Хpоники российской Саньясы. Том 1 - Владислав Лебедько

Одну интересную мысль мне сформулировал точно один наш психоаналитик: «Когда у консультанта сильно болит, — выясняется, что у консультанта есть психика. И возникают всякие странные мысли, что «так ведь и умереть можно!» И эта удивительная мысль делает человека сильно невротичным. Только что ты сидел перед своим пациентом и говорил: «Ну что, дружок, — допрыгался!», а потом ты вдруг понимаешь, что это ты допрыгался. И ку-ку! Поэтому, говоря другому человеку что-то, что ты говоришь — это содержание, и к структуре оно имеет очень косвенное отношение, ты потом сталкиваешься с тем, что твое содержание имеет смысл. Это старое определение, что у них (пациентов) — невроз, а у нас (консультантов) — сложные жизненные обстоятельства; они — психи, а у нас жизнь напряженная, поэтому мы нервничаем.

Ну вот, а когда ты приходишь немного в себя, то дальше твоя задача — вывести вот эту самую интуитивную составляющую на поверхность; твое ровное сидение успокаивает гражданина, он бесится, бесится, и постепенно у него психика успокаивается и в этот-то момент — раз! — а выходов-то из ситуации — масса, и он знает все эти выходы. Дальше ситуация: — пользоваться этими выходами или не пользоваться — вот в этом и дилемма. Карта есть, граната есть, куда бросать есть, и ты можешь теперь или в трусы ее засунуть, или ползти и бросить туда, куда нужно. Вот это и есть выбор. Когда твои «помидоры» уже на проводах: «Точно ведь, — взорвалась! Нет ли у меня других?». Вот это — реальный выбор, то есть, ты знаешь, что делать и ты выбираешь: делать или не делать, потому что делание требует от тебя интеграции. Вот, практически и вся работа. А все остальное — ну можно же действительно формировать у человека представления, работать с его сенсорными системами, реакциями, сопротивлениями, проекциями и переносами — но это все очень поверхностные вещи. Это интересно, когда человек «совсем уже: «: у него нарывает все, чешется, — ему давно никто спинку не чесал.

А дальше — возникает действие, Это же ты решил: съесть гранату или кинуть ее. Потому что ведь стало же жалко себя. В конечном итоге, стало жалко себя настолько, что успокоился.

В общем, чем дальше, тем ближе к философии и меньше техник, методик:

В: — Слушай, а вот когда ты еще не был крут, а учился:

А: — Так я тогда был крут! Все как раз наоборот. Вот об этом Катя может лучше рассказать.

Катя: — Я была свидетелем угасающей «крутизны» Вовка. Я не знала, что это уже идет уже на убыль.

А: — Расцвет, обычно, ведет к следующей стадии. Когда взопрели озимые, они скоро опадут.

К: — В девяносто первом году я, будучи тюменской девчаткой, поступившей на работу в Ассоциацию психотерапевтов и медицинских психологов, услышала имя. К имени было только одно определение: «К нам приедет Вовк!» — «А кто такой Вовк?» — «Это — великий маг!». И все. Там были молодые врачи. Они все были «заряжены». Соответственно, я «зарядилась», потому что я им верила, а они видели:

Так вот, они сказали, что к нам едет великий маг. Ну, он и приехал в январе девяносто первого. Причем, магия началась с внешности. Внешность была абсолютно магическая. К тому же все это обсуждалось, накручивалось. И он показал чудеса… Каждый, разумеется, видел что-то свое.

А потом наступил октябрь девяносто первого, когда оказалось, что Алексей предстал перед публикой нормальным человеком:

А: — Но это здорово фрустрировало всю компанию, что на мой взгляд, оказалось все очень полезно. Я не отдавал себе отчета в том, что специально все это делал. Просто удачно получилось. Иметь учеников, которые произвели самозапись по списку, мне не хотелось. Быть «учителем» достаточно специфическая работа.

