Любимые враги - Виктор Гламазин

Как только до меня дошло, что я являюсь лишь телесной оболочкой для живущего во мне существа, то ужас запустил в мое сердце свои ледяные когти. Оно встрепенулось, как укушенная шершнем курица, обдав холодом каждую клеточку моего организма.

Прощаясь с родным телом, я напоследок услышал Сатану:

— Не дрейфь, Сеня! Прорвемся!

Глава 2. Какая мерзкая сентиментальная чушь!

1

Потеряв тело, я все-таки кое-чего приобрел — возможность намного лучше понимать, что с ним происходит.

А происходит с ним следующее.

Воплощение в моем теле Князя Мира Сего потребовало от последнего немалых усилий.

Во-первых, Сатана не хотел входить в подвергшееся нападению передовых частей Шролла помещение полностью, не оставив в виртуальном пространстве значительную часть себя (на случай своего уничтожения здесь, на Кобо, ибо кто ж его знает, какими возможностями обладает Шролл). И, открыв портал между Кобо и Адом, Дух Зла долго не решался остановиться на определенной пропорции между собой здешним и собой оставшимся в виртуальной империи.

Во-вторых, когда Царь Мира Того все-таки соизволил разделиться на две части, одну из коих решил поместить в меня, оказалось, что сделать это не так просто, как это было на Анаконде, где я — парализованный ужасом — легко отдал себя в распоряжение Сатаны.

Взять под контроль всю мою нервную систему Сатане сразу не удалось. Ибо этому отчаянно сопротивлялись некоторые структуры моего мозга.

Да, я согласился на предложенное Духом Тьмы вселение-подселение. Но лишь сознанием. А вот мое подсознание испытывало к пришлой личности недоверие и боязнь. И отчаянно сопротивлялось ее слиянию с собой.

Нет, если бы Сатана захотел, то легко бы сбросил бренную оболочку какого-то там прапорщика (в конце концов, я ни разу не супермен), вещественно воплотившись в более подобающем для Духа Зла обличии, переведя свои информационные резервы в необходимые виды материи. Но ушлый Богоборец решил не раскрывать свою силу до тех пор, пока не узнает, чем располагает Шролл и какая в нем таится сила. Поэтому он остался в человеческом теле, которое сейчас и пытается приспособить под свои нужды.

Князь Мира Сего первым делом ускорил течение времени внутри моего организма. Ибо поисковые модули Шролла стремительно приближались и следовало дорожить каждой секундой внешнего времени.

Сатана оставил попытки путем локальной нейрокорреции подчинить себе мое подсознание и сосредоточился на полной переделке моей нервной системы целиком под свои нужды.

Под воздействием воли Сатаны строение составляющих мою нервную ткань клеток меняется.

Дендриты, аксоны и тела нейронов перестраиваются, становясь способными проводить нервные импульсы с немыслимой для органики скоростью. А служащие для защиты и питания нейронов нейроглия и мозговые капилляры обретают такую крепость, что по ним можно теперь лупить кувалдой.

Царь Ада проверяет, насколько хорошо работают волокна, образующие нервные сплетения надетого им на себя «камуфляжа», тестируя каждое из них по очереди: крестцовое, солнечное, шейное, плечевое, поясничное… После этого Сатана готовит эти волокна к работе на невозможных даже для роботов скоростях передачи нервных импульсов.

Передача информации от рецепторов в центральную нервную систему удовлетворяет придирчивого Духа Зла.

А вот процессом переноса команд от мозга к мышцам и железам Владыка Нечистой Силы недоволен. Он пытается создать идеальный вариант органического проводника нервного импульса. Но натыкается на системную неразрешимость задачи создания такого идеала из-за ограниченной способности мембран нейронов изменять свой электрохимический потенциал.

Тогда Дух Зла оставляет в покое синапсы. И принимается за отделы головного мозга в целом. Пытается, словно заправский нейрохирург, замаскировать в них как блокировку зон, принадлежащих совсем недавно моему интеллекту, так и появление новых, созданных Сатаной. Он имплантирует поверх этих зон имитаторы альфа-ритма, характерного для электрических колебаний в мозге субъекта, находящегося либо в легкой дреме, либо в умиротворенном бодрствующем состоянии.

2

И тут на Сатану мощным потоком хлынули из глубин моего подсознания мои детские воспоминания, связанные с планетой Земля (вот уж не знал, что столько помню)…

Знойное южнорусское лето. Пруд возле дедовской дачи.

