Вензель на плече Урсулы - Эмма Герц

На Марусечкино семнадцатилетие мы поругались навсегда, потому что она обозвала мою большую любовь придурком. Я справедливо заметила, что большая любовь Марусечки — тоже придурок.

На Марусечкино девятнадцатилетие я кашляла и лечила бронхит антибиотиком пенициллинового ряда, который не сочетался с алкоголем. Досадно, что обнаружилось это опытным путем.

На двадцатом, двадцать первом и двадцать втором днях рождения я не присутствовала по личным причинам, а на двадцать третий впервые появилась с Савиным, это был наш первый выход, я волновалась, ведь каждое новое знакомство добавляет реальности отношениям. Савин был влюблен, не отпускал моей руки или куска одежды, а когда я выходила из комнаты, непременно выходил следом.

На дне рождения в прошлом году Марусечка выбрала ник Розовая пантера — в честь своего давнего плюшевого подарка моим детям. Марусечка — человек, абсолютно незнакомый с Интернетом, редкость, но бывает. Я помогла ей создать аккаунт. Для легкости и удобства запоминания логин и пароль сделали одинаковыми, pink-panther.

Проходило время, Марусечка с подробностями рассказывала о письмах, поступивших в ее ящик, потом о знакомствах «вслепую», о развитии отношений с некоторыми из этих знакомцев — мы их называли «мамбовцы», — и очень веселились.

Совсем недавно возник слесарь механосборочных работ. «Зато он добрый, — убеждала Маруська, — и мастеровитый!» Наши беседы о слесаре стали традиционны, каждый вечер я получала свежих историй. Иногда подруга спрашивала что-то вроде: «И что мне с этим делать», имея в виду его бесперспективность как подходящего мужа. Иногда я отвечала что-то вроде: «Да ничего, господи», имея в виду, был бы человек хороший.

Савин был вовлекаем в наши разговоры, с целью уточнить: «Можно ли позвонить мужчине вечером первой после того, как он позвонил тебе утром первым, но пропал на десять часов и не отвечает на эсэмэс».

Если имеется слесарь механосборочных работ, Савин не может существовать с ним парно. Савин — он такой, эгоистический индивидуалист, существует автономно. Ввожу логин — есть логин, ввожу пароль, — есть пароль. Отлично.

Забавно, какими только путями не ходит отчаяние. Оно выбирает разные дороги, никогда не повторяется.

Может дружелюбно приветствовать тебя отсутствующими входящими сообщениями почтового ящика.

Прошуршит результатом анализа с синей печатью и красным восклицательным знаком рядом.

Блеснет ртутным столбиком близ цифры «40» на градуснике, вынутом из горячей подмышки ребенка.

Завибрирует телефоном, пискнет эсэмэс-кой, и откуда-то знаешь, что лучше не открывать ее никогда, — откроешь.

Ухмыльнется со страниц учебника черными буковками, не желающими складываться в нормальные фразы и укореняться в глупой голове.

Ослепит синим экраном смерти windows, сообщением «удаленный компьютер не отвечает» или любым иным по теме.

Разбудит поутру головной болью, подгоняя глотать таблетки анальгина и пирамидона, хотя нет сейчас пирамидона, придется давиться зеленым чаем, похожим на раствор йода в горячей воде.

Или вот подмигнет с экрана ноутбука синей прямоугольной рамочкой:

«Данный аккаунт заблокирован. Читать больше».

Читаю больше: «Данный аккаунт уничтожен владельцем без возможности восстановления 26.01.2010».

— Хозяаааайка! — ожидаемо раздается из кухни. Это Полина, низковатый голос с продуманными модуляциями.

— Дорогая! Ты в порядке? — чуть писклявый Людочкин.

Недолго же просуществовал Марусечкин аккаунт. Около суток.

— Уже иду, — немного привираю я, потому что иду только через время. Плеск воды в ванной. Звонок телефона.

— Алло, — Ирка Альперовская, — алло. Ты не обижайся на меня, конечно, но мы не пойдем сегодня в группу худеющих. У меня такие траты. Ты не представляешь. Володюшка, как вчера вернулся из Лондона, просто сам не свой. Сел, положил ноги на стол и сказал, что плов кушать не будет. «Я не ем это». Так и сказал… Володюшка — избалованный Иркин и Альперовского сын. Чему-то там учился в Лондоне последние полгода.

— И у меня траты! Ты знаешь, Володюшка очень стал разбираться в одежде, в брендах. Говорит: я от Дольче и Габбана согласен только на первую линию… А этого мудака Альперовского нет как нет! Типа, по делам уехал! Сына даже не встретил. По телефону позвонил. А Володюшка очень переживает. Говорит: «Черутти — никогда!..»

— Ира, ты меня извини, я перезвоню тебе.

Возвращаюсь на кухню.

— Прошу прощения, — обращаюсь к соседкам, — мне надо ехать за сыном, и…

— Ага, — радуется Полина, потирая ладони, — мы тоже уходим. Ледорубов мне отзвонил, уже катит по Московскому шоссе… У него сегодня идиотская встреча идиотских выпускников. Сто лет со дня выпуска… Пинцет!

