Афган: русские на войне - Родрик Брейтвейт

Стратегическая доктрина советского правительства имела еще один изъян. Оно недооценило (а может, даже не принимало в расчет) потенциальную неготовность собственного народа терпеть долгую и явно бессмысленную войну в далекой стране. Конечно, советские власти не сталкивались с массовым движением протеста, как правительство США во время войны во Вьетнаме. Но растущее разочарование войной в государственном аппарате и вне его подорвало решимость лидеров.

Этого хватило, чтобы свести на нет все военные успехи 40-й армии.

Командующие

За время существования 40-й армии во главе ее побывали семь командиров: Юрий Тухаринов, Борис Ткач, Виктор Ермаков, Леонид Генералов, Игорь Родионов, Виктор Дубынин и Борис Громов. Еще одиннадцать генералов служили советниками афганской армии с 1975 по 1991 год. Некоторые из этих офицеров, потрясенные унижениями, через которые прошли их армия и страна, сыграли существенную политическую роль в распаде Советского Союза и становлении новой России.

Военная верхушка СССР состояла из профессионалов. Они учились в Академии Генштаба. Они руководили крупными военными формированиями, командовали военными округами СССР и армиями за пределами страны. В 1979 году они еще помнили ту славу, в лучах которой купалась армия после победы во Второй мировой. Они получали больше остальных госслужащих (кроме офицеров КГБ). Они разделяли базовые цели политического руководства — сохранение стратегического паритета с США. И политики соглашались, что притязания армии при распределении экономических ресурсов страны имеют безусловный приоритет — при условии, что военные остаются в стороне от политики. Как и офицеры армий других стран, советские военные руководствовались чувством долга, соображениями чести и патриотизмом. Они чтили славные подвиги русской армии. Они держались в стороне от гражданских и были уверены, что и гражданские не должны никоим образом вмешиваться в их дела. Даже министр обороны Дмитрий Устинов в их глазах не вполне отвечал высоким требованиям: несмотря на большой опыт работы в оборонном секторе, он был партийным бюрократом, а не профессиональным офицером.

Некоторые из этих генералов участвовали во Второй мировой, будучи младшими офицерами. Многие из них служили на Дальнем Востоке, Ближнем Востоке и в Африке: СССР оказывал активную военную поддержку своим коммунистическим союзникам, «прогрессивным» правительствам «третьего мира» и народам, стремящимся к независимости от колониальных хозяев[31]. В этих кампаниях ряд советских офицеров погиб.

Советские генералы успешно развернули семнадцать дивизий в Венгрии в 1956 году и восемнадцать дивизий (при поддержке восьми дивизий стран Варшавского договора) — в Чехословакии в 1968 году. Во время операции против венгерских повстанцев погибли 87 офицеров и 633 солдата. В Чехословакии настоящих боев не было. Там погибли один офицер и одиннадцать солдат. Операции в Восточной Европе стали внушительными достижениями в плане логистики, но это была не война. В отличие от американских коллег, у советских генералов не было свежего опыта управления большими армиями в боевых условиях. И они не имели ни оснащения, ни специальной подготовки, ни теории, ни опыта ведения войны с мятежниками в горах Афганистана.

Хотя в боях пали четыре советских генерала{166}, главный удар приняли на себя полковники, майоры, капитаны, лейтенанты и рядовые. В Афганистан отправились менее 10% офицеров мотострелковых войск — костяка армии. Остальные были разбросаны по Советскому Союзу и Восточной Европе: войска готовились к большой войне с НАТО и при этом должны еще были внимательно следить за китайцами.

Большинство советских офицеров считало выполнение приказов своим долгом. Даже если бы они узнали о сомнениях, терзавших советское руководство, то посчитали бы, что это не их дело. Они были уверены, что их отправили в Афганистан для защиты страны от внешнего вмешательства и мятежей.

Хотя к концу войны разочарование стало расти, идеалистические настроения играли важную роль до последнего момента. Анатолий Ермолин отправился в Афганистан молодым лейтенантом в 1987 году, и тогда необходимость советского вмешательства не вызывала у него никаких сомнений. Они возникли позднее, когда Ермолин вернулся домой. Он стал либеральным политиком и депутатом постсоветского парламента России{167}.

К моменту прибытия в Афганистан молодые люди, прошедшие советскую офицерскую школу, были в основном хорошо обучены или, во всяком случае, готовы впитывать опыт, который можно получить только на поле боя.

