Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы - Сергей Ачильдиев

Если российская власть копировала на Западе технологии, интеллигенция усваивала культурные коды, тем самым доказав, во-первых, насколько продуктивней заимствование принципов, а не результатов, и, во-вторых, что европеизация России, проникновение сюда западной культуры, вовсе не означает уничтожение русской национальной самобытности, как до сих пор пугают нас отечественные почвенники. Нет, наоборот, это проникновение способно обогатить российскую национальную культуру. Допуская, будто российская культура настолько слаба, что может раствориться в европейской, русские националисты на деле и оказываются истинными русофобами, ибо тем самым проявляют неверие в собственный народ.

…С начала 1930-х годов и на целых пятьдесят лет «окно в Европу», как известно, было закрыто «железным занавесом». Для Петербурга это явилось одним из существенных факторов культурной деградации, от которой город, по большому счёту, не может оправиться до сих пор. Но оплодотворение западной культуры всё же продолжалось. Своё слово сказала предреволюционная и послереволюционная эмиграция. Недаром Нина Берберова считала, что российская эмигрантская интеллигенция находится «не в изгнаньи, а в посланьи» [18. С. 82].

По мнению известного современного американского специалиста зарубежной ветви русской культуры ХХ века Соломона Волкова, выдающиеся петербургские деятели искусства — в первую очередь, писатель Владимир Набоков, композитор Игорь Стравинский и балетмейстер Георгий Баланчин — дали Западу особый, сугубо петербургский творческий стиль. «Все трое, — пишет С. Волков, — выработали, независимо друг от друга, космополитическую эстетику, основанную на классицистских принципах» [10. С. 307]. Этот уникальный симбиоз родился в атмосфере города на основе другого симбиоза — мечты о европейскости и петербургского патриотизма. И произошло это в последние два десятилетия XIX века, накануне возникновения того, преимущественно петербургского, явления, которое вошло в историю российской культуры под именем Серебряного века. Вот как вспоминал о том же уникальном явлении петербургской жизни второй половины 1880-х годов Александр Бенуа: «Мы все были в одинаковой степени плохими патриотами, если под этим подразумевать какую-то исключительность, какое-то априорное предпочитание своего чужому. Тут сказывалось нечто присущее не столько всему русскому, сколько специфически петербургскому образованному обществу, тут, несомненно, сказывалось, что двое из нас — я и Валечка (Вальтер Нувель, близкий друг автора с гимназически лет. — С. А.) — были своего рода “воплощением космополитизма"» [7. Т. 1. С. 489].

Петербург многое отнял у прежней России. Но взамен дал возможность выбора, сравнения между двумя моделями цивилизационного развития, между двумя моделями культуры, причём как высокой, так и поведенческой. Как воспользовалась страна этим предложенным ей выбором? Насколько серьёзно задумалась над петербургским патриотизмом с европейским уклоном? По сей день эти вопросы остаются риторическими.

Литература

1. Иностранцы о древней Москве. Москва XV–XVII веков. М., 1991. С. 364. Цит. по: Вендина О.И. Москва и Петербург. История об истории соперничества российских столиц // Москва-Петербург. Российские столицы в исторической перспективе. М.; СПб., 2003.

2. Россія: Энциклопедический словарь. Л., 1991. (Репринт изд. 1898 г.)

3. Агеева О.Г. «Величайший и славнейший более всех градов на свете» — град святого Петра (Петербург в русском общественном сознании начала XVIII века). СПб., 1999.

4. Альгаротти Ф. Русские путешествия / Перевод с итальянского, предисловие и примечания М.Г Талалая // Невский архив: Историко-краеведческий сборник. Выпуск III. СПб, 1997.

5. Анисимов Е.В. Петербург времён Петра Великого. М., 2008.

6. Бачинин В.А. Петербург как феномен и ноумен // Феномен Петербурга. СПб., 2000.

7. Бенуа А.Н. Мои воспоминания: В 2 т. М., 1990.

8. Бло Ж. Идеальный город // Петербург: место и время. 2004. № 1.

9. Борисковская Л.Б. Петербургский порт в период Континентальной блокады [1807–1812] // Петербургские чтения-96: Материалы Энциклопедической библиотеки «Санкт-Петербург-2003». СПб., 1996.

10. Волков С. История культуры Санкт-Петербурга с основания до наших дней. М., 2001.

11. Городницкий А. Атланты держат небо. СПб., 2013.

12. Достоевская А.Г Воспоминания. М., 1981.

13. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1972–1990.

