Пиранья. Черное солнце - Александр Бушков

— Это еще не основания для расстрела, — сказал Лаврик с некоторым сожалением. — Страна сложная, политические расклады запутанные, так что придется чуть помягче, не доводя до крайностей. Оделись? Ступайте с этим товарищем… — он кивнул, бросив по-английски: — Отведи их в пустую хижину, да болтовней занимай пока что…

Едва они избавились от горящих жаждой мщения девушек, появился Пеший-Леший, подталкивая перед собой хмурого министра обороны, у коего под левым глазом уже появился великолепный синяк.

— Ну, вот что, ваше превосходительство, или кто ты там, господин фельдмаршал… — сказал Лаврик деловито. — Местный язык, конечно, знаешь? Молодец. Надбавка за знание языка идет? Ах, непонятно тебе… Ладно, проехали. Становись вот сюда и начинай прилежно переводить. Итак… Ваше королевское величество, в отношении вас никто не питает злых намерений. Не спорю, в гости мы явились довольно невежливо, но один из ваших пленников — член нашего королевского Габула, а одна из девушек — дочь королевского министра. Мы военные, получили приказ и его выполнили. При этом нет ни убитых, ни раненых, так что его величество, думаю, оценит нашу деликатность… — он повернулся к наемнику. — Только, фельдмаршал, переводи так, чтобы он не подумал, будто мы очень уж расшаркиваемся. Уловил нюанс?

— Уловил, — буркнул «фельдмаршал» и довольно бойко затараторил на языке, казавшемся едва ли не сплошным набором согласных.

На лице Кирату не дрогнул ни один мускул. Все так же замерев величественным изваянием, он заговорил.

— Король говорит: он сразу понял, что вы очень деликатные люди…

— Это он, конечно, сволочь, иронизирует? — спросил Лаврик.

— Ну да, — флегматично ответил «фельдмаршал». — Далее, король говорит: слово «пленные» совершенно неуместно. Его величество прекрасно знает, что все эти люди — весьма высокопоставленные особы у себя на родине, и потому пригласил их в гости, где принял с надлежащим почетом и щедрым угощением, в чем вы наверняка успели уже убедиться. Король говорит: он в состоянии предоставить куда больше гостеприимства, чем нищий и убогий Лавута…

— Хлебосольный хозяин, бля… — проворчал Лаврик по-русски. — Теперь спроси: как получилось, что у него на груди оказался предназначавшийся Лавуте орден?

— Король говорит: по его глубокому убеждению, нынешняя власть в столице делает большую ошибку, отмечая наградами не сильных и богатых, а слабых и бедных. Что касается ордена, то не кто иной, как предводитель белого посольства в ходе празднования его приезда убедился, что король гораздо больше заслуживает награды, чем слабый и ничтожный Лавута. И собственноручно прикрепил орден королю на грудь.

«Самое смешное, — подумал Мазур, — что его величество, вполне может оказаться, нисколечко не соврал. Русский человек после третьего литра способен на весьма неожиданные поступки — даже пребывая в высоком звании инструктора ЦК КПСС. А влито в него было немало…»

— Переводи, фельдмаршал, старательно, — сказал Лаврик. — Его величество, к сожалению, поторопился. Поскольку наш Габул Старейшин как раз решил наградить короля гораздо более высшим орденом, нежели тот, что предназначен Лавуте. От имени Союза Советских Социалистических Республик мы и прибыли для вручения. Не наша вина, что пришлось нагрянуть таким вот образом…

Он вытянулся по стойке «смирно», его лицо было вдохновенным, словно вещал с очень высокой трибуны. Морской Змей с Мазуром, уловив политику текущего момента, тоже встали навытяжку. Воцарилась пафосная тишина. Даже побитый киномеханик, до сих пор смирнехонько притулившийся в своем углу, привстал и заинтересованно вытянул шею.

Министр обороны осторожно спросил:

— Можно, я ему переведу попросту — Россия? Про Россию он еще краем уха слышал, а вот про Советский Союз нет…

— Да как хочешь, так и переводи, — сказал Лаврик. — Можешь употребить слова «наше великое королевство». Главное, чтобы он в точности знал, что момент крайне торжественный, а орден и в подметки не годится тому, который везли Лавуте…

Министр обороны заболботал. В глазах невозмутимого короля зажегся живой интерес, непринужденным движением, словно бы случайно, он стянул леопардовую шкуру с головы и перекинул ее через плечо.

Лаврик полез в висевший у пояса пластиковый пакет, сделал два шага вперед и ловко, словно давненько служил именно что в наградном отделе, приколол королю на грудь внушительную регалию. Чуть заметно скосив на нее глаза, король не удержался от легкой самодовольной улыбки. Понять его можно, на фоне этой награды предназначавшийся Лавуте орден (прости, родная партия, за этакие мысли!) и в самом деле смотрелся бледненько.

