Ельцин - Тимоти Колтон

Младшей дочери Ельцина, Татьяне, было суждено стать деятельным участником политических событий в посткоммунистической России. В детстве она была «мечтательницей», хотела стать капитаном дальнего плавания и даже заранее учила азбуку Морзе, но девочек в Нахимовские училища не брали. Тогда она, как в 1940-х годах ее отец, решила заняться кораблестроением. Татьяна увлекалась фигурным катанием и унаследовала отцовскую любовь к волейболу. Учителя и одноклассники запомнили ее худенькой девочкой, как будто придавленной большими ожиданиями и болезненностью. В 1977 году она окончила школу № 9 и объявила родителям, что собирается учиться в Москве. Она не хотела идти по пути сестры, отличные оценки которой все в УПИ несправедливо обесценивали, считая, что она получает их по блату: «Я сразу хотела уехать туда, где папу никто не знает». Борис не поддержал сопротивление Наины, и Татьяна отправилась изучать программирование и кибернетику в МГУ. В 1980 году она вышла замуж за однокашника, татарина Вилена Хайруллина. В 1981 году у них родился сын Борис. Этот брак тоже оказался непрочным, и после рождения сына Татьяна год провела у родителей в Свердловске, а затем вернулась в Москву, чтобы закончить обучение[340]. Наконец-то у Бориса Николаевича появился потомок мужского пола. Он был счастлив от того, что внук носит его имя — Борис Ельцин[341].

В профессиональном отношении Ельцин стал именно тем начальником, каким в детстве обещал стать своей матери. Он смаковал роль ведущего аппаратчика. Время, проведенное в должности свердловского первого секретаря, он в 1989 году назвал «лучшими годами моей жизни»[342]. По случаю его 50-летнего юбилея в 1981 году Ельцину вручили орден Ленина с рубиново-красными знаменем, звездой и серпом и молотом, обрамляющими ленинский профиль на платине, — орден, ставший венцом его набора официальных наград. На церемонии награждения, проходившей в Московском Кремле, были воспеты его «выдающиеся заслуги перед Коммунистической партией и Советским государством». Всего, как говорится в личном деле Ельцина, хранящемся в свердловском архиве КПСС, ему дали одну награду за время работы в строительстве (его «знак Почета» в 1966 году) и девять наград в период партийной работы. Медали он получил в честь столетия Ленина (в 1970 году), тридцатой годовщины Победы над гитлеровской Германией (1975), столетия Феликса Дзержинского (1977) и шестидесятой годовщины создания Советской армии (1978). В 1971 и 1974 годах его наградили орденами Трудового Красного Знамени, в 1981-м — орденом Ленина и Золотой медалью за вклад в развитие советской экономики. В апреле 1985 года, уезжая из Свердловска, он получил благодарственную грамоту обкома. После 1991 года Ельцин сохранил все эти талисманы исчезнувшей системы и очень гордился ими. Награды лежали в столе его домашнего кабинета и были выставлены на всеобщее обозрение на его поминках в 2007 году[343].

То, каким начальником стал Ельцин во второй половине 1970-х и в первой половине 1980-х годов, следует оценивать в контексте политического и социального устройства страны тех дней. «Проконсул» советской империи в стратегически важной провинции не мог позволить себе сильно отклониться от общепринятого пути. Решение относительно Ипатьевского дома — верное тому свидетельство. Ельцин и «представить не мог», что можно возражать против приказа Кремля. Если бы ослушался, «остался бы без работы», а новый хозяин все равно снес бы обреченный дом[344].

Однако в этом шаблоне присутствуют черты, которые отличали Ельцина от типичного партийного секретаря его поколения. В своем стиле он старался держаться подальше от нудных ритуалов. В телевизионных программах тех времен мы видим, что он никогда не носил наград, не целовался с гостями, как это любил делать Брежнев, хотя мог по-медвежьи обнять человека и похлопать его по плечу. Он внимательнее многих относился к своему гардеробу. Волосы его были подозрительно длинными для человека, занимавшего видное место в номенклатуре, и каждые несколько минут он отбрасывал прядь, падавшую на лоб. Присутствуя на конференциях и празднованиях, он часто не мог скрыть скуки, вызванной пустыми речами.

По содержанию работы Ельцин приближался к пределу того, что было возможно в обстановке тех лет. В некоторых отношениях его поведение предвещало то, что ему предстояло сделать в эпоху реформ. Он был покладистым активистом — мирился с требованиями системы и был готов душой и телом помогать ее функционированию, однако мог пойти на разумные внутрисистемные нововведения и компромиссы[345].

