Скажи любви «нет» - Фабио Воло

– Мог бы и предупредить, что съел йогурт, я бы тогда купил еще одну упаковку.

Я, конечно, понимаю, что мои слова звучали довольно некрасиво, но меня уже достала эта раз за разом повторяющаяся история.

На мое ворчание Тони ответил:

– Не затевай склоки из-за одной баночки йогурта. Я тебе завтра куплю целую упаковку. – Он давал мне понять, что я слизняк, который начинает скандалить из-за баночки йогурта.

Я вовсе не собирался с ним ссориться, мне просто надоело открывать по утрам холодильник и не видеть там то, что я собирался съесть на завтрак. К слову, целой упаковки он так ни разу и не купил…

В любом случае, больше всего меня раздражало то, что он до такой степени уверовал в свое превосходство надо мной, что обращался со мной так, словно мне несказанно повезло, что я живу с ним в одной квартире. Если я смотрел телевизор, он просил меня перейти на другой канал, потому что по нему шла более интересная передача. Вначале я ничего не говорил из уважения к нему, но потом, со временем, его поведение стало меня донимать. Помимо всего прочего телевизор был мой, я его купил на свои деньги, у него же не было телевизора, потому что он всегда говорил, что «не смотрит ящик». А потом конечно же смотрел.

Когда в доме перегорала лампочка или заедало жалюзи, он просил меня починить их. «Сделай ты, ты все можешь, а я руками ничего не умею делать». И я ему потакал, мне это было приятно, но прежде всего мне было приятно, что я умею это делать. Я не понимал, что он обращался ко мне с такими просьбами с чувством превосходства, словно говоря: «Я художник, мне такими вещами недосуг заниматься…» Если бы я это почувствовал, я бы показал ему, как я умею мыть пол, протирать газетой оконные стекла, вытирать слишком узкие стаканы, в которые с трудом проходит рука, как до блеска отмыть стальную раковину и краны или отдраить унитаз, если кто-то забыл воспользоваться щеткой. Я мог показать ему еще много других вещей. Но он в двадцать лет получил престижную премию, он был гений, талантище, подавал большие надежды… и такое занятие считал ниже собственного достоинства. Я действительно думаю, что мне в те годы очень повезло жить рядом с более одаренным, чем я, человеком. Я и сейчас стараюсь водить компанию с людьми, которые опытнее меня. Рядом со мной должен находиться человек, который побуждает меня стремиться к более высоким целям, поэтому я терпеть не могу людей, окружающих себя прихвостнями и подпевалами.

Когда я добился хороших результатов в работе и осознал, что я прекрасно могу обходиться без заимствований и при этом оставаться самим собой, парнем из провинции, я постепенно приобрел уверенность в своих силах и перестал идти на компромиссы. Однако Тони увидел в моем поведении проявление открытого неуважения к собственной персоне и наглядное доказательство того, что успех вскружил мне голову; он решил, что я стал задаваться.

Тони начал говорить о моих работах и моих успехах так, словно они всего лишь результат удачного стечения обстоятельств. «Тебе повезло, тебе поручили провести эту рекламную кампанию. Тебе подфартило, что шеф ничего не заметил. Тебе повезло, что это случилось именно в тот самый момент». Я не понимал, почему он так со мной разговаривает: сам я всегда радовался за него, когда он добивался успешных результатов.

Понемногу я начал догадываться о том, что дружба его была неискренней, а, скорее, служила ему поводом для самоутверждения. Вот почему он не хотел расставаться с квартирой: каждый год приезжал новый молодой сотрудник, и он по-прежнему оставался самым тонким и искусным мастером. Мы служили ему для того, чтобы он среди нас упивался своим величием.

Ненависть к нему так и не проснулась во мне, только теперь я уже не позволял ему держаться со мной свысока. Я нарочно спрашивал его о фильме, который по его уверениям он собирался снять. Я выпытывал у него, о чем будет этот фильм, когда он готовится приступить к съемкам, набивался к нему в помощники. Отвечал он всегда уклончиво и предпочитал быстро сменить тему разговора. Каждый раз, когда я спрашивал у него: «А скоро ты закончишь сценарий? Ты сейчас работаешь над ним?», он находил какие-нибудь отговорки. «Сейчас нет, не работаю, мне надо вначале съездить в одно место, увидеть все своими глазами; сейчас я сделал перерыв, жду, когда выпустят новый образец программного обеспечения для монтажа; сейчас у меня пауза, время не совсем подходящее…»

Он постоянно откладывал начало работы. Я понимал, что он ищет всевозможные предлоги, так как, на самом деле, боится показать всем, что ему не по плечу то, на что он замахнулся. Возможно, он и сам догадался, что не сумеет оправдать собственные надежды. Вначале своей карьеры Тони завоевал знаменитую премию, и это сильно навредило ему. Тони показалось, что он уже достиг своей цели, и все трудности остались позади. С другой стороны, после успеха ты чувствуешь, что все начинают следить за тобой, и всеобщее ожидание нагоняет на тебя страх и тоску. Намного проще, когда успех растет шаг за шагом.

