Волшебный горшочек Гийядина - Светлана Багдерина

Увидев, какой оборот принимает дело, за оружие – и уже не дожидаясь сигнала – взялись остальные полторы сотни участников и слушателей.

В воздухе засвистели метательные ножи.

Пара из них со звонким треском пробила резонатор знаменитого инструмента, которым маг поспешил прикрыть голову, еще один царапнул его щеку…

Но, похоже, идея насчет того, что с самозванцами нужно что-то делать, осенила не только ассасинов, потому что с галереи сорвался и ринулся с тоскливым потусторонним завыванием вниз, подобно черной комете, исполинский черный призрак.

– Смерть!!!.. – попадало оружие из рук благоговеющих ассасинов. – Демон смерти!!!..

– У-у-у-у-у!!!.. – соответствуя имиджу, еще более душераздирающе провыл мрачный фантом и, мастерски славировав промеж колонн, спикировал на прижавшуюся друг к другу загнанную парочку.

Но вдруг огромное черное газовое полотнище – телесная оболочка духа зла – невзначай зацепилось за нож, застрявший в деревянном гербе ордена на колонне, и тихо опустилось на головы тех, кто оказался в зоне покрытия, обнажая отнюдь не демонического Масдая и Сеньку на нем, без паранджи, но с сотниковой саблей наголо.

Исступленный вопль ярости всколыхнул притихшие было ряды ассасинов, и свежий град из всевозможных колюще-режущих предметов обрушился на нового персонажа трагифарса.

Открыть список невосполнимых потерь так непредсказуемо завершившегося поэтического вечера не позволила лишь молниеносная реакция Агафона. Из пальцев его выметнулось большое золотистое облако, и в нем, как в меду, безвредно застряли все клинки, посланные с галерки. Через пару секунд оно растаяло, просыпав всю добычу на головы менее удачливых любителей поэзии в партере.

– Быстрей, грузитесь!!! – рявкнула Серафима, ударом плашмя отоварила по лбу метнувшегося на перехват одного адъютанта старейшины, кулаком в глаз – другого, и яростно дернула за шиворот Селима, сошедшегося в безмолвной схватке за свободу с Муталибом.

Агафон запрыгнул на ковер, лихорадочно выкрикивая заклинания и размахивая руками, и в последнюю секунду успел поставить щит между ними и взбесившимся зрительным залом.

Жаждущая крови и скальпов разъяренная черная толпа налетела на наспех воздвигнутую невидимую стену, разбилась, но попыток пробиться к осквернителям традиций отнюдь не оставила. Под их остервенелым натиском стена, как всякое сооружение, возводимое наспех и как попало, быстро прогнулась, подалась, затрещала…

– Быстрее, быстрее!!!.. – изо всех сил удерживая прорываемое рассвирепевшими осаждающими укрепление, прошипел чародей. – Я больше не могу!!!..

– К-кабуча!!!.. – взревела царевна, уперлась, напряглась, и рванула беднягу Селима за шкирку, затаскивая на ковер.

Старикан последовал за ним.

– Да ты-то нам тут на кой пень! – попыталась разжать пальцы-клещи Серафима.

– Кэмеля… отдай… – прошипел, свирепо выкатив глаза, Муталиб. – Придушу… Загрызу…

– Осиное гнездо… – просипел Охотник, тщетно вырывая запястья из захвата старика.

– Да забирай ты своего…

Но ни договорить, ни выдернуть четвероногое двурукое раздора из синеющих под нечеловеческой хваткой пальцев Охотника она не успела. Под натиском взбешенной оравы временная стена Агафона дрогнула, хрустнула оглушительно, и рассыпалась на мириады крошечных черно-желтых частичек… Совершено случайно оказавшихся шершнями.

Очень нервными и чрезвычайно злыми на весь Белый Свет, начиная с отдельно взятого конкретного зала собраний.

Через несколько мгновений и золотой верблюд, и самозванцы, и даже сражающийся с ними в одиночку старейшина были забыты: у бедных ассасинов появилось другое развлечение.

И у самозванцев – тоже.

Селим, укушенный уже три раза, понимая, что дальше некуда, взревел что-то неясное, рванулся – снова тщетно – и от отчаяния, что было мочи, боднул головой в лоб главного душегуба.

Такого поворота их схватки Муталиб не ожидал. От неожиданности он охнул, разжал на секунду пальцы… Но секунда – это всё, что надо было Сеньке, скинувшей безбилетного пассажира с ковра, и Масдаю, чтобы птицей взвиться под сводчатый узорный, как крылья бабочки, потолок, спасаясь от преследования разъяренной шершниной стаи.

