Василиск - Сергей Другаль

На окраине городка ИРП, возле стадиона, их встретил конь. Золотой, с тонкими ногами, свисающей до земли гривой, с глазами влажными и добрыми. Он уткнулся в плечо Олле, постоял так с минуту. Вент обошел его кругом, дивясь красоте невиданного зверя. Сердце его раздвоилось между прекрасным конем и не менее прекрасной собакой.

А Нури торопил всех в нетерпении. Межсезонье, воспитанники разъехались по домам, но в детском саду оставались ребятишки сотрудников ИРП, и за три дня, что воспитатель Нури их не видел, душа его изболелась, и он казнил себя еще и потому, что мало думал о них за время отсутствия.

И вот они увидели площадку между сосен, увидели, как трехлетние малыши, голенькие и в панамках, сосредоточенно строят замки из желтого песка. А между ними — Нури не поверил глазам своим — сидел, на коленках и тоже в панамке, питекантропий малыш и неумело улыбался.

Василиск. Повесть

— Значит, так, сказка будет вот о чем, — Нури оглядел слушателей, поправил панамку на чьей-то голове, вытряхнул песок из чьей-то сандалии.

Не очень далеко, но и не совсем близко, не очень давно, но и не сказать, что вчера, жил-был пес Кузя, а по соседству, через дырку в заборе, тоже жил-был кролик Капусткин. Иногда они обменивались мнениями. И как-то пес Кузя сказал:

— Посмотри, Капусткин, мне хозяин новый ошейник подарил. Правда, ведь красиво, а!

Кролик осмотрел обновку сквозь выпавший сучок.

— Да, ошейник тебе к лицу, — ответил он. — И цепь, которой ты привязан, тебе тоже идет. Но больше всего мне нравится, когда ты еще и в наморднике.

Капусткин так говорил потому, что он был зайцем, а притворялся домашним кроликом, чтобы в него не стреляли.

Нури закинул руки за голову, шевельнул бицепсами. Самым трудным в деле воспитателя он считал необходимость сочинять сказки и сейчас гордился удачей, сказка получилась. Акселерат и вундеркинд Алешка, случайно затесавшийся в группу малышей, одобрительно хмыкнул и сказал:

— Обрати внимание на реакцию слушателей, воспитатель Нури. Никто не усомнился в способности пса и кролика говорить, это само собой разумеется. А почему? Ты не знаешь, вернее, ты знал и забыл. А я вот точно знаю, ибо я ребенок и помню: во всех сказках звери говорят. Ведь сначала все были братьями, люди и звери. И понимали друг друга. Но потом люди стали плохо себя вести, звери обиделись, ушли в леса, пустыни и тундру. Белый медведь вообще на льдину сбежал. А те, что остались по доброте, например, собаки, или из лени — кошки, или из слабохарактерности — коровы там и прочие жвачные, те замкнулись и постепенно вообще говорить разучились. Но память о временах, когда все были в родстве, когда люди понимали зверей, в звериной душе осталась. И в человеческой тоже…

Слушатели разбежались. Нури и Алешка расставили шахматы и быстро разыграли дебют.

Детская площадка, одна из многих, расположенных на окраине жилого массива океанского центра Института Реставрации Природы (ИРП), звенела голосами: детвора впитывала солнце и наливалась жизненными соками. Пахло скошенной травой и соснами, радостно лаял щенок.

— Чего я понять не могу, так это свойств памяти, — акселерат и вундеркинд Алешка сделал коварный ход конем и индифферентно отвернулся.

На стол спланировал говорящий институтский Ворон, перебрал в ящике битые пешки и осмотрел доску взглядом знатока. Алешка подергал его за хвост, и ворон предостерегающе раскрыл клюв.

— Знаю, что взрослый начисто забывает о детстве. Но почему? И когда? Вот она, — Алешка поправил бант на косичке пробегавшей мимо девчушки. — Она может силой воображения, даже и не напрягаясь, одушевить свою куклу. Я тоже раньше мог, а теперь вот не могу. Не знаю, как ты, а я ощущаю это как потерю.

