Тридцатого уничтожить! - Виктор Доценко

— Что ты, милая, так и должно быть, если ты ПОВЕРИЛА! — Он подошел к ней и помог подняться на ноги. — Я очень рад, что ты доверилась мне и сказала эти слова! Значит, все будет хорошо.

— Все время хочу спросить тебя и забываю: что это за наколка? Ты что, сидел? Можешь не отвечать, если не хочешь, — смущенно вздохнула Лана.

— Да, меня сажали. Потом разобрались и реабилитировали. — Савелий нахмурился, вновь окунувшись в прошлое, но тут же махнул рукой, словно отгоняя в сторону мысли. — А эту наколку мне сделали в Афгане. Это эмблема воздушных десантников. Видишь, парашют, самолеты.

— А я думала, череп с костями! — рассмеялась девушка. — Когда впервые увидела, даже напугалась. А почему Рэкс?

— Там мы себя так называли.

— На собачью кличку похоже. Ой, извини! — спохватилась она.

— И не подумаю! — рассмеялся Савелий. — У воздушных десантников действительно мертвая собачья хватка и реакция как у хорошей собаки, но… Однажды я прочитал у Набокова, что Раке, со староанглийского языка, означает Король. У них, оказывается, был тоже свой Кровавый Король — Рэд Рэкс, как у нас — Иван Грозный. Хотя и сравнение с собакой меня нисколько не расстраивает, — он подмигнул.

— Ты прав, — задумчиво проговорила Лана. — Иногда собаки намного лучше своих хозяев.

Медальон на память

Как смотрела Лана на него у реки во время восхода солнца! В тот момент Савелию показалось, что их души слились в единое целое и поднялись над землей в свободном полете. Он был уверен, что так оно и было, недаром Лана сказала, что никого и ничего не ощущала вокруг. Так что же смущает его в этой девушке? Контактная, открытая, нежная… и все-таки и все-таки.

Когда Лапа провожала его в аэропорту и слезы навернулись на ее глаза, Савелий вдруг почувствовал, что его рассматривают, изучают, у него было ощущение, что он находится под увеличительным стеклом. Он даже огляделся вокруг, и Лана заметила его волнение. Она начала говорить нежные слова, успокаивать, отвлекать от странных мыслей. И, надо заметить, ей это удалось. Вспомнил он об этом только через несколько дней, скрупулезно анализируя недавнее прошлое, находясь далеко от Ланы.

Перелет был долгим и утомительным. Самолет-аэробус был весь заполнен. Можно было бы поспать, но на борту находилось много детей разных возрастов, и они шумели, бегали по проходам, плакали и только через пару часов полета угомонились, утомленные необычной обстановкой. Савелий задремал и почему-то вновь окунулся в свое далекое детство.

Несколько детдомовцев резвились в речушке. Среди них и Савушка. Он был самым низкорослым из них, но цепким, жилистым, никому ни в чем не уступающим пареньком.

Они весело барахтались, брызгались, когда с берега раздался голос Марфы Иннокентьевны, их воспитательницы. Ее миловидное лицо, обрамленное кудряшками, светилось добротой и нежностью:

— Говорков! Савушка, подойди, пожалуйста, ко мне!

— Да мы только играем, Марфа Иннокентьевна! — смущенно начал оправдываться Савелий, уверенный, что сейчас опять будет наказан за баловство на воде.

— Я вижу! — улыбнулась воспитательница. Несмотря на строгие массивные очки, за которыми она пыталась скрыть мягкость своего характера, ребятишек не удавалось заставить поверить в то, что она строга.

— Подойди ко мне! — настойчиво проговорила она.

Не без сожаления выпустив из рук толстячка, мгновенно рухнувшего в воду, Савелий нехотя вышел на берег.

— Вот что, Савушка! — стараясь быть серьезной, произнесла Марфа Иннокентьевна. — Пойди и приведи себя в порядок оденься в парадный костюм, причешись и приходи ко мне в кабинет. В директорскую.

— Для чего, Марфа Иннокентьевна? — насторожился Савелий.

— Хочу познакомить тебя с… — воспитательница вдруг смущенно запнулась, но сразу же спохватилась, — с одними хорошими людьми.

— Опять «в сыновья» детей ищут? — догадливо произнес он, потом совсем по-взрослому вздохнул и деловито добавил, безнадежно махнув рукой: — Не возьмут меня: больно худющий. Сколь раз уж хотели. — Савелий вновь вздохнул и послушно отправился одеваться. Его действительно не впервые выбирали для смотрин. Однако это не мешало ему каждый раз волноваться и ждать, что придет добрая и красивая женщина, похожая на Марфу Иннокентьевну, заберет его «в сыновья» и вся его жизнь станет сплошным праздником. И, конечно, услыхав эту новость, он бегом поспешил в спальную комнату. Вдруг не дождутся и уедут, не встретившись с ним!

