Борьба с подземной непогодой - Георгий Гуревич

- Что там натворили? Обвал? Крепление лопнуло? - спросил его Мочан.

Рабочий ответил неохотно. Он отлично знал бригадира соперников.

- Управление отказало, - сказал он. - Можете потирать руки. Щит встал, ни вперед, ни назад.

- Нашел чем обрадовать. - Мочан даже плюнул от негодования. - Что я, сенатор какой-нибудь, чтобы радоваться нашим бедам.

- А между прочим из-за вас дело вышло, - крикнул рабочий вдогонку Мочану. - Мы вас поджидали, а лава ждать не хотела, пробилась в тоннель и прихватила рычаги.

- Ну, вот, с больной головы на здоровую. Уже мы виноваты.

- Дайте пройти, товарищи!

На крыльцо вышел начальник строительства и Тартаков. Геолог был бледен, дрожал, заикался. Его грузная фигура понурилась. Неприятно было смотреть на беспомощную суетливость этого крупного самоуверенного человека.

- Хорошо, что же вы предлагаете сейчас? - говорил Кашин, сердито глядя на Тартакова снизу вверх.

А тот, должно быть, от волнения не понимал, о чем его спрашивают, и продолжал торопливо оправдываться.

- Лава прорвалась из-за вынужденного простоя, Михаил Прокофьевич. Если бы комбайн работал и подавалась вода для охлаждения, все было бы как следует. Если бы с самого начала...

- Почему же вы не предупредили с самого начала?

- Но вы отдали приказ никому не ходить в забой без вашего разрешения.

- Вас этот приказ не касался. А нужно было особое разрешение, спросили бы...

- Но в этих условиях съемку должна была вести Вербина. Между тем она...

- Глупости какие! Вербина находилась на горе, за три километра от комбайна по прямой, а вы были в 25 метрах от лавы...

- Но если бы у Вербиной было чувство долга...

- Если бы, кабы, было бы! - с раздражением прервал Кашин. - В свое время на досуге мы разберемся, кто виноват - вы или Вербина и я. Что вы предлагаете сейчас?

- Но мы вынуждены... вероятно, придется разбирать. Нельзя же оставлять комбайн в трубе.

- Оставлять нельзя - это правильно. И разбирать нельзя. Лава еще не застыла, а когда застынет, получится пробка, этакий пыж из базальта и стали. Чем его брать, ногтями? Нет уж, приходится рвать.

- Что рвать?

- Все рвать. Породу, застывшую лаву и комбайн.

- Такую дорогую машину! Мы не имеем права. Я не возьму на себя ответственности. Я даже возражаю.

Кашин отмахнулся.

- Есть у вас другие предложения? Нет? Тогда отойдите, некогда мне с вами. Где инженер? Подрывники вызваны? Дайте им в помощь рабочих, сколько попросят.

Мочан, слышавший этот разговор, подбежал к Кашину.

- Михаил Прокофьевич, бригада бурильщиков находится здесь. Я сам бывший подрывник, умею обращаться с аммоналом. Разрешите помочь.

Кашин несколько мгновений, прищурясь, смотрел в лицо Мочану, как будто припоминал, кто это. Затем сказал четко:

- Разрешаю, товарищ Мочан. Понесете в забой материалы. Берите костюмы. Поступите в распоряжение товарища инженера.

15.

УЗКИЙ тоннель шел прямо, как луч, 9 километров и без единого поворота. Так было предусмотрено проектом, каждый поворот затруднял бы движение лавы. Навстречу плыли гладкие, совершенно одинаковые стены. Казалось, что люди топчутся на месте - они шли полчаса и час, и те же стены теснили их. Кое-где попадались надписи мелом - числа, расстояния, размеры, записи ковалевцев: "Этот перегон строил мастер Ковалев". "Все на штурм вулкана!" Было и шуточное приветствие:

"Здравствуй, лава! Как тебе нравится здесь?" Через несколько часов лава должна была прийти и стереть эти надписи.

Тоннель был невысок, долговязый Мочан царапал потолок шлемом, приходилось идти, не распрямляясь, от этого болели шея и спина. В скафандре было жарко, трудно дышать, так как несгораемый костюм надежно защищал тело не только от жары, но и от охлаждения. Работая на вершине, Мочан привык к свежему горному воздуху и с трудом переносил жару. Пот лил с него градом и струйками бежал по спине. Чесался нос, спина, затылок, локти... Мочан ожесточенно хлопал себя рукавицами, но удары пропадали в пробковой прокладке. От лишних движений становилось все жарче, и еще сильнее зудела кожа. Очень хотелось снять шлем и почесаться вволю, но грозные плакаты предупреждали:

"Берегись, стены обжигают!" "Берегись, не снимай костюма!"

Возле плакатов висели термометры, и каждый показывал больше предыдущего. Вскоре температура превысила 100 градусов, потом 200... А рабочие продолжали идти вперед.

Но вот замелькали огни, послышался лязг металла, в микрофоне зазвучали непривычно гулкие голоса. Затем стали видны очертания огромной машины, перед ней копошились странные фигуры, задевающие макушкой за кровлю. Одна из них кинулась навстречу подрывникам, и Мочан узнал взволнованный голос Ковалева.

- Отчего так долго? Лава уже в трубе. К комбайну подойти нельзя.

Уже несколько часов подряд жидкая лава просачивалась в комбайн небольшими порциями и, быстро остывая, превращалась в окаменевшие лепешки. На них наплывали все новые и новые порции. Лава уже пробилась в штольню и не подпускала людей к комбайну. За это время машияа была затоплена наполовину, она как бы вросла в камень Станина, рычаги, зубчатые колеса, валы и тяги тонули в твердеющем базальте. Машина напоминала незаконченный памятник, где скульптор успел высечь лицо, а очертания фигуры еще спрятаны в камне, угадываются с трудом.

Темная лава казалась прочной и безвредной. Она не светилась, электрические фонари забивали слабый свет огненных трещинок. Но когда один из рабочих с силой воткнул в нее ломик, пробитая дырка вспыхнула раскаленным угольком. Температура под тонкой корочкой доходила до тысячи градусов.

- Надо взрывать срочно, через час будет поздно, - сказал инженер. - И рвать в мелкие кусочки, чтобы обломки не мешали лаве.

- А как добраться до машины?

- Свяжем шесты, подсунем заряд поближе.

- Шесты коротки. Здесь метров десять, не меньше. Правильный взрыв не получится. Лучше бы перебраться.

Старший подрывник остановился в затруднении. Десять метров лавы невинной снаружи и наполненной нестерпимым жаром внутри - отделяли людей от механизмов. Положить заряд перед лавой на расстоянии 10 метров от комбайна? Получится ли нужный эффект? Связать заряд и забросить его, как бомбу? Но при броске могут выскочить взрыватели, или еще хуже взрыв произойдет прежде, чем люди отойдут хотя бы на шаг.

И рабочие стояли в раздумье. Все они понимали опасность. Лава могла прорваться каждую минуту, сокрушить комбайн и сжечь их. Но думали они не о себе, они пришли спасать общий труд. Лавопровод под угрозой -- это понимали все. Инженер, кроме того, понимал, что под угрозой и паропроводы. Давление в пещере упало, лава поднимается, она может закупорить скважины, пробуренные с таким трудом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});