Регалия представляла собою до блеска начищенную серебряную звезду — здоровенную, с восемью затейливыми лучами. В центре красовалась мастерски припаянная юбилейная медаль, снятая с богатырской груди Рогова, с отпиленным ушком, тоже начищенная до жаркого сияния.

Умел все-таки Лаврик работать… Старинный орден, эту самую звезду, он за невеликие деньги приобрел в антикварной лавке, а гарнизонные умельцы, каких в любом военном коллективе немало сыщется, аккуратненько убрали центральный медальон и присобачили на его место роговскую медаль так, словно испокон веков так и было.

— Переводи, генералиссимус, — продолжал Лаврик. — Личное послание Габула старейшин нашего великого королевства, возвещающее о награждении…

И протянул королю белоснежный бумажный свиток. Тот величественно его принял, развернул и уставился так внимательно и надолго, словно мог прочитать хоть словечко. Художник тоже постарался на славу: вверху многокрасочный герб Советского Союза, текст выписан красивыми буквами, с завитушками и загогулинами, внизу красной тушью изображена большая, с блюдечко, насквозь фантазийная, но внушительно выглядевшая печать…

Косясь на регалию, сворачивая свиток, король воскликнул:

— Ль-енин!

«Надо же, — подумал Мазур с нешуточным удивлением. — Кое-какие азы политической грамотности все же наличествуют…» Лаврик торжественно кивнул.

— Льенин, — сказал король. — Спутник! Гагарин!

— Тьфу ты, — тихонько прокомментировал Морской Змей. — Да его с такой подкованностью в партию принимать можно…

— Не опошляй торжественности момента, — отозвался Лаврик, все еще стоявший навытяжку, со значительным лицом.

Ну, вот все и уладилось самым что ни на есть дипломатическим образом. И партийные товарищи в столице будут довольны таким исходом дела, и королю, сразу видно, приятно. Вряд ли в ближайшие полсотни лет в его королевстве объявится иллюстрированный альбом «Ордена и медали СССР», так что прошло гладко.

А вот «фельдмаршал» оказался не так прост. Процедил сквозь зубы, глядя на Лаврика с несомненным уважением:

— Ловкие вы ребята…

— А ты думал… — сказал Лаврик без улыбки. — Только не вздумай проболтаться, а то под землей найду и чего-нибудь отрежу…

— Да мне то что… Что он там тарахтит?

— Король выражает надежду, что все его верные воины живы…

— Целехоньки, — сказал Лаврик. — Так и передай.

— И предлагает выпить с ним, вообще быть его гостями…

— Не получится, — сказал Лаврик, с явным сожалением косясь на добрую дюжину бутылок с красивыми этикетками. — Скажи, что ли, что нам всю эту неделю боги спиртное запрещают, а мы люди верующие, соблюдаем строго…

В проем просунулся Ушан с рацией на спине, с висящими на груди наушниками:

— Они вот-вот приземлятся. Радости полные штаны…

— Пошли, — сказал Морской Змей.

— Я, с вашего позволения, пока останусь, — ухмыльнулся Лаврик. — Мне тут еще с фельдмаршалом за жизнь побеседовать…

Мазур с Морским Змеем вышли на вольный воздух, под жаркие солнечные лучи. Там и сям меж хижинами, держа автоматы дулами вверх, разместилась большая часть группы. В воздухе нарастал могучий стрекот, и вскоре два транспортных вертолета опустились меж хижинами и тянувшимся вдоль берега лесочком. Винты еще не успели замереть, как двери распахнулись, и наружу чесануло не менее двух десятков вооруженного народа, кто в штатском, кто в летней форме. Как ни удивительно, но всех, бегом кинувшихся к хижинам, далеко опережал несущийся быстрее лани генерал Рогов, без фуражки, с автоматом наперевес, что при его комплекции и сидячем образе жизни было подвигом незаурядным.

Оказавшись возле Морского Змея с Мазуром, тяжело переводя дыхание, фыркая и отдуваясь, Рогов кое-как выговорил:

— Все в порядке?

— Так точно, товарищ генерал-майор, — уставным тоном отрапортовал Морской Змей. — Все целы и невредимы.

— Благодарю за службу… — пропыхтел генерал.

— Служу Советскому Союзу! — рявкнул Морской Змей.

Он едва заметно, страдальчески морщился: Рогов, себя не помня от переполнявших его радостных эмоций, размахивал автоматом, как лейкой, так что постоянно кто-нибудь оказывался на прицеле — а палец-то на спусковом крючке…