Чаша и клинок - Риан Айслер

В еврейском мифе Иегова убивает змея левиафана (о нем читаем в Библии: Иов., 40, 41; Пс., 74: 14), представленного теперь в виде ужасного многоголового морского чудовища. Однако в то же время, по утверждению Дартмутской Библии, самый священный символ иудейской религии ковчег завета, возможно, сначала заключал не откровения. В этом ковчеге, который занимает центральное место в иудаистских обрядах, содержался медный змей.

Это был тот самый медный змей, о котором говорится в главе 18 Четвертой книги Царств и которому, по словам Джозефа Кэмпбелла „поклонялись в каждом храме Иерусалима вместе с его супругой, могущественной богиней, известной там под именем Ашера“. И, как читаем в Библии, лишь в 700-х гг. до н. э., во время религиозных преобразований царя Езекии медный змей, по преданию, сделанный самим Моисеем во славу Господа, был изгнан и истреблен.

Однако наиболее ярким свидетельством того, что змей все еще оставался могущественной фигурой, является история изгнания Евы и Адама из рая. Ибо именно змей советует женщине ослушаться Бога и съесть плодов от дерева познания добра и зла — совет, который, как считается и по сей день, обрек человечество на вечные мучения.

Теологи предпринимали немало попыток толковать историю грехопадения, не объявляя варварство, жестокость, черствость неизбежным следствием „первородного греха“. Подобная новая, более гуманная интерпретация этого известнейшего религиозного мифа — часть того идеологического преобразования, которым сопровождается социальный, экономический и технологический поворот от системы господства к системе партнерства. Однако важно представлять социальное и идеологическое значение этого важнейшего сюжета в его историческом контексте.

Собственно говоря, история Евы, поддавшейся искушению змея, имеет смысл лишь в исторической перспективе. То, что Еве, первой женщине, ослушаться приказа мужского божества советует змей, древний пророческий символ Богини, конечно, не случайность. Не случайно и то, что Ева действительно следует совету змея, нарушая запрет Иеговы. Как и древо жизни, дерево познания добра и зла было также символом власти Богини в ранней мифологии. Более того, в древней мифической и общественной реальности устами женщины-жрицы (греческой пифии и, позднее, римской Сивиллы) вещали божественная мудрость, божественное откровение.

С точки зрения древней реальности, приказ Бога Иеговы Еве не есть от священного дерева (или дерева познания добра и зла, или дерева божественной мудрости, или дерева жизни) был не только неестествен, но и просто кощунствен. Рощи священных деревьев являлись частью древней религии. Так же, как и обряды, признанные привести молящихся в состояние, когда они способны воспринять божественные или мистические откровения, — обряды, в которых женщины выступали в роли жриц Богини.

То есть, по старым меркам, Иегова не имел права приказывать Еве. А Ева и змей, как представители Богини, не обязаны были ему подчиняться.

Однако если эта часть истории грехопадения приобретает смысл только с учетом древних реальностей, остальное проясняется только в свете насаждаемой системы господства. Ибо как и преображение быка (еще одного древнего атрибута Богини) в дьявола с рогами и копытами христианской иконографии, так и превращение древнего символа пророческой мудрости в символ сатанинского зла и женской вины за все несчастья человечества были, безусловно, политической уловкой. Привычные образы намеренно наполнялись противоположным содержанием.

Обращенное к первоначальной аудитории Библии — народу Ханаана, что все еще помнил страшные истязания, которым подвергли их предков люди, принесшие с собой новых богов войны и грома, — повествование о тяжелейших последствиях Евиного непослушания было не просто аллегорией о „греховности“ человечества. Оно явно предупреждало: перестаньте поклоняться Богине.

„Грех“ Евы, бросившей вызов Иегове и осмелившейся приблизиться к источнику знания, подразумевал, что она отказывается отойти от старого культа. А поскольку ее, первой женщины, символа женского начала, преданность старой вере оказалась крепче, чем у Адама, который лишь последовал ее примеру, и наказать Еву следовало строже. Отныне она должна быть покорна во всем. Умножится скорбь ее в беременности ее — „в болезни“ предстояло вынашивать и рожать детей. И во все времена будет над нею властвовать жестокий Бог и мужчина, его земной представитель.

