Двери паранойи - Андрей Дашков

Доберманами тут и не пахло, но строжайшим из надзирателей стало мое подсознание. Оно никогда не меняло приоритетов и никогда не отдыхало. Оно непрерывно расчленяло то, что пытались создать воля и мозг в часы активности. Оно не прекращало свою разрушительную работу ни днем, ни ночью – как клубок червей, поедающих труп. Оно пожирало сны и навсегда прятало их в своей зловонной утробе. Во мне трепыхался неуловимый карлик моего подавленного «эго», но его потуги были такими жалкими, что зарождавшаяся в глубине дрожь не достигала поверхности.

…Голос внутреннего хозяина совпал по времени с очередным сигналом. «Спать!» – произнес голос, и я тут же почувствовал, что действительно дико устал. Человеческое стадо начало разбредаться. Я отодвинул пустой поднос и в полусонном состоянии направился в спальный отсек.

Данное помещение сильно напоминало мертвецкую, но тогда это меня нисколько не смущало. А еще отсек был чем-то неуловимо похож на дешевую ночлежку в Гонконге, которую я однажды видел по телевизору. Она представляла собой лабиринт многоэтажных клеток, разделенных узкими запутанными проходами. У обитателя каждой клетки было чуть больше места, чем в гробу. Перед камерой возникали части тел или лица за решеткой. В глазах тех желтолицых застыли пустота и безнадежность. Они уже не жаловались на судьбу. То же самое можно было сказать про меня.

Сходство моей новой спальни с ночлежкой оказалось отнюдь не внешним. Прежде всего, здесь было довольно прохладно. Вентиляторы прогоняли наружный воздух сквозь отверстия, забранные сетками. Никаких окон и только одна дверь. Очень высокий потолок, лампы дневного света. Выключатели на стенах отсутствовали.

Я пробрался вдоль ряда расставленных на полу пластмассовых боксов, похожих на поваленные телефонные будки, к своему спальному местечку под номером тридцать семь. Хрен его знает, откуда мне это было известно. Боксы закрывались примерно так же, как цинковый гроб, в котором меня сюда доставили. Я невольно сравнил. Та же конструкция, те же размеры, те же прямоугольные окошечки в изголовье, но другой материал – более дешевый и не столь одиозный.

К каждой крышке была привинчена табличка с номером и именем. Я тупо прочел все тридцать шесть – от Гаврилы под номером первым до моей ближайшей соседки Лолиты. Да, это была форменная ночлежка для зомби. Некоторые боксы еще пустовали, но я не пропустил ни одного и насчитал около двух десятков «постояльцев». Я рассматривал их лица через стекло. Спящие выглядели умиротворенными и безмятежными, будто младенцы.

На крышке тридцать седьмого бокса имелась совсем новая табличка, на которой было написано: «Максим». Замечательная оперативность, которую я тогда оказался не в состоянии оценить. Я открыл крышку. И увидел нечто вроде пустой ванны. В середине днища чернело отверстие для стока воды. Эти ребята из «Маканды», наверное, знали, как полезно спать на твердом.

Одеяла и постельное белье, судя по всему, считались излишествами.

Я разделся до трусов. На торцевых стенках бокса были сделаны специальные карманы для одежды. Впрочем, галстук я так и не сумел снять. Запрет был строжайшим и нерушимым, точно инстинкт. Я улегся на дно и опустил «дверь». Глазки закрывай, баю-бай…

Мысль о том, что ночью мне может понадобиться выйти по нужде, не появилась в голове ни на секунду. Подозреваю, что мои рефлексы тоже изменились до неузнаваемости. Для меня существовал только текущий момент. Прошлое немедленно исчезало, словно пейзаж за окном несущегося поезда, а будущее тем более было неизвестно.

«Конец», – сказал голос.

Я сложил руки на груди, как благочестивая монахиня, и погрузился в абсолютно спокойный и глубокий сон без сновидений.

26

Что толку описывать сотню или две почти одинаковых дней и ночей, кормежек и пробуждений? Утром голос разрезал пустоту, как фара мотоцикла, ворвавшегося в темный туннель. Я мгновенно вскакивал. В каждом боксе, кроме самых дальних, торчал идиот вроде меня и поспешно одевался. Потом туалет, душ, завтрак – это все неинтересно. Естественные потребности я отправлял предельно «естественно» – то есть бездумно. Тем же самым рядом со мной в общем туалете занимались потрясающие красотки и делоноподобные мужики.

После этого каждый действовал в соответствии с индивидуальной программой. Лично я, например, на второй день оказался в солярии, а затем в спортивном зале. Черт подери, это было нечто! Из меня, изможденного новичка, по-видимому, собирались слепить Аполлона. Идея не вызывала во мне ответного энтузиазма, как, впрочем, и любая другая. А ведь стимулов тут было предостаточно. Под ультрафиолетовыми излучателями загорали обнаженные женщины – и среди них ни одной старой или уродливой!

Я прошелся, разглядывая татуировки на интимных местах, пятнышки от уколов, свежие шрамы и чашеобразные груди с имплантантами, словно картинки в энциклопедии. Обилие роскошной плоти меня нисколько не взволновало… до тех пор, пока я не наткнулся на бледную немочь, распростертую на лежанке. По-моему, это была Савелова.

У меня возникло что-то похожее на мыслишку, и я на мгновение ощутил нечто похожее на испуг, но тут же в голове взорвался чужой голос, который заставил меня поморщиться и забыть обо всем. Я сжал руками раскалывающийся череп. Голос был как раскаленное клеймо, прижатое к мозгу. Он выжег скверну из сознания и заодно разбудил страшную боль во всем теле, но и она сразу же стерлась из памяти.

Я разделся возле свободного аппарата, улегся, потом с полчаса грел свои мощи и – тщетно – дохлую змею на шее. Когда я лежал на животе, ко мне приблизился некто в белом халате. Зловещая безликая фигура. Местный доктор Менгеле. Голос запретил мне оборачиваться. Я успел лишь заметить, как блеснул скальпель в его руке…

Он сделал разрез под моей правой лопаткой. К этому моменту я был готов – хозяин временно отменил боль. Почти. Боль оказалась вполне терпимой. Я даже не матерился.

Докторишка ковырялся минут пять, загоняя мне под кожу какой-то предмет, а потом заштопывая рану. Короче говоря, из солярия я вышел с перевязанным туловищем и неприятным зудом, причем на таком месте, до которого самому было бы трудновато дотянуться.

В спортивном зале я увидел двух знакомых свиноматок в купальниках, таскавших неподъемное железо в обществе упитанного мужичка, которому действительно не мешало бы сбросить вес. Этот Винни-Пух выгодно отличался от нас троих хоть немного осмысленным взглядом. Во всяком случае, потел он явно не оттого, что пару раз приподнял детские гантельки. В метре от его порозовевшей морды подрагивали две пары упругих шаров с ярко выраженными ниппелями.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});