В доме Шиллинга - Евгения Марлитт

Она вдругъ умолкла и съ торжествующимъ видомъ протянула руку по направленію своей невѣстки.

— Тамъ ты отвѣчала мнѣ гордой усмѣшкой или рѣзкимъ замѣчаніемъ, когда я возмущалась этимъ безумнымъ планомъ, — конечно, ты знала это лучше моего! Но когда я, проѣзжая мимо, указала тебѣ драгоцѣнное старое монастырское гнѣздо, тогда исчезло геройство, разсѣялись иллюзіи, ты поблѣднѣла, какъ смерть, и представляла собой олицетвореніе ужаса.

Мерседесъ закусила губы и нагнулась къ Іозе, который въ страхѣ отъ незнакомой ему обстановки подбѣжалъ къ ней и охватилъ ея талію своими рученками.

— Я знаю эту блѣдность, я чувствую, какъ кровь у меня приливаетъ къ сердцу съ той минуты, какъ на меня пахнуло воздухомъ Германіи, — сказала она послѣ минутнаго молчанія, тяжело переводя духъ, и ея мрачный взглядъ устремился куда-то въ пространство мимо стоявшаго близъ нея барона Шиллинга. — Я не думала, что вся моя натура будетъ возмущаться противъ нея, такъ какъ по отцу то я нѣмка, теперь я знаю, что онъ не оставилъ мнѣ въ наслѣдство ни симпатіи, ни любви къ родинѣ, гдѣ онъ былъ такъ несчастливъ.

Ей не надо было увѣрять, что кровь у нея бурно приливала къ сердцу, это слышалось въ глубокомъ страстномъ звукѣ ея голоса.

— Я знаю, что обѣщала Феликсу, но меня охватываетъ ужасъ при видѣ этого развалившагося дома; такъ и кажется, что тамъ обитаютъ голодъ, нужда, подлость — и тамъ я должна искать бабушку нашихъ дѣтей!

Охвативъ обѣими руками бѣлокурую головку мальчика, она прижала его къ себѣ съ чувствомъ страстной нѣжности, къ которому примѣшивалось также и чувство оскорбенной гордости.

— Я знаю прошлое моего отца, — продолжала она упавшимъ взволнованнымъ голосомъ, тяжело переводя духъ, — и теперь мнѣ кажется, что я вижу передъ собой то несчастное время его жизни, когда онъ взялъ изъ этого мрачнаго угла предшественницу моей гордой матери.

Люсиль съ плутовской улыбкой усѣлась опять поудобнѣе и стала играть серебряной кистью подушки, на которую опиралась рукой. Ея пикантное личико съ злыми глазками сіяло отъ удовольствія: «донна Мерседесъ» со своимъ испанскимъ высокомѣріемъ въ первую же минуту уронила себя въ глазахъ нѣмецкаго дворянина, простота обращенія котораго вошла въ поговорку въ Берлинѣ. Теперь онъ долженъ понять, какъ она страдаетъ подъ надзоромъ такого ментора. Но она вдругъ нашла, что онъ ужъ не тотъ — милый баронъ Шиллингъ, какимъ она его знала прежде. Его манеры и обращеніе показались ей дерзкими и грубыми — чего ради слушалъ онъ такъ внимательно, точно евангеліе, желчную филиппику желтой испанки противъ Германіи? А ее, главное лицо, Люсиль Фурніе, вдову Люціана, которую онъ долженъ былъ беречь, какъ самое дорогое сокровище, оставленное ему его другомъ, ее онъ оставлялъ безъ вниманія въ уголкѣ дивана, какъ деревянныя модели въ своей мастерской! Чудовище!

Серебряная кисть вертѣлась у нея въ рукѣ, какъ волчекъ, а маленькая ножка бѣшено выбивала тактъ о кушетку.

— «Нищета», «подлость», «мрачный уголъ», — повторила она съ паsосомъ и громко засмѣялась. — Монастырскій домъ произвелъ прекрасное впечатлѣніе, — я отомщена, вполнѣ отомщена! Я вспомнить не могу о томъ ужасномъ вечерѣ, когда мы, бѣдный Феликсъ и я, бѣжали изъ этого мрачнаго ужаснаго ада. Тогда мы, какъ заблудившіяся дѣти, пришли сюда, гдѣ былъ свѣтъ и блескъ. Ваша супруга, chХr baron, сидѣла тамъ въ креслѣ и вышивала, — а что она еще продолжаетъ вышивать? ахъ, вотъ вспомнила, существуетъ еще маленькая бестія Минка, имѣвшая такое пристрастіе къ миніатюрнымъ портретамъ.

Теперь онъ рѣзкимъ движеніемъ повернулся къ ней.

— Господи, вы, кажется, хотите пронзить меня своимъ взоромъ? — продолжала она съ комическимъ движеніемъ ужаса. — Въ чемъ же я опять провинилась? Здѣсь, очевидно, должно онѣмѣть, если ужъ считается за грѣхъ спросить объ обезьянѣ вашей жены. Скажите, пожалуйста, chХr baron, отчего вы такъ волнуетесь? Ужъ не изъ-за Мерседесъ ли. Такъ успокойтесъ, — я ужъ давно разсказала ей эту забавную исторію! Она принимаетъ всегда такой скучающій видъ, когда съ ней болтаешь, знаете, видъ грандессы, внушающій уваженіе, а всетаки исторію со слоновой дощечкой она должна была выслушать два раза… Вѣдь не виноваты же вы въ томъ, что ваша жена позволила Минкѣ позабавиться портретомъ въ оконной нишѣ, такъ какъ не хотѣла, чтобъ онъ достался вамъ.

Она была права, говоря, что онъ волнуется.