Подвергая поношениям змея, связывая женщину со злом, старались дискредитировать Богиню. В самом деле, наиболее ярким примером попыток, заложенных в Библии, установить и поддержать власть мужчин, иерархию и войну, является даже не отношение к змее. Гораздо более выразительно отношение мужчин, ее составляющих, к самой Богине.

* * *

Сначала захватчики были просто бандами разбойников, которые убивали и грабили. Например, в Древней Европе резкое исчезновение существовавших культур совпадает с появлением курганных захоронений. А в Библии мы читаем, как целые города сжигались дотла и как произведения искусства, включая святыни поверженных народов, „языческие идолы“, переплавлялись в слитки золота, чтобы удобнее было перевозить.

Но по прошествии времени новые повелители сами стали меняться. Они, их сыновья и внуки и внуки их внуков, восприняли некоторые передовые технологии, ценности и образ жизни побежденных народов. Оседая, они часто брали в жены местных женщин. Подобно микенским правителям на Крите и царю Соломону в Ханаане, они стали больше интересоваться „изящным“ в жизни, строили для себя дворцы, собирали произведения искусства.

Таким образом, постепенно, после очередной волны вторжений, все-таки возобновлялось движение в сторону утонченности и усложненности техники и культуры. Всякий раз после какого-то периода культурного регресса прерванный ход развития цивилизации продолжался. Однако развитие это принимало теперь иной оборот. Одну черту древнейшей культуры мужчины, если они хотели сохранить свое господствующее положение, принять не могли. Эта черта, а точнее, совокупность черт составляла стержень Древней модели общественного устройства — миролюбие и равноправие.

Поворот цивилизации

Одновременное существование двух систем — системы господства, насаждавшейся поверх системы партнерства, — несло опасность, что старый порядок, привлекательный для тех, кто жаждал мира и свободы от угнетения, снова возобладает. Постоянно существовала угроза, что восстановится старая социально-экономическая система, при которой глава матрилинейного клана держала в своих руках землю, будучи попечителем своего народа.

Для укрепления власти новой правящей элиты, необходимо было отобрать у женщин право принимать решения. А жриц надо было лишить их духовного авторитета. И патрилинейность должна была сменить матрилинейность даже среди покоренных народов, что и произошло в Древней Европе, Анатолии, в Месопотамии и в Ханаане, где женщины теперь воспринимались как руководимые мужчинами живые системы производства и воспроизводства, а не как самостоятельные члены сообщества.

Но не только женщины отлучались от ответственности и власти. Само техническое развитие общества также использовалось для усиления и поддержания социально-экономической системы, основанной на неравенстве.

Как свойственно обществу господства, преимущественно развивались технологии уничтожения. Общество не только почитало и награждало проявивших особую удаль в грабежах и убийствах, но и направляло свои материальные ресурсы на производство все более сложного смертоносного оружия. Рукоятки кинжалов и мечей украшались драгоценными камнями, жемчугом, изумрудами и рубинами. И хотя цепи, в которые заковывали пленников, тянущихся вереницей за победителем, выковывались из неблагородных металлов, сами колесницы полководцев, царей и императоров были изготовлены из серебра и золота.

Как только вслед за периодом застоя или регресса техническое развитие возобновилось, качество товаров возросло. Однако способ их распределения изменился. На Крите трудились все, и жизненный уровень был довольно высок у всех. Теперь же, когда благодаря улучшенным технологиям увеличилось производство материальных ценностей, львиную долю этого нового богатства присваивала правящая верхушка, а подданным доставались лишь остатки.

Социальное развитие тоже двинулось вперед: политические, экономические и религиозные институты усложнялись и совершенствовались. Однако новые специальности, новые административные должности» возникавшие в результате этих процессов, оказывались в руках сильных завоевателей и их преемников.

Обычно эти люди получали власть, разрушая и присваивая богатства завоеванных территорий, а не создавая новые ценности. Затем, по мере того, как возникла необходимость новых ролей в производстве и управлении богатством, эти роли также были присвоены завоевателями. Наиболее видные и доходные места сохранялись за мужчинами, стоящими у власти; остальные распределялись между теми их подданными, кто служил и повиновался им. В число таковых входили, например, новая выгодная должность сборщика дани (позднее сборщика налогов), а также другие бюрократические посты, приносящие людям не только власть и престиж, но и богатство.