодому ученому предложили грант и возможность заняться исследованиями в институте Томпсона при Корнелльском университете. На родину он возвратился только в 1980-м — чтобы начать чтение лекций в том самом учебном заведении, из которого его двенадцатью годами ранее с позором изгнали хунвейбины.

Вскоре после этого Чао Хэн женился, но брак был недолгим. Три года спустя он вновь стал холостяком, успев, однако, дать жизнь дочери. Что, недоумевал Ли Янь, заставило Чао вступить в этот брак? Ведь с точки зрения сексуальных предпочтений супружеская постель должна была оказаться для него ложем пыток. Не явился ли подобный шаг попыткой скрыть собственные наклонности?

Но какими бы ни были тайные пристрастия Чао, на карьере его они не сказались. Генетик сыграл важную роль в создании национальной лаборатории по вопросам биотехнологий. Последующие десять лет он руководил реализацией научных проектов на полях опытной фермы Хуэйлунгуань в уезде Чанпин, неподалеку от Пекина, а чуть позже возглавил центр агротехнологических исследований в Чжучжоу. Четыре года Чао Хэн ставил свои эксперименты в Гуйлине и в 1996-м вернулся в Пекин, чтобы занять ответственный пост главного научного консультанта в министерстве сельского хозяйства. Шесть месяцев назад по состоянию здоровья вышел на пенсию.

Ли Янь захлопнул папку. Десяток безликих абзацев вместили в себя всю человеческую жизнь. Но собранная кадровиками информация ничего не говорила о личности Чао Хэна, о его устремлениях, о том, что привело подававшего надежды ученого к героину, что могло послужить причиной его столь ужасной смерти. Завтрашний визит в министерство сельского хозяйства обещал пролить хотя бы некоторый свет на теснившиеся в мозгу инспектора вопросы. Завтра, снова завтра! Ли положил перед собой выписку на Иглу. Не кроется ли ключ к разгадке в наркомании?

В дверь кабинета деликатно постучали. Обернувшись. Ли Янь увидел на пороге своего шефа.

— Настоящий Эверест! — Чэнь Аньмин ткнул пальцем в гору бумаг под окном. — Чтобы разобрать все это, потребуется не меньше недели.

— А то и месяца, — мрачно заметил Ли.

— Как продвигается расследование?

— Медленно. Завтра я смогу доложить точнее, жду окончательных результатов криминалистической экспертизы. Пока мы топчемся на месте.

Чэнь кивнул.

— Зато у меня приятная новость. Профессор Цзян предложил нам извлечь максимальную пользу из пребывания в городе доктора Кэмпбелл, которая уже оказала полиции огромную услугу. Разумеется, помощь американки не должна нанести ущерб ее лекциям.

Ли Янь сделал глубокий вдох.

— Университет очень щедр, шеф, но я не вижу в этом особой необходимости.

— Брось, я уже принял его предложение, с благодарностью от твоего имени. Я сказал, что завтра утром мадам Кэмпбелл может приступить к двум другим вскрытиям.

Старший инспектор едва сдержался, чтобы не застонать.

— Вы поспешили, шеф. Я уже договорился с профессором Се, он готов. Это наше дело, и мадам Кэмпбелл ничего о нем не знает. У меня нет нужды обращаться к ней!

Шефу захотелось одернуть заместителя, однако, встретившись с ним взглядом, Чэнь передумал. Однажды он уже настоял на своем. Молодой офицер полон уверенности в собственных силах, так пусть действует.

— Ну, смотри сам. Я сообщу Цзяну о твоей договоренности, попрошу поблагодарить мадам. Она действительно ничем нам не обязана. — Чэнь помолчал. — Но имей в виду: если тут какие-то личные мотивы, то ты глупец. Профессионал не может руководствоваться эмоциями.

Когда дверь за шефом закрылась, Ли Янь долго не сводил взгляда с окна. Половина его души требовала согласиться с предложением, вторая кричала: вот тогда-то личные мотивы возьмут верх над профессионализмом! Образ Маргарет Кэмпбелл будил в детективе те чувства, которые он всячески подавлял в течение десятилетия. Ставить на грань риска блестящую карьеру? Ни за что.

Взгляд Ли заскользил по тексту выписки из досье на Иглу.

VI

Дверь тихонько скрипнула, и этот почти неслышный звук вырвал ее из хрупких объятий сна. Она потерла глаза, оторвала голову от подушки, казавшейся почему-то неестественно твердой. Шея одеревенела. В полумраке двигалась мужская фигура. Что в ее номере делает мужчина? С бьющимся сердцем Маргарет пошевелилась, попыталась выпрямиться и осознала: это вовсе не гостиничный номер. Она заснула в преподавательской, на столе, положив под голову локоть правой руки. От возобновившегося кровотока руку покалывало.

— С вами все в порядке? — спросил Уэйд.

— Да. Ради Бога, простите. Сама не знаю, как отключилась. Ночью я почти не спала.

Ночью? А когда она была, эта ночь? Маргарет была как в тумане, сознание возвращалось к ней неохотно, так же как кровь, вновь заструившаяся по жилам. Боль молоточками стучала в висках, от нее ныли мышцы шеи. Мозг беспорядочно перебирал обрывки впечатлений: прозекторская, обед с Ли Янем, тоскливое возвращение в университет, просьба профессора Цзяна еще раз помочь следствию…

Голова наконец прояснилась. Маргарет вспомнила, как принесла извинения своим коллегам Тяню, Баю и доктору My, как в порыве благородства вызвалась освободить их кабинет: «Теперь, когда меня попросили оказать содействие первому отделу, я буду очень мало времени проводить в стенах университета». Эта мысль ее взволновала.

— Но где же вы станете готовиться к лекциям? — поинтересовалась через переводчицу доктор My.

— В гостинице. Там для этого все условия, есть кондиционер и телефон. На первом этаже — бизнес-центр: ксерокс, факс, электронная почта. За меня не беспокойтесь!

Коллегам Маргарет наверняка показалась сумасшедшей, но перспектива возвратиться из подвала в привычную обстановку взяла верх. Вступать в спор китайцы не захотели.

— Вам нужно было поехать к себе, — заметил Уэйд.

Она потрясла головой, сбрасывая остатки сна.

— Знаю. Я и собиралась, только не успела. Прикрыла глаза, а потом… Сколько сейчас времени?

— Половина шестого. Профессор Цзян хотел перекинуться с вами парой слов.

— Как, опять?

Ступив в кабинет Цзяна, Маргарет увидела на лице профессора извиняющуюся улыбку. Сидевшая в углу Вероника отводила взгляд. Цзян указал американке на кресло и заговорил. Речь его длилась минуты три. После короткой паузы Вероника перевела:

— Профессор имел телефонный разговор с начальником первого отдела господином Чэнь Аньмином. Тот сказал, что его заместитель весьма признателен вам, но считает ваше дальнейшее участие в следствии… избыточным.

Веки Маргарет дрогнули. «Избыточным». Если называть вещи своими именами — бесполезным. Это было хуже пощечины.