Это все напоминает историю со звукозаписью. (Алексей работал звукорежиссером некоторое время, когда переживал профессиональный кризис). Народ обращает внимание, как правило, на эффекты, которые создать очень легко. Сделаешь, например, какой-нибудь синтезаторный плавающий эффект, — народ тащится: «О! Круто!» А никто не обращает внимание на просто звучащую гитару, просто звучащий голос, с которыми как раз звукорежиссер работал до потери пульса. — «Так, а чего, — говорят, — звучит, как настоящая, что тут такого, что на это обращать внимание».

По поводу наличия дополнительных специальностей — консультанту или психотерапевту, по-моему, это сильно невредно, так как ты начинаешь видеть, что все эти делания имеют сходную структуру.

А вообще, всем, даже онанизмом, нужно заниматься регулярно, а то как-нибудь вдруг да и не получится!

В: — Как ты стал терять великость?

А: — Ты знаешь, как-то незаметно. Но я не чувствую так, чтобы совсем. Я же смотрю на видеозаписи своих семинаров и думаю: «Вот какой классный дядька. Сходить бы к нему на семинар…»

Я не могу тебе сказать, что это исчезло, как факт, может меньше стало заметно… «у индейца перо стало уходить вовнутрь», потому что раньше было больше «пера снаружи», а внутри-то было легкое приссатие, — чего ты начинаешь чудеса-то совершать… чтобы свое приссатие скрыть и убрать, а «ссунки» вокруг тебя чтобы поняли, что ты крут. А когда «перо ушло внутрь», то — все, тебе-то уже больше это все не надо. Вот, поэтому можно сказать, что есть некоторая разница, но я не могу сказать, что внутри крутости не ощущаю. Просто раньше это называлось, говорилось об этом много, а теперь «невроз перешел в психоз», ушел вовнутрь, — не с кем поделиться, живу тихой, можно сказать, — монашеской жизнью, не тусуюсь, никуда не хожу, не выступаю. Знаешь, ведь для того, чтобы распушить павлиний хвост, — нужны зрители. А психотику зрители не нужны.

А вообще, сейчас анализировать все это нескромно. Может быть лет через тридцать, когда ты будешь писать пятый или шестой том «Хроник». Кстати, это может быть просто бессмертное произведение, — буквы никогда не будут кончаться, пока у автора есть батарейка.

К вопросу о времени: у меня есть ощущение, что то, что было в девяностом году, — было несколько веков назад. Я отдаю себе отчет, что это — история человека, которого звали так же, как и меня. Я пока еще не завершаю экзистенцию и еще не столь велик, чтобы сказать: «Был у меня жизненный Путь и были на нем такие-то вехи...». Но то, что где-то после восемьдесят шестого года я перестал участвовать в боевых магических действиях, — это правда, года с восемьдесят восьмого бросил социальную жизнь совместно с государством, — это тоже правда, а, наверное, с девяносто второго — девяносто третьего мы так постепенно начали отходить от всяких тусовок.

В: — А что за магические войны были?

А: — Ну, это я тебе к десятому тому расскажу. Сейчас еще срок давности не вышел. Живы еще участники, часть уже умерло, но часть-то живы. Единственный момент там был для меня полезный, — мне тогда слегка подлечили манию величия. Я обратился к одним замечательным людям, — как мне поступать в той или иной ситуации. А позиция у меня была тогда — не дай Бог, — «погоны» так и перли! Мне объяснили: «Твое место, дорогой, — в строю!» Но, при этом меня подловили на той же мании величия. Те же люди, которых я очень уважаю, когда я в отчаянии обратился к ним: «Объясните мне, — кто я?!!», — они мне говорят: «Ты понимаешь, у нас посвящение не позволяет тебе это сказать!». Я так — оп-па! — с одной стороны подлечился, а с другой — такого огурца в рот засунули! Люди эти, конечно же, — поганые совершенно, — с одной стороны тебе говорят, что ты не вправе совершать ряд действий, то есть — не ты санитар леса здесь; а тут же говорят, — что мол, наше посвящение не позволяет и все такое: Я тогда думал, что им не позволяет посвящение: с таким вот великим, как я, разговаривать, а может им посвящение не позволяет с таким говном разговаривать!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});