Райский сад - Эрнест Хемингуэй

– Что Кэтрин?

– Уехала очень довольная и веселая.

– А ты?

– Счастливая, застенчивая и спокойная.

– Такая застенчивая, что и поцеловать тебя нельзя?

Они обнялись, и он почувствовал, как глубока была его раздвоенность. Работа помогала ему собраться, обрести некий внутренний стержень, который нельзя ни расколоть, ни повредить. Он это знал, в этом и была его сила. Во всем остальном с ним можно было делать что угодно.

Пока официант накрывал на стол, они сидели в баре. И даже здесь и потом за столом под соснами в воздухе чувствовалась первая осенняя прохлада, принесенная бризом с моря.

– Этот холодный ветер дует от самого Курдистана, – сказал Дэвид. – Скоро придет пора экваториальных штормов.

– Сегодня все спокойно, – сказала девушка. – Сегодня нам не о чем беспокоиться.

– Ветра не было с тех пор, как мы познакомились.

– У тебя такая хорошая память?

– Мне кажется, это было еще до войны.

– А я последние три дня была на войне, – сказала девушка. – И вернулась только сегодня утром.

– Я стараюсь о ней не думать, – ответил Дэвид.

– Наконец я прочла про войну, – сказала Марита, – мне только непонятно, что думаешь ты. Из книги это не ясно.

Он налил ей и заново наполнил свой стакан.

– Я сам разобрался только потом, – сказал он. – Поэтому я и не притворялся, что понимаю. Я старался ни о чем не думать, пока шла война. Я лишь чувствовал, наблюдал, действовал и еще решал боевые задачи. Вот почему книга не так хороша. Тогда я еще мало что понимал.

– Книга очень хорошая. Особенно описание полетов и людей.

– Да, у меня хорошо получаются люди и всякие технические и тактические детали, – сказал Дэвид. – Поверь, это не болтовня и не бахвальство. Но, Марита, когда человек по-настоящему воюет, ему не до себя. Собственная персона не имеет значения. Стыдно было бы даже думать о себе.

– Но потом все понимаешь?

– Конечно. Но не всегда.

– Можно, я прочту твои записи о нас?

Дэвид подлил в стаканы еще вина.

– И много она тебе рассказала?

– Говорит, что все. Она ведь хорошая рассказчица.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты читала, – сказал Дэвид. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Я писал, еще не зная, что появишься ты. Я не могу запретить ей рассказывать тебе, но читать все это тебе ни к чему.

– Значит, не нужно?

– По-моему, нет. Но запретить я не могу.

– Тогда я должна сознаться, – сказала девушка.

– Она дала тебе прочесть?

– Да. Она сказала, мне это необходимо.

– Черт бы ее побрал.

– Она не хотела никому зла. В то время она очень переживала.

– Так ты все прочла?

– Да. И это прекрасно. Намного лучше последней книги, а новые рассказы еще лучше.

– И даже часть про Мадрид?

Он посмотрел на нее. Она выдержала его взгляд и, не отводя глаз, медленно произнесла:

– Мне все это очень близко, потому что я отношусь ко всему так же, как ты.

Когда они остались вдвоем, Марита спросила:

– А ты думаешь о ней, когда ты со мной?

– Нет, глупышка.

– Хочешь, чтобы я была такой же, как она? У меня получится.

– Давай помолчим.

– Я все умею лучше, чем она.

– Помолчи.

– Ты можешь не заставлять себя.

– Никто никого не заставляет, но я же с тобой.

Они лежали, крепко обнявшись. Позже, когда их тела лишь едва касались друг друга, Марита сказала:

– Я выйду ненадолго. Ты поспи.

Она поцеловала его и вышла, а когда вернулась, он уже спал. Дэвид хотел дождаться ее, но не смог. Она легла рядом и снова поцеловала его, но он не шелохнулся. Марита тоже попыталась заснуть. Сон не шел, и она еще раз поцеловала Дэвида, едва коснувшись губами, и прижалась к нему. Он повернулся во сне, и голова ее оказалась на уровне его груди.

Полдень выдался прохладный, сиеста затянулась, и Дэвид проснулся поздно. Мариты уже не было рядом, и с террасы доносились женские голоса. Он поднялся, перешел к себе в комнату для работы, а потом на улицу. На террасе никого не было, только официант убирал со стола после чая. Женщин Дэвид нашел в баре.

Глава двадцать третья

Кэтрин и Марита пили шампанское. Обе выглядели свежими и хорошенькими.

– Мне это напоминает свидание с бывшим супругом. Чувствуешь себя жутко искушенной, – сказала Кэтрин. Она держалась необыкновенно весело и непринужденно. – Надо сказать, тебе эта роль подходит. – Она посмотрела на Дэвида с насмешливым одобрением.

– Как он тебе? – спросила Марита, взглянув на Дэвида, и покраснела.

– И краснеть еще не разучилась, – сказала Кэтрин. Ты только посмотри на нее, Дэвид.