Полина хохочет и красиво размахивает рукой. Золотой браслет чуть взлетает и опадает снова. И это тоже красиво: гладкая рука, блестящий металл.

— Я его спрашиваю: Ледорубов, а мальчики там будут? Для любви и дружбы? Отвечает: «Только женатые». А я ему: а мне других для любви и дружбы и не надо!..

— Почему? — с жадным любопытством выговаривает Людочка, подаваясь вперед на стуле. — Почему других не надо?

— Люууудочка!.. — мелодично тянет Полина, закуривая вновь. — Драгоценная моя, спроси меня, пожалуйста: кто сейчас не женат? Ты спроси меня, а я отвечу: кто сейчас не женат, тот встречается с двадцатилетней красавицей, студенткой гуманитарного вуза. А кто женат, встречается со своей женой, усатой злобной климактеричкой весом в сто кило! Ну и подумай, кто более заинтересуется… Любовью, извиняюсь, и дружбой!

Стремительно выхожу. Плотно прикрываю за собой дверь, это неприлично. Но еще более неприлично при посторонних людях рыдать, сморкаться в черный длинный рукав и повторять: усатая-злобная-климактеричка-весом-в-сто-кило.

* * *

Как Урсула познакомилась с женой Господина, и что было потом

Поезд

Урсула и Господин вернулись из Москвы. Разумеется, сначала они поехали в Москву. Потом проживали там какое-то время, небольшое. Господин решал вопросы. Урсула немного ходила по улицам, немного по магазинам, а по музеям нисколько, не говоря уж о Красной площади, больше оставалась в гостиничном номере, валялась с книжкой на удобном диване в желто-коричневую клетку. Это было отдельное мероприятие — на диване с книжкой. Урсула ложилась на диван, книжка — тоже, рядом. Урсула думала о своем. Книжка не думала ни о чем, призывно шевелила страницами, но ненавязчиво.

Лежа на диване, Урсула смотрела на большое окно, наполовину закрытое плотной портьерой. Если встать с дивана и подойти к окну ближе, то можно увидеть обширный Измайловский парк с деревьями и, наверное, кустарниками, ведь не бывает парков без кустарников.

Но Урсула не подходила к окну. Она переворачивалась со спины на живот, иногда садилась, прижимая колени к подбородку. Вспоминала спальный вагон и его непревзойденный на железной дороге комфорт. До текущей поездки с Господином она путешествовала поездом преимущественно плацкартно — особо запомнилось ей возвращение с родителями из курортного Сочи, лет пять тому назад. В соседях у семьи оказался солдат, очень разговорчивый. Ему удалось в подробностях пересказать Урсуле содержание нескольких популярных зарубежных кинофильмов, наибольшее внимание было уделено «Терминатору». Прошли годы, а Урсула все еще немного вздрагивала при словах «Сара Коннор», или как там звали героиню.

Спальный вагон был не очень похож на плацкартный. Урсула смотрела в окно на меняющиеся картинки.

— Разденься, — сказал Господин, бесшумно помешивая ложечкой крепко заваренный чай в стакане внутри металлического подстаканника. На подстаканнике ветвились и переплетались телами какие-то буквы, на белой салфетке в выпуклый горошек лежало несколько кусков сахара-рафинада в обложке.

— Разденься, — повторил Господин, — выйди в коридор голой и оставайся там десять минут. Можно дольше, если тебе понравится.

Урсула молчала. Она бы хотела сейчас взглянуть на себя вон из того темного угла купе, на гладко причесанную русую голову, ресницы, удлиненные революционной тушью «Макс Фактор», горящие щеки, прыгающие пальцы.

Скомканные черные брюки, мягкий свитер из хлопка, немного запутавшийся в сжатых кулаках, отброшенный назад. Бледная кожа, просвечивающие дуги ребер, родинка на плече, темно-коричневая и яркая. Простые черные трусы (Господин не признавал помимо aсtion претенциозного белья), теплые гольфы, узкая разноцветная полоска волос на лобке — зеленая с фиолетовым.

Дрожащие колени. Маленькие ступни, темно-красный лак на ногтях. Неуместные мысли в голове: подруга Маруся посетила впервые открывшийся в городе солярий, для процедуры требовалось собрать волосы на голове. Не найдя никаких подручных средств, завязала кудрявый «хвост» собственными трусами. Потом чуть не рехнулась, разыскивая их в закоулках раздевалки, вышла на улицу в дождь. Всю дорогу удивлялась обилию счастливых, улыбающихся людей, проходящих мимо и навстречу. Дома обнаружила, что радовала взгляды прохожих бело-голубыми гороховыми рюшами. Утаила все это от родителей, потому что они наверняка упрекнули бы ее в глупости и наложили запрет на дальнейшие посещения солярия, а загар ведь так необходим девушке. Гораздо больше, чем, например, часы.