Испорченный союз (ЛП) - Лоррейн Трейси

Ему требуется секунда, чтобы осознать мой вопрос, и этого времени как раз хватает, чтобы пара страхов, внушенных мне за последнюю неделю, подняли свои уродливые головы.

Но тут он практически отбрасывает свой кофе в сторону и пытается сбросить с себя спортивные штаны так быстро, что в итоге застревает одной ногой в районе лодыжки и чуть не врезается в меня головой вперед.

— Ты чертов идиот, — смеюсь я, пока он пытается исправить ситуацию.

— Детка, — говорит он, наконец подходя ко мне и позволяя воде стекать по его телу. — Я буду кем угодно, если это заставит тебя так смеяться.

— Ты уже такой. Ты мой, — заявляю я, прежде чем обвить рукой его шею, притянуть его лицо ближе и взять именно то, что мне нужно, чтобы страхи и демоны остались далеко позади.

Когда мы вместе, ничто не может нас тронуть.

И это именно то, что мне сейчас нужно.

Одна его рука ложится мне на бедро, а другая запутывается в моих мокрых волосах, и он целует меня в ответ с той же яростью, что и я его.

Наши языки переплетаются, исследуя рот друг друга, как будто это в первый раз, а зубы сталкиваются от потребности в большем, от желания быть ближе, поглотить друг друга.

Он поднимает мою ногу на его талию, и в его горле раздается низкий стон, когда его рука скользит вниз к моей заднице, а его твердый член касается именно того места, где я этого хочу.

— Сирена, — предупреждает он в нашем поцелуе. — Я не хочу причинять тебе боль.

Я отстраняюсь и смотрю ему прямо в глаза: моя грудь вздымается, а дыхание танцует на его лице.

— Единственное, что может причинить мне боль сейчас, — это если ты отвергнешь меня. Пожалуйста, Нико, мне нужно…

— Стоп, — говорит он, останавливая мои слова, и скользит рукой по моей груди, а затем прижимается к моей челюсти. — Когда это я давал тебе понять, что отвергну тебя? — спрашивает он, его глаза омрачает беспокойство и, возможно, немного обида.

— Я… — заикаюсь я, ненавидя, что стоит мне закрыть глаза, как он тут же оказывается рядом.

— Нет. Открой глаза, — почти грубо требует Нико. — Не делай этого. Не ходи туда. Это я и ты. Он не является частью этого. Он — ничто. Ничего не стоит. Исчез.

Я киваю, пытаясь выполнить его приказ, сосредоточившись на его глазах и губах.

— Трахни меня, Нико. Напомни мне, кому я принадлежу, кто владеет моей киской.

— Блядь, — рычит он. — Ты так мило просишь, детка.

Затем его губы возвращаются к моим, гарантируя, что все мои мысли заняты им, что каждое ощущение, вспыхивающее в моем теле, вызвано им.

— Нико, — умоляю я, бесстыдно прижимаясь к нему, чтобы добиться желаемого.

— Я не собираюсь трахать тебя, Сирена. Не здесь, — признается он, целуя мою челюсть и направляясь к уху.

— Н-но… — заикаюсь я, а сердце замирает.

В одну секунду он здесь, а в следующую — уже нет.

Его колени с грохотом ударяются о поддон душа, а его глаза скользят по моему телу.

— Но я все-таки начну.

Обхватив своей огромной рукой мое правое бедро, он поднимает второе и перекидывает его через плечо.

— Держись, детка. Я не могу обещать, что все будет медленно и нежно.

— НИ-КО, — кричу я, когда он наклоняется вперед и прижимается к моему клитору.

16

НИКО

Стоит ли мне это делать?

Нет, скорее всего, нет.

Достаточно ли я силен, чтобы отказывать своей девочке в чем-либо, особенно когда она так мило меня об этом просит?

Не-а. Ни единого шанса.

Я застонал от удовольствия, когда ее сладкий вкус покрыл мой язык. За последнюю неделю было столько моментов, когда я думал, что никогда больше не испытаю этого. И теперь она здесь, и я намерен показать ей, как сильно я, блядь, по ней скучал.

Все ее тело дрожит, когда я прижимаюсь к ней.

Ее спина отталкивается от кафельной стены позади нее, и она откидывает голову назад в наслаждении, пока я ем ее так, словно она — единственное, что мне нужно, чтобы выжить.

— Нико, — хнычет она, когда одна нога, удерживающая ее на поверхности, начинает подгибаться.