– Она прекрасно выглядит, – сказал Дэвид. – И ты тоже.

– На вид ей лет шестнадцать, – сказала Кэтрин. – Итак, она созналась, что прочла твои записи?

– Ты бы могла спросить разрешения, – сказал Дэвид.

– Конечно, могла бы, – сказала Кэтрин. – Но я начала читать и так увлеклась, что решила дать почитать и наследнице.

– Я бы не разрешил.

– Помни, Марита, – сказала Кэтрин, – когда он говорит «нет», не обращай внимания. Это ровным счетом ничего не значит.

– Неправда, – сказала Марита. Она улыбнулась Дэвиду.

– А все от того, что последнее время он не вел свой дневник. Как только он его допишет, ты сама все поймешь.

– С записями покончено, – сказал Дэвид.

– Так нечестно, – сказала Кэтрин. – Я ими жила, и это было наше общее дело.

– Ты не должен бросать, Дэвид, – сказала девушка. – Ты ведь напишешь, правда?

– Она хочет попасть в роман, Дэвид, – сказала Кэтрин. – Да и с появлением темноволосой подружки повествование станет повеселее.

Дэвид налил себе шампанского. Он заметил предупреждающий взгляд Мариты и сказал, обращаясь к Кэтрин:

– Я продолжу писать, как только закончу рассказы. А теперь расскажи, как ты провела день.

– Прекрасно провела. Принимала решения и строила планы.

– О Боже, – вздохнул Дэвид.

– Вполне невинные планы, – сказала Кэтрин. – Можешь не стонать. Ты же занимался весь день тем, что тебе нравится. Я очень рада, но и я имею право что-нибудь придумать.

– Ну и что это за планы? – спросил Дэвид с безразличным видом.

– Во-первых, нужно начинать что-то делать для выхода книги. Я собираюсь отдать рукопись перепечатать, все страницы, сколько есть, и позабочусь об иллюстрациях. Мне надо встретиться с художниками и обо всем договориться.

– Ты, должно быть, устала сегодня, – сказал Дэвид. – Надеюсь, ты понимаешь, что прежде чем начать печатать, автор должен закончить рукопись.

– Не обязательно. Мне нужен всего лишь черновой вариант, чтобы показать художникам.

– Понятно. А если я пока не хочу ее перепечатывать?

– Ты что, не хочешь, чтобы книга вышла? А я хочу. Должен же хоть кто-нибудь заниматься настоящим делом.

– Каким же художникам ты хочешь ее отдать?

– Разным. Мари Лоренсен, Пасхину, Дерену, Дюфи или Пикассо. Каждому по кусочку.

– И Дерен сюда же!

– Представь себе картину Лоренсен – Марита и я в машине. Помнишь, когда мы остановились по дороге в Ниццу?

– Об этом никто не написал.

– Так напиши. Наверняка это интереснее и познавательнее, чем писать о куче аборигенов Центральной Африки в краале, или как там это у тебя называется, облепленных мухами и покрытых струпьями. Или о том, как твой подвыпивший папаша, разя перегаром, бродит среди них, гадая, кого из этих маленьких уродцев он породил.

– Ну, началось, – сказал Дэвид.

– Что ты сказал, Дэвид? – спросила Марита.

– Я сказал, благодарю за удовольствие отобедать вместе со мной, – ответил ей Дэвид.

– Почему бы тебе не поблагодарить ее и за все остальное. Должно быть, она сотворила нечто невероятное, раз ты спал как убитый чуть не до вечера. Поблагодари ее хотя бы за это.

– Спасибо, что ты плавала со мной, – сказал Дэвид Марите.

– О, так вы плавали? – сказала Кэтрин. – Как мило.

– Мы заплывали очень далеко, – сказала Марита. – А потом отлично пообедали. А ты хорошо пообедала, Кэтрин?

– Кажется, да, – сказала Кэтрин. – Не помню.

– Где ты была? – мягко спросила Марита.

– В Сен-Рафаэле, – сказала Кэтрин. – Помню, я там останавливалась, но про обед не помню. Вот так всегда, когда я ем одна. Нет, я точно там обедала. Для этого я и остановилась.

– Приятно было ехать назад? – спросила Марита. – День такой чудесный, нежаркий.

– Не помню, – сказала Кэтрин. – Не заметила. Я думала, как быть с книгой, чтобы поскорее издать ее. Мы должны ее издать. Не понимаю, почему Дэвид заупрямился именно теперь, когда я взялась наводить порядок. Последнее время наша жизнь была такой беспорядочной, что мне вдруг стало стыдно за нас.

– Бедняжка, – сказала Марита. – Но зато сейчас ты все спланировала, и тебе легче.

– Да, – сказала Кэтрин. – Я была так счастлива, когда вернулась. Я думала, что обрадую вас, сделав что-то полезное, и вот Дэвид ведет себя так, словно я – идиотка или прокаженная. Что ж делать, если я практична и разумна.