Валлийская колдунья - Рексанна Бекнел

Уинн почувствовала, как у нее перехватило дыхание. А может, это и есть первый признак. Возможно, Изольда уже знает, что затеяла Уинн.

В эту минуту внимание Уинн привлекли мужчины, гурьбой повалившие на вечернюю трапезу через тяжелые дубовые двери, ведущие в замок. Она с неприязнью отметила, что Клив и Дрюс идут вместе и беседуют как добрые друзья.

Оба ей улыбнулись. Улыбка Дрюса была искренней и бесхитростной, а в улыбке сэра Клива явно угадывались насмешка и высокомерие.

«Да как он осмелился обхаживать ее единственного союзника?» — раскипятилась Уинн, быстро отводя взгляд. На тут она посмотрела на детей, и гнев ее улетучился, а вместо него пришло смятение. Потому что все пятеро ребятишек уставились на Клива с весьма странным выражением на личиках. В них угадывались радость и удивление, взволнованность и опасение. Но почему?

Уинн перевела взгляд на Клива, затем снова посмотрела на Дрюса. Что-то явно затевалось, но она не могла понять, что именно. По неизвестной причине дети, казалось, прониклись к Кливу еще большим расположением, чем прежде.

Прищурившись, она посмотрела на Риса и Мэдока. Неужели эти двое рассказали остальным о поцелуе, свидетелями которого они стали?

Она расстроенно вздохнула. Если это действительно так, то нельзя предугадать, что теперь нафантазируют детские умишки. И все-таки они не могли знать о размолотом корне тиса у нее в кармане.

Когда все расселись за длинными обеденными столами, Гуинедд повернула голову к Уинн и кивнула в знак того, что можно начинать вечернюю трапезу. Хотя теперь Уинн называлась Вещуньей, за столом, тем не менее, председательствовала Гуинедд, как и подобало самой старшей в семье. Глаза ее не видели, но слух был острый, и она знала, когда все собрались и уселись за длинными деревянными столами, составленными в просторном холле в виде буквы П.

Уинн поднялась и подошла к буфету, где ждали своей очереди попасть на стол множество кувшинов и блюд. Кук и две ее помощницы, аккуратно причесанные и в чистых передниках, уже приготовились подавать.

— Инид, ты понесешь вино. Кук, возьми поднос с мясом, а Глэдис — с сыром и хлебом. Детям я отнесу молоко и сыр. И положите еще немного мяса к хлеба для них на этот маленький поднос.

Уинн решила совершить свой подвиг после того, как мужчины утолят голод. От этого яд подействует еще разрушительнее. Они не поймут, что с ними такое, подумала она, нахмурив лоб. Это была чрезвычайная ситуация, и поэтому требовались чрезвычайные меры. Она насыпет порошок в кувшин с вином или пивом, в зависимости от того, что они попросят, и сама подаст. А потом останется только ждать.

Уинн не обольщалась, что ей удастся избежать ответа. Клив сразу догадается. И Гуинедд тоже. Но это не имело значения. Ей хотелось доказать англичанам, что она слов на ветер не бросает. Кочедыжник послужил всего лишь легким предупреждением. Теперь дело будет гораздо серьезнее. К тому же это средство не имеет противоядия. Англичане поправятся только тогда, когда яд полностью выйдет из их организмов.

Как далеко она собиралась зайти в этой войне с ними, Уинн сама толком не знала. Мысленно она готова была биться с Кливом Фицуэрином до победного конца. Насмерть, если понадобится. Но воспоминание о том, как он припал к ней теплыми губами, заставило ее усомниться в этом. Он такой живой и жизнелюбивый. Такой горячий. Несмотря на свою вполне оправданную ненависть к нему, Уинн не могла отрицать, что он пробудил в ней ответное пламя.

Она хмурилась, наливая в детские деревянные чашечки козье молоко.

— Уинн, у тебя болит голова?

Уинн уставилась на невинное личико Изольды.

— Что? Ах нет. Нет. Я просто… хм… задумалась. Только и всего.

— А можно нам сегодня еще по кусочку мяса? — спросил Мэдок.

Уинн рассеянно кивнула, потом пришла в еще большее изумление, услышав слова Риса:

— Ты очень хорошая мама, Уинн.

— Да. Я очень рада, что ты моя мама, — подхватила Бронуэн.

Уинн закончила накрывать детский стол под их сияющими одобрительными улыбками. Радостный взгляд Артура, однако, подтвердил ее страхи. Он все время смотрел то на нее, то на Клива и снова на нее. С самой первой минуты он и Клив были как будто связаны какой-то невидимой нитью. Теперь было ясно, что он вообразил, будто существует какая-то привязанность между ней и Кливом, привязанность, благодаря которой Клив станет частью жизни маленького Артура.

Уинн чуть не застонала. И как только она допустила подобное?

Девушка заставила себя принять строгое выражение.

— Я хочу, чтобы все вы покинули холл сразу после ужида. А когда покончите с домашней работой, то отправитесь умываться и спать.

— Уинн, неужели у нас еще осталась…

— …какая-то домашняя работа?

— Совсем легкая. Бронуэн, ты привяжешь щенка, чтобы он не досаждал цыплятам. Мальчики, пусть каждый из вас принесет по ведру воды в козий сарай. Но только ведро должно быть полным. А ты, Изольда, отнесешь цыплятам кухонные объедки. Видите, — добавила она, — у вас это займет минуту или две.

На секунду ее привели в замешательство внимательные взгляды всех пятерых. Потом ребятишки послушно закивали. Бронуэн хихикнула, но Изольда ее тут же заставила замолчать, ткнув локтем в бок.

Все-таки они ни о чем не догадывались. Абсолютно ни о чем. Впрочем, сейчас это Уинн беспокоило меньше всего. Когда англичанам станет плохо, дети все равно догадаются, что это ее рук дело. Что они тогда о ней подумают? Ведь они считают Клива Фицуэрина чудесным человеком. Уинн знала, что они никогда ее не поймут.

Сунув руку в складки юбки, она похлопала для уверенности по сумочке. Возможно, пришла пора рассказать им правду. Возможно, они уже достаточно взрослые, чтобы понять историю своего появления на свет и необходимость изгнать этого английского рыцаря.

Рис толкнул локоть Мэдока, и тот пролил молоко себе на руку и на стол. Изольда укоризненно покачала головой, а Бронуэн подняла свою чашку, чтобы молоко не натекло под нее. Уинн быстро вытерла лужицу со старинного деревянного стола и попыталась восстановить порядок, при этом, однако, она не сводила глаз с Артура, на лице которого был написан восторг. Мальчик смотрел не мигая на Клива, почти с болезненной любовью.

В эту минуту Уинн поняла, что должна все рассказать детям. Медлить больше нельзя. Она откашлялась, подливая молока в чашку Мэдока.

— Мне нужно с вами кое о чем поговорить. Сегодня перед сном я поднимусь к вам наверх, и мы поговорим. Хорошо?

— Да, Уинн, — хором ответили детишки. От их лучезарных улыбок и послушных мордашек ей стало совсем плохо. Да, разговор будет не из легких.

— Ладно. Вот ваше жаркое. И хлеб с сыром. Съешьте все до последней крошки, прежде чем приметесь за груши, поняли?