Подобно залетевшей случайно в тесную комнату ласточке, ковер метался из угла в угол, маневрировал, финтил и уклонялся, но даже ему было понятно, что до того, как летающий полосатый арсенал настигнет и облепит его пассажиров, как это уже произошло с отчаянно вопящими и ломящимися в узкую дверь гостеприимными хозяевами, пройдет совсем немного времени.

Один шершень укусил Селима в щеку. Второй приложил Сеньку в палец. Третий запутался в волосах Агафона и загудел, как пикирующий бомбардировщик, рассчитывая продать свою жизнь подороже.

– А-а-а-а, к-кабу-у-у-у-уча-а-а-а-а-а… – проорал исступленно маг, яростно взъерошивая шевелюру и принимая два укуса в ладонь, зажмурился, выбросил руки вперед и чуть вверх, и испуганный вопль его перешел в тщательно выплетаемое заклинание…

Часть потолка внезапно вспучилась как крышка испорченной консервы, поперла вверх, вширь, вдаль, и вдруг взорвалась, словно проткнутый булавкой воздушный шарик, осыпая находившихся под ней ассасинов кусками камня, раствора и штукатурки.

К изумлению Серафимы, в образовавшуюся дыру хлынуло солнце, небо и утро.

– Так мы всю ночь тут просидели!..

Но не успела она как следует этому подивиться, как Масдай радостной птичкой, почуявшей спасение и волю, устремился к брызжущему светом пролому.

Через несколько мгновений все четверо уже неслись по яркому весеннему небу, сопровождаемые – быстро, впрочем, отставшими с чувством выполненного долга – шершнями.

Отыскать потерявшихся в бурю товарищей оказалось проще, чем они полагали: место стоянки оказавшихся за бортом было видно издалека. Ярко-оранжевый полупрозрачный с одной стороны купол, под которым на мраморном полу разместились вокруг неработающего фонтана горы разноцветных ковров и подушек, не заметить на ровном месте вообще очень сложно.

Агафон, гордый как павлин собственной победой как на музыкальном, так и на магическом поприще, при виде такой вопиющей роскоши и комфорта заметно сдулся. Зато Серафима и Селим были вне себя от счастья.

– Слава премудрому Сулейману! Они живы! Они целы!

– Эй, засони, подъем! Так до следующей бури додрыхнуть можно!

От стука по куполу пошел мелодичный звон, и путники, устало свернувшиеся калачиками под покрывалами, затканными золотыми цветами, вскочили, продирая на ходу глаза. Отодвинулась штора, отделяющая женскую половину от мужской, и из-за нее встревоженно выглянули две заспанные физиономии – бледная и смуглая.

– Что там?

– Что случилось?

– Не волнуйтесь, мои прекрасные леди, сейчас я этих стукунов-то…

В припадке отваги и галантности Кириан до «окошка» добрался вперед всех.

На свою беду.

Потому что первым, что он узрел в теплые нежные минуты после пробуждения, была сверлящая его горящим взором огромная синяя, плотоядно ощерившая рожа.

На его истошный вопль среагировали Иван и Олаф: подхватив лежащее наготове оружие, рьяно кинулись они в атаку на неизвестное чудовище… и остановились. Они-то были здесь, а чудовище – там!.. А дверь конструкцией, похоже, была не предусмотрена.

Отыскать архитектора, чтобы указать ему на вопиющий недостаток проекта, оказалось лишь немногим проще, чем выбраться наружу без двери. Заметивший в окне синемордое чудовище, впечатлительный и в лучшие моменты своей жизни Абуджалиль сделал вид, что ему срочно потребовалось что-то найти под моментально увеличившейся грудой подушек в дальнем конце купола. При этом самооценка Агафона, хмуро разглядывавшего роскошь экспромт-ночлега, сотворенного сулейманином, перескочила покинутую было отметку «стабильно высокая» и снова стремительно рванула вверх.

Когда же недоразумение разъяснилось, и одна из секций купола стыдливо растаяла в жгучих лучах предобеденного солнца, победители ассасинов, лауреаты поэтического конкурса и просто первые из обычных людей, не только выживших в логове клана убийц, но и устроившие незабываемую ночь его хозяевам, гордо вступили под тенистые своды в объятья друзей.

Странно реагировал на появление многострадального Селима, почему-то, только Кириан. Обреченно прошептав «я так и знал», он тихо опустился на выводок упитанных подушечек под ногами, сел по-тамамски и, обхватив голову руками, начал раскачиваться из стороны в сторону, тихонько подвывая себе под нос:

Допился я нынеВ проклятой пустынеДо глюков сильных,До чертей синих…

– Селим-ага, позвольте узнать, что эти мерзкие ассасины сделали с вашим благородным лицом? – юный чародей обеспокоенно забрал в щепоть покрытый ночной щетинкой подбородок.