Гавань - Клэр Кент

сумела найти ничего, что могло бы помочь тебе.

— Ты сделала все, что могла, — теперь ее голубые глаза сфокусированы на моем лице. Серьезные и усталые. — Ты так много сделала для меня. Но я собираюсь попросить тебя сделать еще кое-что.

— Все, что угодно. Ты знаешь, что я все сделаю, — я знаю, что будет дальше, и я уже знаю свой ответ. Вот почему я так отчаянно пыталась найти другой вариант.

— Я не знаю, как долго я так продержусь, и я больше не хочу этого делать, — пара слезинок скатывается из ее глаз. — Прямо сейчас я мыслю ясно, и я не знаю, буду ли я такой снова. Мне так жаль, что я взваливаю это на тебя, но, пожалуйста, Фэйт, ты можешь сделать это побыстрее?

На мгновение я слишком задыхаюсь, чтобы говорить. Но мне удается кивнуть.

— Спасибо тебе, — говорит она с легким всхлипом. — Я не хочу показаться слабачкой, но я просто так устала.

— Я знаю, что это так. Тебе больше не нужно бороться. Все хорошо. Все правда хорошо, — я протягиваю руку и убираю ее тонкие, спутанные волосы с лица. Обычно я расчесываю их по утрам, но сегодня меня тут не было, чтобы сделать это.

Теперь Молли улыбается. Она слегка прислоняется к моей ладони.

— Это была неплохая жизнь, даже если мне пришлось пережить апокалипсис. Я любила твоих маму и папу. Ты и они — самое близкое подобие семьи, которое когда-либо у меня было.

На мгновение я не уверена, что смогу это сделать. Я не думаю, что у меня достаточно сил, чтобы пережить этот момент. Но это мир, где удары никогда не смягчаются, где спасение никогда не падает с неба, и поэтому я должна быть достаточно сильной, чтобы встретить это. Мое зрение проясняется, руки перестают дрожать, и мне удается сказать почти ровным голосом:

— Ты была мне сестрой.

Молли кивает и неловко ерзает на кровати. Ей больно. Это очевидно, хотя она ни разу не пожаловалась.

— И у нас было много хороших моментов. Летом мы обычно собирали клубнику и ели ее у ручья.

— И мы тайком выбирались кататься на лошадях по ночам.

— И Джек отвозил нас всех за мороженым в город, включал радио на полную громкость, и мы все сидели и ели мороженое в кузове грузовика.

— И Моника всегда пыталась заставить нас потанцевать.

— И мне всегда нравилось работать в саду. Выращивать всякое. И каждый вечер читать вместе со всеми, — теперь она улыбается по-настоящему, хотя ее голос становится все тише. — У меня была хорошая жизнь. Я познала любовь. Я любила вас всех, и вы любили меня.

— Да, — я все еще глажу ее по волосам, отводя их назад. — Мы всегда будем тебя любить.

— Было бы здорово влюбиться. Чтобы кто-то смотрел на меня так, как Джек смотрит на тебя. Но у меня была очень хорошая жизнь и без этого.

— Я рада, что это так, — я не могу осознать ничего, кроме ощущения ее волос на одной моей руке и ножа, который я вытащила из-за пояса другой. — И без тебя моя жизнь далеко не была бы такой счастливой.

— Спасибо тебе за то, что ты это сказала. Я знаю, тебе трудно открыться. Ты всегда должна быть такой крутой. Ты так много сделала, чтобы позаботиться обо всех нас, и теперь я прошу тебя еще о большем.

— Не беспокойся об этом. Я в полном порядке.

— По крайней мере, у тебя есть Джек.

Я не знаю, что на это сказать. Это слишком много, чтобы уложить в голове. Однако я бы ни за что не стала с ней сейчас спорить, поэтому отвечаю невнятно:

— Да. Он у меня есть.

Молли облизывает губы и слабо улыбается мне.

— Ты помнишь ту ночь в прошлом году, когда Лэнгли оставила дверь открытой, и свиньи сбежали? Мы все бегали вокруг как сумасшедшие, пытаясь их поймать.

Я слегка смеюсь при этом воспоминании.

— Мигель упал и с ног до головы вымазался в грязи.

Она хихикает.

— Потом он ходил вокруг с распростертыми руками, пытаясь всех обнять грязными объятиями. Мы так сильно смеялись. Это была хорошая ночь.

Я должна это сделать. Пока она улыбается. Джексон сказал подождать его, но я никогда не перекладывала ни одну из своих обязанностей на кого-то другого.

Я сжимаю нож в руке и приказываю себе сделать это быстро. Это то, чего она хочет. Это будет милосердием.

Но вместо этого я жду.

Она заснула без предупреждения. Ее дыхание очень хриплое. Болезненное.

Я долго наблюдаю за ней, пока не понимаю, что она больше не дышит.

Я задыхаюсь. Проверяю ее пульс. Пытаюсь почувствовать какое-то дыхание.

Ничего нет.

Она скончалась.

Я не знаю, как и почему это произошло так быстро. У моей мамы была агония день за днем.

Я все еще держу нож, но теперь он мне не нужен. Я даже осмыслить не могу, почему он не нужен.

В конце концов Джексон находит меня там. Он входит в комнату один, и я слышу, как он издает бессвязный звук при виде меня.

— Бл*дь, — бормочет он, со щелчком закрывая дверь. — Ох, бл*дь, котенок, — он подходит и забирает нож из моей руки. Поднимает меня на ноги. — Я же сказал тебе подождать меня.

Я открываю рот, чтобы попытаться объяснить. Это то, чего она хотела.

Джексон смотрит на нож, как будто его смущает, что он чистый и сухой.

— Мне не пришлось, — удается выдавить мне. — Она просто… умерла.

Затем я начинаю дрожать. Кажется, я ничего не могу с собой поделать. Джексон быстро заключает меня в крепкие объятия. Я хочу утешиться ощущением этого — его — но я не могу отпустить себя настолько, чтобы сделать это. Я отстраняюсь от него.

— Иди умойся и немного отдохни. Я позабочусь здесь обо всем. И я могу сам провести собрание сегодня вечером, если хочешь.

Я качаю головой.

— Мы потеряли Бретта и Молли. Я тоже буду там.

Но в остальном я делаю так, как он говорит. Я позволяю Джексону позаботиться о том, что осталось сделать, так как все равно не уверена, что смогла бы справиться с таким.

Я провожу некоторое время в одиночестве в своей комнате, но на самом деле не чувствую себя лучше. Я помогаю с ужином, а затем мы с Джексоном провожаем остальных попрощаться с нашими друзьями, как мы всегда это делали. Мы читаем вслух 23-й псалм. Затем мы говорим обо всем хорошем, что помним. Мне даже удается