Специалистам обеспечили дополнительную подготовку. Закончив академию, Александр Карцев отправился еще на год в разведшколу. К тому моменту ГРУ решило, что в Афганистане нужно обеспечить местные источники информации: технические средства разведки оказались несовершенными, данные воздушной разведки поступали с задержкой, а станции радиотехнической разведки в горах работали неважно. Советские разведчики записали массу важных разговоров на древние магнитофоны, но им не хватало грамотных переводчиков, чтобы обрабатывать этот материал. ГРУ предложило новые методы. Избранных офицеров разведки обучали простейшим врачебным навыкам, подражая французской благотворительной организации «Врачи без границ». В кишлаках таких людей встречали бы с энтузиазмом, и они смогли бы собрать немало полезной информации.

Два месяца московские профессора обучали Карцева врачебному делу, а попутно он зубрил дари — русский разговорник. Потом его отправили в туркменский лагерь, где обучали альпинизму, стрельбе, вождению по горным дорогам и опять-таки местным языкам. После этого Карцеву выдали загранпаспорт, он вылетел в Ташкент, затем получил назначение в 180-й мотострелковый полк в Кабуле. Он служил в Афганистане с 1986 по 1988 год.

Его направили на маленькую заставу к западу от Баграма. Карцев участвовал в налетах, засадах и повальных обысках — обычных занятиях подобных подразделений. Кроме того, опираясь на свои только что приобретенные медицинские познания, он оказывал селянам простую врачебную помощь, иначе недоступную им, и завоевывал доверие старейшин. Так Карцеву удавалось собирать слухи и наладить надежный контакт с Шафи, афганским агентом, учившимся в Оксфорде и Японии. Карцев полагал, что Шафи был связным Ахмада Шаха Масуда. У Шафи Карцев перенял глубокий интерес к восточной медицине, и полученные в Афганистане знания пошли ему на пользу: после увольнения из армии он открыл в Москве массажный кабинет{168}.

Что это за война?

Как и другие войны с повстанцами, афганская кампания была лишена детально спланированных сражений и масштабных наступательных операций, побед, поражений и стремительных отступлений. Не было даже линии фронта. Составить последовательную историю такой войны нелегко. Она не давала простора для полководческого искусства в обычном смысле. Дело не в том, что генералы все еще мыслили категориями Второй мировой (хотя бывало и такое). Они долго и упорно осмысляли условия современных войн и были уверены, что скорректировали свою стратегию и тактику для сражений и победы в такой войне. Однако они ошибочно полагали, что если армия хорошо подготовлена к полномасштабной войне, она сможет без серьезной адаптации успешно вести и локальную войну Американцы мыслили так же в начале войны во Вьетнаме. Они адаптировали тактику, но проблему так и не решили. И хотя у советских командиров был перед глазами американский опыт, они не проработали заранее столкновения с малыми, легковооруженными и чрезвычайно мобильными группами целеустремленных бойцов, знакомых со сложной местностью. Офицеры и солдаты 40-й армии не слишком успешно вели такую войну, пока не набрались опыта. Но хотя многие из них смогли адаптироваться к этим условиям, в конечном счете они не больше американцев преуспели в борьбе с неуловимым врагом.

* * *

Страна, в которой оказалась 40-я армия, разительно отличалась от европейских равнин, к боям на которых готовили советских солдат. Она как будто создана для партизанской войны: стычек в горах, кишлаках и на окраинах городов, придорожных засад и карательных экспедиций, разовых крупных операций. Афганистан как будто предназначен для разрушения, возмездия и невероятной жестокости.

Горы, покрывающие четыре пятых территории страны, тянутся с востока на запад: от Памира, где сходятся Таджикистан, Индия, Пакистан и Китай, практически до иранской границы, лежащей за Гератом. Горы рассекают Афганистан с севера на юг и делят афганцев на нередко враждебные друг к другу группы, говорящие на разных языках, имеющие разную культуру, а на протяжении большей части своей истории — еще и разные религии. Местность разрезают долины и ущелья, которые под силу преодолеть только пешим: крестьянам и пастухам, торговцам, контрабандистам, путешественникам, туристам, хиппи и партизанам со своими караванами оружия. Дороги здесь — роскошь. До XX века в стране практически не было транспортных путей — лишь тропы, пригодные для пешеходов и вьючных животных, но не колесного транспорта.