Однажды я попытался по-дружески поговорить с ним и сказал, что, на мой взгляд, он попусту растрачивает свой талант и время и зря цепляется за любой предлог, чтобы отложить начало работы. Скорей всего, он попросту струсил и наложил в штаны. Я свои замечания высказал ему в очень мягкой форме, так, чтобы он не принял мои слова за злую иронию, но он прямо-таки взорвался от гнева. Он кричал, что я возомнил себя бог весть кем, что я не смею говорить с ним в таком тоне, что не мне его судить, что за моими словами скрываются, прежде всего, наглость, самомнение и зависть.

– Но, Тони, я говорю тебе это как друг.

– А я тебя ни о чем не прошу. И потом, ты-то откуда это знаешь? Просто тебе подфартило сделать парочку приличных работ… от которых я, кстати, отказался. Когда ты сюда приехал, ты не умел даже чисто говорить по-итальянски, а теперь учишь меня жизни? Отвали от меня, лузер!

Вскоре после этого мы с ним столкнулись на конкурсе. Конкурс никто из нас не выиграл, но я был вторым, в общем, оказался выше, чем он. Тони со мной совсем перестал разговаривать, рот открывал, только чтобы по-хамски оскорбить меня. Когда мы недовольны самими собой, мы нередко озлобляемся по отношению к другим.

Однажды он даже обвинил меня в том, что я украл у него идею, уверяя всех, что слоган, использованный мной в рекламе, я позаимствовал у него во время нашей вечерней болтовни.

В любом случае наши отношения совсем испортились. И как только я узнал, что рядом с офисом сдается квартира, я в нее переехал.

Моя жизнь теперь текла в двух разных измерениях. В течение недели я добивался своих целей, относительных успехов, потом возвращался на выходные домой и виделся с отцом, который надрывался на работе намного больше, чем я, но так ничего и не добился. Дома я старался особенно не показывать, что доволен своей работой, а в офисе я пытался утаить досаду, которую испытывал дома. Для меня это стало хорошей тренировкой, с ее помощью я выработал у себя привычку скрывать свои чувства. Далось мне это нелегко, мне было почти физически тяжело изображать внешнее душевное спокойствие, которое помогало мне успешно работать и поддерживать отношения с окружающими. На протяжении большей части своей жизни я притворялся, скрывая свои истинные чувства. Я часто повторял себе: «Мне не удалось стать счастливым, зато я могу казаться им».

Как-то в субботу, когда я обедал с родителями, отец обронил фразу, которую я вначале пропустил мимо ушей, но со временем понял, насколько глубоко она поразила меня. Он обратился ко мне с дежурным вопросом:

– Как дела?

– Хорошо.

– Я рад. Ты знаешь, я тут подумал, что, в общем, мое невезение обернулось твоей удачей.

– В каком смысле?

– В том смысле, что, если бы наши дела в баре шли не так плохо, ты бы никогда не уехал из дома, следовательно, мое невезение обернулось твоей удачей.

Мой отец часто не отдает себе отчета в том, что говорит, он не способен проследить за развитием мысли. Ему трудно догадаться, что может значить для меня сказанная им фраза. В его словах не было тайного смысла, однако они вонзились в меня как осколок гранаты, словно раскаленный прут прошил мое тело, а в моей голове сразу же засела мысль о тесной связи между моим счастьем и его несчастьем. Чем лучше шли у меня дела, чем больше денег я зарабатывал, тем сильнее я чувствовал свою вину перед отцом. Мои деньги и успех отдаляли нас друг от друга, все быстрее увеличивалась разница между нами. Чем выше я поднимался по лестнице успеха, тем сильнее ощущал свое одиночество.

Я не мог наслаждаться плодами своих профессиональных достижений. Я, например, продолжал ездить на своей старой разбитой машине. Многие мои знакомые воспринимали это как прихоть, им казалось, что я играю в наивного чудака, изображаю из себя скромного, непритязательного человека. Они не могли знать, что для меня это саднящая рана. Машина стала моей связью с семьей. Для меня новая машина означала бы еще более глубокую пропасть между нами, она еще на шаг отдалила бы меня от них, добавила одиночества и усилила чувство вины.