Кто не верил в дурные пророчества - Сергей Кусков

Ефрейтор Хабибуллин скучал. Если бы не капитан Морозов, он бы поспал минуток триста, или поиграл бы на компьютере, если нельзя спать; а так – приходилось нести службу. Служба же ефрейтора Хабибуллина заключалась в том, чтобы обеспечивать готовность техники, – так он ее полностью обеспечил еще четыре дня назад. Кроме дизель-генератора, разумеется; но про то, что он барахлит, Хабибуллин уже не раз докладывал и Морозову, и Ляховичу, и сейчас с него – какой спрос?

На худой конец можно было бы поболтать с кем-нибудь на обоюдно интересные темы; но и болтать было не с кем. Капитан и ефрейтор – слишком велика дистанция, да и разговаривать с Морозовым не о чем. Разве что о службе, которая Хабибуллину давно осточертела. А прапорщик, может быть, и снизошел бы до ефрейтора, но как раз Ляховича Хабибуллин презирал за жадность. Тот тащил и пристраивал к домашнему хозяйству все, что не очень хорошо лежало, стояло или висело.

Сам Хабибуллин, впрочем, к аналогичному добру относился так же, но себя жадным не считал. Себя он считал хозяйственным и домовитым.

Когда консервировали этого доисторического монстра, стоящего сейчас на семнадцатой стоянке, ефрейтор, пока Ляхович выворачивал из приборной доски приглянувшиеся ему часы, пошуровал в закутке, где, судя по укладкам, сидел бортмеханик. Инструмент, конечно, по большей части пришлось отдать прапору, но и себе удалось прибрать кое-что. Ефрейтор заначил неплохой тестер, старый, но работоспособный (потом, в случае чего, можно будет продать как антиквариат, есть любители), и присмотрел под креслом бортмеханика небольшой ящичек с инструментом, очень удобный, такой хорошо бы взять с собой на дембель; но сразу забрать не удалось, а теперь самолет стоял запертым, и у Хабибуллина все не выдавалось времени подобрать ключи.

С юго-запада надвигалась гроза. Далекие молнии вспыхивали на фоне черных туч, и раскаты грома, ослабленные расстоянием, в хорошо изолированной от внешнего шума диспетчерской были едва слышны. Свист ветра в металлоконструкциях на плоской крыше диспетчерской был слышен лучше. Туда вела крутая железная лестница, и в неплотно закрытую дверь тоже свистело.

Ефрейтору надоел этот свист. Он поднялся, дернул дверь на себя. Свист стих. Ефрейтор вернулся, сел на свой стул и украдкой зевнул.

В одном из металлических шкафов щелкнуло реле. На экране компьютера появилось сообщение, которое капитан стер, не читая. Он и так знал, что это автоматика включила огни взлетно-посадочной полосы. Перекинув два тумблера, он включил фонари на столбах вдоль ограждения и прожекторы на мачтах возле самолетных стоянок и снова уставился в экраны радаров.

Ляхович встал, включил свет в диспетчерской: ему было темно, он едва видел кукушку. Свет загорелся, потом на полсекунды погас и снова вспыхнул. Прожекторы за окнами диспетчерской тоже мигнули. Компьютеры продолжали работать благодаря надежным источникам бесперебойного питания. Работа локаторов восстановилась через несколько секунд. На экранах по-прежнему ничего не было.

Морозов наконец обратил внимание на какой-то посторонний звук, похожий на стук мотоциклетного мотора. Но, если бы это был мотоцикл, звук должен был бы приближаться или удаляться, а он слышался так, как будто его источник все время оставался на месте.

– Тихо! – сказал Морозов, подняв вверх палец. Все замерли. – Похоже, мотор работает.

– Это лист на крыше генераторной. Ветром колотит, – ответил Ляхович, нехотя отрываясь от кукушки. Хабибуллин промолчал. Он был всецело на стороне прапора, потому что в противном случае ему пришлось бы идти проверять, кто завел мотор, какой именно мотор и с какой целью. Но, выскажись он сейчас в поддержку версии Ляховича, это могло бы подтолкнуть капитана к противоположной; а так – старшие по званию обсуждают, младший молчит: его не спрашивали.

Морозов подошел к окну, выглянул, затем обернулся к Ляховичу, сказал:

– Свет!

Ляхович выключил свет в диспетчерской. За окнами вихри гоняли по бетону мусор, прожектора освещали самолеты на стоянках. Из-за стоящего недалеко "Ил-76" торчали винты старинного бомбардировщика, который на аэродроме успели окрестить "динозавром". Крыша генераторной была не видна. Звук действительно походил на стук плохо прибитого кровельного листа, а Морозов не был извергом и хорошо представлял, каково сейчас выходить наружу. И то ли еще будет, если начнется дождь, – а он начнется разом, и кто под него попадет, разом промокнет. Но служба есть служба, и капитан обернулся к Хабибуллину, чтобы приказать ему выяснить причину стука.

В этот момент погас свет за окнами. Сразу везде: и на столбах ограды, и на полосе, и прожектора на мачтах. Погасли экраны радиолокаторов, а на экранах компьютеров появились сообщения о переходе в режим экстренного отключения. Из всех индикаторов, горевших до этого на пульте, остались только два. Капитан посмотрел в другое окно – огней Новокаменска тоже не было видно.

Морозов достал из стола электрический фонарь, включил его. Достали свои фонари Ляхович и Хабибуллин.

Бегло взглянув на оставшиеся индикаторы, капитан понял, что с подстанции не подается напряжение.

– Ефрейтор Хабибуллин, запустить дизель-генератор! – скомандовал капитан. Хабибуллин небрежно ответил "Есть!" и неторопливо направился к выходу. Капитан достал из стола секундомер и демонстративно щелкнул. Ефрейтор, матерясь про себя, выскочил из диспетчерской, захлопнул за собой дверь, и Морозов с Ляховичем услышали, как он прогрохотал сапогами по лестнице вниз.

Захлопнув дверь, Хабибуллин позволил себе выразиться вслух.

Морозов поочередно проверил телефоны. Не работал ни один, кроме телефона прямой связи с дежурным по гарнизону, который питался от автономного источника. Морозов хотел позвонить, доложить обстановку, потом вдруг передумал: чего докладывать, и так видно, что темно.

Стук кровельного листа прекратился, капитан даже не заметил, когда это произошло. Он больше не вспоминал об этом. Ветер свистел почти непрерывно, заглушая тиканье секундомера. Ляхович подошел к окну, выглянул наружу и, как и следовало ожидать, ничего не увидел. Он подошел к электрощиту и аккуратно повернул общий рубильник освещения в положение "ВЫКЛ", чтобы включить его только тогда, когда дизель-генератор будет устойчиво работать.

Снаружи, приглушенный стенами, раздался звук работающего дизеля. Морозов взял со стола секундомер. Вспыхнули огни по периметру аэродрома, на пульте загорелись индикаторы. Ляхович включил свет в диспетчерской. Морозов остановил секундомер. В тот же миг дизель зачихал, свет опять погас.

Ляхович снова подошел к окну, пытаясь разглядеть там что-то при вспышках молний. Затем сказал, повернувшись к капитану:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});