Мозес - Ярослав Игоревич Жирков

дом, сын, друзья, – сказала она. Амрам нахмурился.

– Здесь наш дом, дочь и новые друзья! Забудь Германию! Думай о настоящем и насущных проблемах. Да ты хоть знаешь, с кем наша дочь общается? Это тебя не волнует? – Амрам покрылся румянцем от злости.

– Джон отличный парень. Почему ты его так невзлюбил? Ты ей уже и друзей выбирать собираешься?

– Ей тринадцать и это уже не похоже на дружбу. И не хватало мне еще зятя католика, – сказал Амрам и непримиримо сложил руки на груди.

– Опять ты за своё. А сам-то когда последний раз был в синагоге? Мы же не в Германии, тут боятся нечего, так ведь? А тут вдруг вспомнил про традиции.

– Это другое! Один такой брак и всё наше поколение из Циммерманов превратиться в… как фамилия этого Джона? Смит?

– Фостер.

– Не важно! Я не хочу внуков с такой фамилией. Замуж только за кого-нибудь из наших! – громко сказал Амрам решив поставить точку в разговоре.

– И чем же мы тогда лучше этих нацистов? – От этих слов Амрама пробрал по спине холодок.

– Ты с ума сошла?! Не сравнивай нас с этими псами!

– По-моему очень похоже.

– Нет! – раздалось в полуночной тишине, – Разве мы громим их магазины, избиваем в темных переулках?

– Нет, – неуверенно прошептала Мария.

– Не слышу!

– Нет! – крикнула она. В стену начали стучать сонные соседи – Утром разберетесь, жиды проклятые! Это что, сионский заговор, не дать людям выспаться?! – супруги притихли.

– Я просто хочу процветания своего народа, и сохранить через столетия традиции и кровь наших предков, – сказал Амрам с ноткой торжественности.

– …вернуть нашу историческую землю, создать национальное госудаство, восстановить справедливость, – добавила Мария.

– Да, этого я и хочу всем сердцем.

– Жертвуя свободой реальных людей ради народа? – Муж молча кивнул.

– Как и нацисты.

Амрам устал спорить. По лбу стекали капли пота, исчезая в густых бровях. Он ничего более не сказал и направился спать.

– Глупая! Глупая женщина! – бормотал он, ложась в постель.

В приоткрытую дверь падала линия света из гостиной. Любопытный глаз, смотрящий через щёлку на представление родителей, скрылся во тьме. Сара легла в кровать. Она думала об услышанном и воскрешала в памяти расплывчатые черты брата и старого дома, до тех пор пока в окно не ударил камешек. Она вскочила с постели и открыла окно. Еще один камень чуть не прилетел ей в лоб.

– Сара! – донесся с земли мальчишеский голос.

– Давай не сегодня, Джон!

– Что случилось?

– Потом! Сейчас мне надо побыть одной, – сказала Сара и закрыла окно. Еще три камня прилетело в несчастное стекло, но подруга не отвечала на призывы Джона. Просидев час под её окном, он ушел.

Утром Амрам бросил письмо в почтовый ящик, и оно отправилось в далекое путешествие через страны и океаны, неся с собой кусочек тайны, оставленный мелким почерком Марии между строк – «Приёмный ребенок Мердеров – наш сын Мозес. Узнай, как он?».

13.

Последняя неделя перед летними каникулами тянулась дольше, чем весь учебный год. За окном уже манил теплом свободный от школы мир, но таким далёким он казался, когда учитель диктовал очередной закон или формулу, тщательно следя, что бы дети записывали.

В классе не хватала двух учеников: Рольф Браун сломал ногу, и потому каникулы начались для него раньше, хоть и на костылях, а второй – Макс Беккер не явился сегодня в очередной раз на занятия, но по другой причине.

Макс был старше своих одноклассников, и это открывало для него возможности недоступные другим еще в течение года. Прошел всего месяц со дня торжественного принятия его в гитлерюгенд, но Макс уже хвастался о своих приключениях, спортивных играх и грандиозных планах. К тому же часто напоминал, что когда одноклассники тоже вступят в гитлерюгенд (ни секунды в этом не сомневаясь), он уже будет старше по званию и станет командовать. А пока, они просто вместе смеялись над этим.

Монотонный голос Хермана Хермана прервал удар в дверь и она распахнулась прямо перед его носом. На пороге стоял Макс Беккер в коричневой рубашке, черных шортах и ярко красной повязкой со свастикой на руке. Сейчас детям трудно было представить, что перед ними всё тот же Макс, всего на год старше их. Он выглядел взрослее и серьезнее, особенно это подчеркивал черный галстук и ремень с блестящей бляхой. Одноклассники одобрительно закивали.

Макс ничего не сказал, только ухмыльнулся, глядя в глаза учителю, и прошел в класс. Из наплечной кожаной сумки он вынул стопку листовок и раздал каждому в классе. Покрасневший от зависти Мартин Мердер вцепился в бумажку, жадно рассматривая картинку с шагающим в форме мальчишкой: «Все десятилетние в гитлерюгенд» – гласила надпись.

Учитель Гер Херман не рискнул прервать нарушителя порядка. Этот обычный ребенок, надев на себя форму, заручался силой мощной организации. Учитель прекрасно знал, что могут с ним сделать, если сочтут, что он препятствует её работе. Когда Макс сел на своё место, словно ничего и не произошло, учитель продолжил урок. А дети в нетерпении ожидали перемены.

– А вам дают оружие? А летом вы едите за город? Маршируете? Поете? – обрушился шквал вопросов на Макса Беккера. Многие он даже не успевал расслышать, но ему нравилось быть в центре внимания.

– Мы между прочем там не только веселимся! Быть в гитлерюгенде значит куда больше, чем вы думаете! – гордо заявил Макс. – Мы работаем. Сегодня в три часа на ****ой площади с соратниками постарше будем проводить демонстрацию с музыкой, флагами и плакатами.

– Я приду посмотреть! – взорвался от радости Мартин.

– Нам же в 4 ехать на озеро, ты что? – возразил Йозеф брату.

– Успею, – недовольно ответил он.

– Братец, только попробуй променять озеро на этот балаган, – после сказанного Йозеф на мгновение стал врагом всего класса, но ненадолго, ведь озеро дети тоже любили.

Уроки пунктуальности в гитлерюгенде не прошли зря. Ровно в три часа на площади выстроилась не меньше двух дюжин ребят в одинаковой форме, с транспарантами, листовками, а еще двое тащили самый настоящий граммофон. Парень с родинкой над губой поставил пластинку и завел механизм. Из рупора раздалось хоровое пение под звуки оркестра. То была запись марша гитлерюгенда:

«Vorwärts! Vorwärts!

Schmettern die hellen Fanfaren,

Vorwärts! Vorwärts!

Jugend kennt keine Gefahren.

Deutschland, du wirst leuchtend stehn

Mögen wir auch untergehn».

(Перевод:

«Вперёд! Вперёд!

Гремят звонкие фанфары.

Вперёд! Вперёд!

Молодёжь не знает опасностей.

Германия, ты будешь стоять во всём блеске

Даже если нам придётся погибнуть»).

Музыка, флаги, выглаженная униформа и горящие решимостью глаза юнцов создавали атмосферу торжественности