Семья волшебников. Том 1 - Александр Валентинович Рудазов

рыбку. Я немного…

— Рыбалка входит в цену, — кивнул водяной. — Токмо сетей не ставьте. А то был тут один, сетями всю эту перегородил. Рыба попадала — и дохла. Вся. Сети-то он забыл, урод. Когда пришел, то и сам сдох. С лодки упал и в сетях запутался. Вот такой вот несчастный случай. Но хоть раки поели… и Ховрюшка.

— А Ховрюшка — это у нас кто?

— Да сом мой любимый. Знаешь, какие у меня тут сомы, девочка? — обратился водяной уже к Астрид. — Во-о-от такие!

Водяной рубанул ладонью по руке, и та удлинилась метров до четырех. Астрид выпучила глаза и быстро вылезла на берег. Она не знала, кто такие сомы, но решила сначала спросить у попугая, едят ли они маленьких девочек.

Лахджа решила все-таки не пускать дочь купаться одну, хотя бы пока та немного не подрастет. Конечно, у нее есть Луч Солары, и если это какой-то скверный водяной, то на него тоже подействует. Но все равно.

— А вы здесь какими судьбами? — поинтересовался дух реки. — Гляжу, ребеночек тут у вас. В каких отношениях с хозяином усадьбы будете? Он каких будет, коли не тайна? Сыночек покойного Гурима, али еще кто? Может, в гости ко мне заглянете, икры лягушачьей откушаете?

Ага, икры тебе предлагает. Хлебосольный какой. Может, и меня пригласит?

Майно там уже очень пристально следил, что происходит на берегу. Бросил перебирать склянки матери, распахнул выходящее на реку окно и ментально переместился к своему самому ценному фамиллиару.

— Я с удовольствием. И муж мой тоже с удовольствием.

— А, муж, — как-то погрустнел водяной. — Так вы замужем. А я-то подумал, прислужник волшебный, а вы… а, ну да, ну да…

Он уставился на живот Лахджи, посопел и погрузился обратно в воду.

— Короче, мы договорились, а я пойду, — пронеслось уже как-то над рекой.

Над камышами собрался туман, а Лахджа позвала Астрид домой. Пора было обедать.

После обеда Лахджа продолжила закреплять свою связь с поместьем, Майно взялся обустраивать кабинет, фамиллиары тоже занялись кто чем, а Астрид осталась предоставлена сама себе. Она привыкла жить в городской квартире, откуда ее выпускали только в сопровождении родителей. А здесь просто огромаднющий дом и вокруг… ну как улица, только не улица.

И везде можно бегать! Совсем одной!

Она и бегала.

Сначала она основательно объела малинник. Малины было уже мало, сезон заканчивался. Поэтому Астрид спасла все ягоды, какие сумела, и справедливо собой возгордилась.

Затем она нашла дикую грушу. Груш было полно, они были душистые, но жесткие и кислые. Поэтому Астрид решила груши не трогать, зато отковырнуть здоровенную окаменевшую каплю смолы.

Когда это получилось, и блестящая на солнце смола оказалась в ладошках, девочка подумала и съела ее. Пусть и она теперь присоединится к ее анклаву.

Астрид подумала, что если она не может съедать деревья, то надо съедать семена. И тогда там будут расти деревья. И внутри нее будет лес.

Так она и поступила.

Но все деревья растут на земле, подумала Астрид. Это что же — землю жрать?

Девочка нехотя стала ковырять землю когтем. Ну раз надо…

Вкусной земля не оказалась. Когда папа вышел на улицу и увидел плачущую, жалеющую себя Астрид, зачем-то жующую грязь, он несколько секунд молча на это смотрел, а потом спросил:

— А зачем?

— В анклаве должна быть земля! — дрожащим голосом объяснила Астрид.

Дегатти даже не нашелся с ответом. Вообще-то, разумное рассуждение, но…

— Астрид, а какая разница, что у тебя в анклаве? — спросил он. — Ты же туда не сможешь попасть. И никто не сможет.

— Мышки смогут…

— Мышки?..

— Я вчера случайно съела мышку… И теперь я все время ем хлеб, чтобы ей там было что покушать…

Дегатти снова не нашелся, что ответить. Вообще-то, это очень мило. Жутковато, но… мило, что маленький демоненок заботится о пропитании случайно съеденной мышки. Возможно, Астрид еще научится эмпатии и вырастет нормальным, способным к сопереживанию индивидом.

— Поэтому там должен быть лес, — продолжала сбивчиво объяснять Астрид. — И травки, и конфеты разные. И водичка. И конфеты.

Астрид любила конфеты.

— Мне кажется, не стоит тебе есть землю, — сказал наконец отец. — Что бы ты ни съела, оно все равно перегниет и превратится в почву. Лучше кушай побольше овощей… вот капусту цветную Ихалайнен потушил.

— Фу! Лучше уж сразу землю.

Но Астрид все-таки пообещала больше землю не есть. Папа велел ей не выходить за изгородь и вернулся в кабинет — к нему наконец-то пришло нужное настроение, и он строчил вступление к монографии.

А оставшаяся одна Астрид поковыряла землю ботиночком, вздохнула, но решила, что пусть все будет как будет. Природа жестока. Если мышке суждено выжить, то она выживет, а если умереть — умрет. Астрид не может всю жизнь есть то, что понравилось бы мышке.

Она хочет колбасы.

Колбасы Астрид дал енот. Он возился на кухне и по первой просьбе сделал девочке бутерброд. Такой, как она любила — с тоненьким ломтиком хлеба и толстым куском колбасы. Астрид вцепилась в него зубами, и енот налил ей сока.

— Чо за сок? — спросила она, подозрительно принюхиваясь. Ихалайнен иногда норовил подсунуть ей тыквенный или морковный сок, которые считал очень полезными для маленькой растущей девочки.

— Яблочный, — коротко ответил енот.

Это было еще ничего. Запив землю и жуя на ходу бутерброд, Астрид отправилась исследовать дом. Она уже делала это вчера и позавчера, но новый дом был так велик и удивителен, что комнат в нем оставалось еще полным-полно.

Она начала с самого низа, с подвала. Бочек, жбанов и горшков там поубавилось, часть мама выкинула, но много еще оставалось. Мама продолжала их перебирать, размышляя, куда девать все это богатство, а заодно прикидывая, как лучше подвал переоборудовать.

— Привет, Астрид, — сказала она. — Когда я здесь все доделаю, тебе сюда заходить будет нельзя.

Астрид это не понравилось. Она не любила запреты. Когда куда-то заходить было нельзя, Астрид начинала истерику. Истерики не работали, но они злили родителей, а это уже кое-что.

— А что тут будет? — спросила она.

— Котельная… стиральная комната… и еще всякая скучная ерунда, — уклончиво ответила мама. — Даже перечислять неохота.

Астрид пробежалась по подвалу из конца в конец и пожалела, что он станет таким скучным. Сейчас он огромный, темный