14. Игнатова Е. Записки о Петербурге: Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов ХХ века. СПб., 2003.

15. Каган М. Град Петров в истории русской культуры. СПб., 1996.

16. Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1988.

17. Кюстин А. де. Николаевская Россия. М., 1990.

18. Медведев Ф. После России. М., 1992.

19. Мельгунов Н.А. Несколько слов о Москве и Петербурге // Москва-Петербург: pro et contra. Диалог культур в истории национального самосознания: Антология. СПб., 2000.

20. Никитенко А.В. Записки и дневник: В 3 т. М., 2005.

21. Палеолог М. Царская России накануне революции. М., 1991. (Репринт изд. 1923 г.)

22. Пушкин А.С. История Петра I. Подготовительные тексты // Пушкин А.С. Исторические заметки (Историческая проза. Заметки). Л., 1984.

23. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. М., 1962–1966.

24. Салтыков-Щедрин М.Е. Отголоски // Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20 т. М., 1965–1977.

25. Сталь Ж. де. 1812 год // Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев. Л., 1991.

26. Урланис Б.Ц. История одного поколения (социально-демографический очерк). М., 1968.

27. Федотов Г.П. Судьба и грехи России: В 2 т. СПб.,1991.

Противостояние

На земле была одна столица,всё другое — просто города.

Георгий Адамович

Кто они, две столицы России, — нелепая ненужность или удачное дополнение друг другу?

Россия исстари была соткана из противоположностей. Промёрзший, тихий, скудный север — и благодатный, жаркий, бурливый юг. Густонаселённая европейская часть — и пустынное Зауралье. Интеллектуальная элита — и многомиллионный безграмотный народ, живущий в беспросветной первобытной дикости. Та же противоречивость составляла и характер российской нации, в которой удивительная доброта всегда соседствовала с крайней жестокостью, покорность и послушание — с кровавым бунтом, обожание — с ненавистью… Неслучайно, наверное, на гербе государства Российского ещё в XV веке Георгия Победоносца сменил смотрящий в противоположные стороны двуглавый орёл.

Лишь в одном Россия долгое время не имела своего контрапункта. Москва царствовала в горделивом одиночестве. Ни один другой российский город ни по величине, ни по богатству, ни по своему влиянию не смел и близко подступиться к Белокаменной. Пётр I исправил этот недостаток буквально в одночасье, преподнеся Москве свой Санктпитербурх.

Пожалуй, наиболее точно охарактеризовал реакцию Москвы на рождение северной столицы один из крупнейших современных специалистов в истории взаимоотношений обеих столиц Константин Исупов: это был «ужас “органического" перед “механическим”» [22. С. 89]. Правда, поначалу в Белокаменной ещё теплилась вера, что, авось, обойдётся: то ли у государя пройдёт его дурь, то ли шведы — дай им Господь! — отвоюют невские болота обратно… Но в 1712 году, когда вопреки традиции Пётр торжественно отпраздновал свою свадьбу с бывшей «ливонской пленницей» не в Кремле, а на невских берегах и всему двору предписал тотчас же и навсегда переселиться в любезный его сердцу «парадиз», — рухнули последние надежды.

Некоторые москвичи ещё долго пытались бороться за возвращение столицы на прежнее место. Так, в 1787 году князь Михаил Щербатов, автор «Истории Российской от древнейших времён» и нашумевшего памфлета «О повреждении нравов в России», написал «Прошение Москвы о забвении ея», где доказывал Екатерине II, что берега Москвы-реки не в пример лучше для русской столицы, нежели невские. «Средоточное местоположение среди Империи моего града было бы удобным к скорейшему дохожде-нию всех известий до правительства, — выставлял неопровержимые, как ему казалось, аргументы автор «Прошения», — и власть монарша, повсюду равно простираясь, нигде <бы> ослаблена не была; вельможи бы, окромя что от повсюду зримых ими памятников усердия и верности их праотцев, более бы внутренность страны познали, и нужды бы народные известнее им были. Воззри, Всемилостивейшая Государыня.» [40. С. 86]. Но государыня не «воззрила». Да и все другие подобные попытки не находили отклика ни в её сердце, ни в сердцах её преемников. В том числе последнее послание такого рода, направленное Константином Аксаковым в 1856 году, вскоре после смерти Николая I, новому государю Александру II. Один из видных славянофилов в своей записке «Значение столицы» говорил всё о том же — появление Петербурга, этой «заграничной столицы России», привело к разрыву правительства с народом, а потому императору и всему двору следует переехать обратно в Белокаменную, «народную столицу».