Я не волнуюсь; я могу выдержать ее вес, если ей это понадобится.

Я ни за что не позволю ей упасть.

Не сейчас. Никогда.

— Посмотри на меня, — требую я, едва оторвавшись от ее киски.

Мгновенно она отрывает голову от стены и смотрит на меня сверху вниз.

— Смотри. Смотри, как я ем тебя, Сирена.

Она хнычет, когда я вылизываю ее по всей длине.

— И смотри, как я заставляю тебя кончить мне на лицо.

Подняв руку, я ввожу в нее два пальца, с легкостью находя точку G.

Ее пальцы болезненно обвивают мои волосы, пока я подвожу ее все ближе и ближе к краю.

— Вот и все, Сирена. Кончай для меня, — приказываю я.

И не прошло и четырех секунд, как она делает то, что ей говорят.

Она кричит во время разрядки, ее глаза отчаянно хотят закрыться, но она следует приказу и не сводит их с моих.

Мой член болит, покачиваясь между бедер, отчаянно желая принять участие в действии.

Скоро, чувак. Очень, блядь, скоро.

Поставив ее ногу на пол, я прижимаюсь губами к ее губам, тянусь к переключателю, чтобы остановить воду, и заключаю ее в свои объятия.

— Надеюсь, ты уже закончила, — говорю я в поцелуе.

— Уже закончила. Я совершенно чистая.

— Хорошо. Теперь у меня есть все намерения снова тебя испачкать.

Оставляя за нами лужи, я выхожу из ванной и укладываю ее на свою кровать.

Я отстраняюсь, вбирая в себя каждый дюйм ее тела, пока вода стекает по ее изгибам.

— Нико.

— Ты хоть представляешь, как ты чертовски красива?

— Пожалуйста, — умоляет она. — Мне нужно…

— Я знаю, детка. И я прямо здесь. Используй меня.

Я падаю на нее сверху, успевая опереться на руки, чтобы не причинить ей еще большую боль.

Я пытался дать ей обезболивающее, которое оставил доктор Рози, но, поскольку она спала почти все часы после его ухода, это оказалось не так-то просто. Когда она была достаточно в сознании, она отказывалась принимать их, говоря мне, что от них у нее будет сонливость и что она предпочтет боль, чем отсутствие ощущений.

Я, черт возьми, понимаю это. Я был там, и я согласен. Но мне больно знать, что она страдает.

Раздвинув ее ноги своими, я обхватываю пальцами свой член и дразню ее головкой, обводя ее набухший клитор и погружая его ниже, просто проталкивая кончик внутрь, сводя ее с ума.

— Ненавижу тебя, — кричит она, когда я снова отстраняюсь, не давая ей того, что ей нужно.

— Нет, не ненавидишь, — возражаю я. — Я почти уверен, что никогда и не ненавидела.

— Пошел ты, Нико Чирилло. Пошел ты, — кричит она, когда я наконец погружаюсь в ее тугое тело.

— Скажи мне, что тебе нужно. Медленно и нежно или грубо и быстро?

— Грубо и быстро, — говорит она, не пропуская ни одной секунды. — Мне нужно, чтобы ты вытрахал его и всю прошлую неделю из моей головы.

Лучшая ли это форма терапии от того, что ей пришлось пережить?

Возможно, нет. Но, честно говоря, сейчас я не могу придумать лучшего варианта.

И, как я уже говорил. Если моя сирена чего-то хочет, то я, черт возьми, дам ей это.

— ДА, — кричит она, когда я выхожу почти до конца, а затем снова вхожу в нее. — Да, да, да, — повторяет она, когда я трахаю ее с такой силой, что она взлетела бы вверх по кровати, если бы я не держал ее бедра в тисках.

Пот смешивается с каплями воды, все еще прилипающими к моей коже, когда я беру ее так сильно, как только осмеливаюсь.

Синяки и заживающие порезы на ее теле — постоянное напоминание о том, через что ей пришлось пройти, и я никогда не прощу себе, если сделаю хоть один из них еще хуже.

С каждым толчком с моих волос капает холодная вода и брызгает ей на живот, заставляя вздрагивать и подталкивая ее ближе к разрядке, которая уже совсем рядом.

— Твоя киска становится все туже, детка. Ты сейчас кончишь на мой член?

— Да, пожалуйста. Пожалуйста.

— Ты так хорошо умоляешь, Сирена. Такая хорошая маленькая шлюшка для меня.