По окаймленным березами берегам пруда разлетаются жизнерадостные крики плещущейся в воде детворы, чей веселый смех эхом разлетается вместе с идущими по воде кругами.

Пятилетний Сеня Поленов выбирается из пруда на горячий пляжный песок вместе с верной овчаркой Джулькой.

Та тут же начинает стряхивать со своей шкуры всю вынесенную из пруда воду. И холодные брызги летят тысячами играющих на солнце бриллиантов прямо в лицо хохочущего Сени….

Семилетний Сеня вместе со своей младшей сестренкой гоняется по клеверному полю за бабочкой. Вдруг в небе раздается гул. Сеня и его сестра задирают головы вверх.

Среди облаков летит поднимающийся с площадки космопорта звездолет, набирая скорость для совершения скачка сквозь пространство.

И сердце Сени охватывает сладостное и слегка тревожное предчувствие того, что и он когда-то полетит на подобном корабле к далеким планетам, к приключениям и славе…

Мать и отец Семена вместе с Сеней — радостно улыбающимся шустрым мальчуганом — собирают яблоки в дедовском саду…

Сеня с дедушкой гуляют по настоящему лесу, чей покой не был затронут ни страшными битвами Третьей мировой войны, ни индустриальным развитием. Старик рассказывает маленькому Сене, как отличить березу от осины, липу от дуба, бук от ясеня. Сеня, слушая деда вполуха, собирает лесные травы в букет, но тут же забывает о нем, увидев проглянувшую среди темных стволов сосен залитую солнцем земляничную поляну…

Врач поздравляет школьника Семена Поленова с тем, что тот теперь полностью излечен от смертоносного гриппа «Дзетта» (эпидемия которого пронеслась по Солнечной системе и еще четырем обжитым людьми звездным системам, убив вместе с миллиардами других людей и родителей Семена) и имеет право выходить в больничный парк.

И Семен в тот же день отправляется туда, покашливая и моргая слезящимися от яркого майского солнца. Очутившись в парке, Семен вдыхает полной грудью воздух, наполненный ароматным запахом сирени и черемухи.

Отчаянно чирикают воробьи на зеленых ветках тонких молодых березок. Им подпевают из зарослей акации какие-то незнакомые Семену пичуги. Все это щебетанье, этот гимн весне и жизни, кажется Семену, отвыкшему в тиши больничной палаты от шума, чрезвычайно громким.

И Семен, морщась от избытка шума и света, собирается уже было возвратиться в корпус вирусологической клиники, дабы дать передышку своим нервам. Но изголодавшиеся по прогулкам ноги сами несут Семена по усыпанной гравием дорожке вглубь лесопарка.

Тут и темнее, и тише. И полным-полно весенних растений. Чистяки с яркими цветками из многочисленных желтых глянцевых лепестков. Хохлатки с лилово-розовыми кистями цветков. Светло-зеленые селезеночники. Лиловые весенние горошки. Ландыши, склоняющиеся под грузом своих белых цветков-колокольчиков.

Слышится гудение шмелей. Из кустов бузины доносятся шорохи. Там пытается выкопать что-то из-под земли маленький ежик.

«Я живой, — шепчет Семен, чувствуя, как по щекам бегут слезы. — Я не умру. Я буду жить. Я буду жить!»…

3

«Какая мерзкая сентиментальная чушь! — прокомментировал мои воспоминания Сатана, после того как перегнал весь этот поток воспоминаний в цифровую форму и отправил их вместе с остальной базой данных, скаченных из памяти Поленова, на сохранение в свое виртуальное хранилище информации. — Угораздило же меня вселиться в сию обитель безоблачных грез и сопливой ностальгии! Да, Господь наш — величайший из шутников. Ну да ничего, настанет час и я продемонстрирую Ему свое остроумие. Посмотрим, кто из нас лучший постановщик комедий».

Сатана попробовал хмыкнуть, используя мимические мышцы моего лица.

Вышло.

«Пожалуй, и так сойдет, — своей работой по улучшению человеческой природы Сатана остался доволен (ему удалось согласовать работу модифицированной нервной системой с деятельностью остальных систем человеческого организма). — Конечно, на молекулярном уровне — это дешевая подделка под человеческое тело. А на атомарном уровне — вообще полная халтура. Но если честно рисовать Бога, то нельзя не стать его апостолом, а если сильно вживаться в человека, то… Да и вообще — этот провинциальный маньяк Шролл все равно не оценил бы красоту ювелирной работы, возьмись я за нее. Вряд ли он знает человеческий организм в совершенстве».