Нури сделал рокировку, привычно оглядел площадку и убедился, что все в порядке, все заняты важнейшим в жизни делом — игрой.

— Одушевляет, — согласился он. — Я тоже думал об этом. Но до какого предела — вот вопрос.

И тут из зарослей орешника, что на краю площадки, вышел человек. Не бородатый волхв, не дровосек и вообще не похожий ни на кого из сотрудников ИРП. И потому его появление было сразу замечено: на площадке стало тихо. Нури смешал фигуры, отодвинул доску и подпер голову кулаком. Гость был в домотканых портках в синюю полоску, чистых онучах и новых лыковых лаптях. Домотканая же рубаха без ворота была подпоясана пеньковой веревкой, а светлые волосы, стриженные под горшок, топорщились. От всего этого Нури пришел в состояние тихого умиления, а малыши забыли про игры, разглядывая гостя.

Человек держал в руке лукошко.

— Вот как, значит! — Он поставил лукошко на стол и слегка поклонился. — Вывелся, выходит. Я бы сказал: возник…

Он откинул тряпицу с лукошка, и оттуда выглянули две головы, светло-коричневые, с черными ноздрястыми носами и стоячими ушками, похожие на детенышей лани, но поменьше.

Ребятишки обступили стол, тянулись на цыпочках, пытаясь разглядеть зверенышей. Гость сделал козу, головы поймали пальцы, зачмокали.

— Сосет, — сладким голосом сказал гость.

— Сосут, — машинально поправил Нури.

— Вот… это самое, не можем мы. Убедились: недостойны. Потому — грехи! Я бы сказал — эгоизьм. И опасаемся, как бы чего… А он единственный. Ему безопасность нужна, ему настоящее молоко надоть. Мы не против, берите, а?

Вот так, вплотную, жителя Заколдованного Леса видел Нури впервые. Конечно, он был оттуда: никто из сотрудников ИРП не носил подобной спецодежды и не говорил столь косноязычно.

Гость сощурил васильковые глаза, обтер тряпицей пальцы.

— Так я пойду, значит. А ему б это, как его, детское питание. Натуральное, а?.. До свиданьица.

— Вы еще придете?

— Придете вы, мастер Нури. Туда, — гость показал большим пальцем через плечо. — Вам на роду написано… прийти.

— Ну, если на роду, тогда конечно…

— Дядя, — перебил кто-то из малышей, — а как вас зовут?

— Иванушкой меня кличут.

— Э… — сказал Нури.

— А чего?

— Да нет, пожалуйста… Только вот детенышей из леса выносить не стоило, погибнут они без матери.

— Нет у него матери!

С этими словами Иванушка перевернул лукошко. И все ахнули. На столе лежал желтенький, в темных пятнах теленок тянитолкая.

На следующий день вундеркинд и акселерат Алешка воспользовался отсутствием Нури, чтобы внести свою не предусмотренную программой лепту в дело экологического воспитания молодого поколения. Ему трепетно внимали пятилетние подопечные.

— …Я вам так скажу, товарищи, что, увидев тяни-толкая, дедушка Сатон сначала было сомлел, но быстро взял себя в руки и собрал весь цвет нашего ИРП. Пришли и самые широкие, и самые узкие специалисты — от этологов и генетиков до волковедов и серомышатников — все, кто причастен к реставрации природы. И не зря собрались, ибо сломать, товарищи, всегда легче, чем построить. Пиф-паф — и вот уже нет красного волка. Трах-бах — и конец стеллеровой корове. Еще трах, еще бах — и ты убил последнего на Земле камышового кота! Небольшой такой, изящный и без хвоста… Ты скажешь: что мне камышовый кот, я и без него могу. Говори за себя, а не за всю планету. Земля без камышового кота не может! Для Земли камышовый кот такое же неповторимое дитя, как и ты, человек!.. Воссоздать утраченный вид так трудно, что удача становится праздником для всего человечества. А тут — тянитолкай…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});