— Ваша живость и любовь къ забавамъ развиваются въ ущербъ другимъ качествамъ, фрау Люціанъ, — сказалъ онъ съ видимой досадой.

— Какъ, ужъ не хотите ли вы сказать, что все это неправда? — вскричала она, вскочивъ сразу на ноги. — Полноте! — продолжала она сердито. — Развѣ не сами вы собирали обломки, и развѣ не хотѣли вы склеить ихъ для стараго барона или для… — она пожала плечами, — впрочемъ почемъ я знаю!..

— Для себя самого, — сказалъ онъ спокойно.

Она принужденно засмѣялась.

— Ахъ, да, я вспомнила теперь, и онъ еще существуетъ?

— Да.

При этомъ лаконическомъ отвѣтѣ донна Мерседесъ быстро подошла къ нему. Во время язвительнаго описанія маленькой женщины она то блѣднѣла, то краснѣла. Съ холодной улыбкой, но съ блестѣвшими отъ оскорбленной гордости глазами подошла она къ хозяину дома, хозяйка котораго ненавидѣла ее по портрету уже много лѣтъ.

— Я позволю себѣ воспользоваться этимъ случаемъ и попрошу васъ возвратить мнѣ портретъ, — тихо проговорила она.

Онъ опустилъ руку въ боковой карманъ и молча подалъ ей маленькій простенькій футляръ.

Она чуть не отступила отъ него при этомъ быстромъ безмолвномъ исполненіи ея воли. Она съ изумленіемъ и какъ бы даже съ обидой подняла на него глаза, и вокругъ ея маленькаго рта образовалась легкая своенравная черта, въ то время, какъ она небрежно опустила въ карманъ футляръ.

Въ эту минуту въ комнату вошелъ слуга съ подносомъ кофе. За нимъ шла мадемуазель Биркнеръ; она несла корзинку съ ягодами. Въ то же время въ сѣняхъ раздался громкій лай.

— Это, наконецъ, Пиратъ, тетя! — радостно закричалъ маленькій Іозе и бросился въ коридоръ. Вскорѣ онъ вернулся, обвивъ рукою шею огромнаго дога, который почти внесъ его въ комнату. За нимъ вошелъ высокій широкоплечій негръ и остановился на порогѣ. Онъ низко поклонился доннѣ Мерседесъ и извинился, что такъ замѣшкался на вокзалѣ вслѣдствіе нѣкоторыхъ недоразумѣній изъ-за собаки и остававшагося багажа.

Іозе вдругъ весь преобразился. Какъ только въ чужомъ домѣ раздался голосъ Пирата, и онъ радостно запрыгалъ подлѣ него въ салонѣ, какъ дѣлалъ это въ семейной комнатѣ тамъ, за далекимъ моремъ, и онъ почувствовалъ себя здѣсь, какъ дома.

— Ахъ, я очень безпокоился о Пиратѣ, - сказалъ онъ повидимому съ облегченнымъ сердцемъ барону Шиллингъ, который ласково гладилъ по головѣ прекрасное животное.

— Онъ такъ ужасно вылъ въ своемъ помѣщеніи, а другія лаяли, точно бѣшеныя, — я думалъ, что онѣ искусаютъ другъ друга до смерти. Пиратъ очень дикъ, да будетъ тебѣ извѣстно. Якъ говоритъ, — онъ указалъ при этомъ на негра, который передавалъ доннѣ Мерседесъ какую-то принесенную имъ шкатулку, — что онъ получаетъ слишкомъ много мяса, полное блюдо. Здѣсь будутъ ему давать столько же, дядя? А гдѣ его домъ? У тети Мерседесъ его домъ былъ такъ великъ, что я могъ залѣзать туда вмѣстѣ съ нимъ.

Баронъ Шиллингъ засмѣялся.

— Позаботьтесь, чтобы отперли собачью конуру и постлали тамъ свѣжей соломы, — приказалъ онъ слугѣ, который при упоминаніи о полномъ блюдѣ мяса насмѣшливо покосился на собаку и старался убирать свои ноги подальше всякій разъ, когда она близко подходила къ нему.

— Слушаю-съ, — отвѣчалъ онъ почтительно. — Но, извините, сударь, я говорю это только ради госпожи баронессы, собачья конура слишкомъ близко къ дому; Леда, которую вы изволили получить отъ графа Райнеръ, лаяла вполовину не такъ громко, какъ эта собака, а ее пришлось увести, такъ какъ госпожа баронесса не могла ее выносить.

— Какъ, и Пирата тоже выгонятъ, дядя? — вскричалъ Іозе, задыхаясь отъ ужаса.

— Съ чего ты это взялъ, мой милый? Товарищъ твоихъ игръ такъ же, какъ и ты, останется въ домѣ Шиллинга. Пойдемъ, устроимъ ему хорошее помѣщеніе у меня.

Онъ взялъ ребенка за руку, сдѣлалъ знакъ негру слѣдовать за ними и молча раскланялся съ дамами, между тѣмъ какъ собака съ оглушительнымъ радостнымъ лаемъ бросилась впередъ.

— Слава Богу, что это шумное страшилище убралось наконецъ отсюда, — воскликнула Люсиль и снова опустилась на кушетку. — Вѣроятно, это единственный пунктъ, въ которомъ я согласна съ противной сѣрой баронессой, — сказала она своей золовкѣ на плохомъ англійскомъ языкѣ, чтобы не поняла бывшая здѣсь прислуга. — Я все время была противъ того, чтобы брать съ собой Пирата, но всякое благоразумное замѣчаніе оставляется безъ вниманія, когда monsieur[22] Іозе захочетъ поставить на своемъ.