Быстро переодевшись в парадный костюм, полосатую футболку и темно-серые брюки, подаренные шефами, подскочил к большому трюмо, покрытому от старости паутинками трещин, «проутюжил» несколько раз ладошками непослушные вихры и бросился к административному корпусу.

По пути решил сам взглянуть на тех, кто хочет с ним познакомиться, но так, чтобы они его не видели. Савелий подкрался к раскрытому окну директорской и прислушался.

— А мне все же непонятно! — голос Марфы Иннокентьевны звучал несколько раздраженно. — Если двое бездетных людей усыновляют ребенка, тогда все ясно и вполне естественно, а вы… У вас же есть свой ребенок!?

— А я не понимаю, какое вам до этого дело? — спокойно отозвался женский голос, грубоватый и низкий.

Савелий вскарабкался на завалинку и с опаской взглянул в окно: полная, вычурно одетая дама с ярко накрашенными губами, невозмутимо разглядывала свои пухлые ухоженные руки с ядовито-красными ногтями на толстых пальцах, унизанных несколькими золотыми кольцами.

— Как вам ни покажется странным, мне действительно не безразлично, к кому попадет один из моих воспитанников, как он будет там жить и будет ли ему хорошо в новой семье.

— Вы что же, думаете, что ему будет хуже в нашей семье, чем в вашем приютском доме? — Женщина явно стала терять терпение.

— Я этого не говорила, пока во всяком случае! — мягко возразила Марфа Иннокентьевна. — А почему ваш муж не приехал вместе с вами за ребенком?

— Мой муж, как вам, вероятное известно, занимает ответственную должность в Моссовете, и у него просто физически нет времени, чтобы отвлекаться по… — она явно хотела сказать «по пустякам», но вовремя спохватилась, — по тем вопросам, с которыми я могу справиться сама. Так где же этот мальчик?

— Сейчас появится: я его прямо из речки вытащила.

Савелий испуганно соскочил с завалинки и бросился к кабинету. Немного переведя дух, негромко постучал в дверь.

— Входи, Говорков, входи! — отозвалась Марфа Иннокентьевна.

Савелий проскользнул в кабинет и остановился у входа, переминаясь с ноги на ногу. Потом тихо поздоровался.

— Здравствуй, здравствуй, мальчик! — поморщилась женщина, даже не пытаясь скрыть свое разочарование. Потом беззастенчиво обошла вокруг него, внимательно осматривая с ног до головы. — Какой же ты худющий! — поморщилась она, ощупывая его руки, грудь, словно работорговец на невольничьем рынке.

Чтобы как-то сгладить эту сцену, Марфа Иннокентьевна смущенно улыбнулась Савелию:

— Познакомься, Савушка, это Алла Семеновна!

— Ты можешь называть меня Альбиной Семеновной! — перебила та. Савелий тут же согласно кивнул.

— Так вот, Савушка, Алла… Альбина Семеновна хочет взять тебя к себе домой, — продолжила воспитательница. — Ты-то как, не возражаешь?

Альбина Семеновна неодобрительно посмотрела на воспитательницу, недовольная ее последней фразой.

— Что же ты молчишь? — не обращая на нее никакого внимания, спросила Марфа Иннокентьевна.

— Я… я не знаю, — промямлил он, поглядывая то на женщину, то на воспитательницу. — Тетенька же сказала, что я худющий. Значит, не приглянулся.

Женщину явно смутил непосредственный ответ мальчика:

— Это я так. Для себя отметила, — оправдываясь, сказала она. — Ладно, иди собирайся и подходи к воротам: там наша «Волга» стоит.

Окрыленный и счастливый выскочил Савушка из кабинета директора, где только что услышал умопомрачительную новость: его «берут в сыновья». Первым делом он побежал к берегу и еще издали начал во всю кричать:

— Пацаны! Пацаны! Меня «в сыновья берут»! «Берут в сыновья»!

Его счастье длилось недолго: ровно столько, сколько нужно было времени, чтобы добраться до дома, где проживала семья Альбины Семеновны. Через несколько недель Савелий сбежал оттуда и несколько дней добирался до детского дома, стараясь не попадаться на глаза милиции.

Наконец однажды ночью в сильный дождь, он подкрался к забору, который окружал территорию детского дома. Протиснув худенькое тельце в узкую щель в заборе, которую детдомовцы использовали для набегов на соседские огороды, Савелий устремился к небольшой кирпичной котельной, в окнах которой горел свет. Он осторожно постучал.

— Кто там? — отозвался мягкий женский голос.

— Тетечка… Тетя Томочка!.. Это я — Говорков! — размазывая слезы, выкрикивал он.

Дверь распахнулась, и свет упал на мальчика. Грязный, ободранный, мокрый и исхудавший Савушка стоял на пороге котельной. Слезы пополам с дождем заливали его лицо.