Когда после 1975 года в советской экономике начался спад, Ельцин с отвращением реагировал на призывы задушить то немногое, что осталось от свободного рынка в СССР после Сталина. В 1982 году, например, разгневанные свердловчане требовали ввести ограничения цен на мясо и фрукты на колхозных рынках. Он заклеймил эти меры как экономический нонсенс и выступил в защиту конкуренции и самостоятельности. «Цены на рынках, — сказал он, — складываются в зависимости от предложения и спроса. Для того чтобы их снизить, надо в первую очередь больше завозить сельхозпродуктов на рынки, развивать личные подсобные хозяйства жителям области. Тогда и рыночные цены будут снижаться»[346]. В государственном секторе Ельцин ввел так называемые «комплексные бригады»; это позволило децентрализовать экономическую деятельность до малых трудовых коллективов, в которых внедрялась прогрессивная оплата труда. Такой подход, сложившийся выборочно в нескольких регионах еще с 1960-х годов, был «ближайшим приближением к предпринимательской инициативе, какое могла вынести официальная советская экономика»[347].

При любой возможности маневрировать Ельцин широко пользовался инструментарием коммунистического государства для улучшения физической и социальной инфраструктур и благосостояния потребителей. К этим проблемам он обращался, потому что искренне хотел поступать правильно, потому что ему нравилась роль «доброго папочки» и потому что чувствовал, что кто лучше живет, тот больше дает государству (гибкая адаптация его прежней формулы из строительства — «кто лучше работает, тот лучше живет»). Вот неполный список новаторских проектов Ельцина в Свердловске: начало строительства метро; переселение людей из потрепанных бараков; почти доведенное до конца строительство автодороги через Нижний Тагил в Серов (работа над этим проектом началась еще при Николаеве в 1960-х годах); создание «молодежно-жилищных комплексов», где молодые семьи могли получить квартиры с невысокой квартплатой при условии, что два года работали на строительстве собственного дома; давление на предприятия тяжелой и оборонной промышленности с целью увеличения производства товаров народного потребления[348]. При Ельцине в Свердловске были построены новые театры и цирк, а также отреставрирован открытый в 1912 году оперный театр. Он добился включения области в сельскохозяйственную программу для нечерноземной зоны Европейской России, что было поистине акробатическим трюком, так как Свердловская область не относилась к Европейской России. В областном центре стали праздновать День города и проводить местные ярмарки, на которых люди могли запастись продуктами и потребительскими товарами на зиму. Действуя на многих фронтах, Ельцин заимствовал хорошие идеи у других. Первые молодежно-жилищные комплексы появились в Московской области; он применил и дополнил эту модель, резервируя квартиры за рабочими, инвалидами и военными. Первый День города был организован Юрием Петровым в Нижнем Тагиле в 1976 году и в 1978 году был проведен в Свердловске. В сравнении с эпохальными решениями, которые Ельцин принимал после 1985 года, все это может показаться тривиальным, но для тех, кто был включен в эти события, это было очень важно.

Подобные проекты могли преуспевать только при условии получения средств, не предусмотренных сковывающим экономическим планом. В деле добывания кусков от советского «казенного пирога» энергия и связи Ельцина были незаменимы. «Область промышленная, вагоны с мясом, маслом, другими продуктами я выбивал из Центра, — писал он в мемуарах, — приходилось чуть ли не целыми сутками, не вылезая из кабинета, звонить, требовать, грозить». То же самое он делал и в сфере жилищного строительства[349]. Даже критики признают его креативность и упорство. Манюхин отдает ему должное за «выбивание средств из Центра», за местные инициативы и за добывание товаров и лекарств. Когда его нажим не давал результатов, «вплоть до Генерального секретаря доходил Борис Николаевич»[350].

В поздний советский период мировоззрение Ельцина претерпело определенные изменения. В некоторой степени эти изменения имели под собой интеллектуальную основу. Борис и Наина выписывали пять или шесть ежемесячных «толстых журналов». Подписываться на собрания сочинений Борис начал еще в УПИ и потом не отказался от этой привычки. После переезда в Москву в 1985 году на самодельных полках в его домашнем кабинете разместилось около 6 тысяч томов. Ельцин часто устраивал на работе дискуссии по тем социальным вопросам, которые могли обсуждаться в советских СМИ[351]. Он даже читал несколько произведений диссидентов. Мне Ельцин говорил, что в конце 1970-х годов прочел «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына в самиздатовской перепечатке, полученной им от жены, которая достала ее на работе (на Западе книга вышла в 1973 году, а в СССР — лишь в 1989 году). Когда я спросил, было ли это известно КГБ, он ответил: «Нет, конечно! Откуда они знали? Они же на меня не поглядывали»[352]. На встречах с однокашниками по УПИ и с друзьями Ельцин начал рассказывать о злоключениях своей семьи при Сталине. Расширяли горизонты и поездки за рубеж, ставшие возможными благодаря его положению. Андрей Горюн пишет, что еще в конце 1960-х годов, вернувшись из первой поездки на Запад (во Францию), Ельцин рассказывал коллегам по ДСК о том, как успешно развивается капиталистическая экономика, после чего его «строжайше предупредили» о необходимости держать язык за зубами[353]. В мыслях Наины Ельциной присутствовали зерна сомнения, как и у ее мужа. «Все мы были детьми системы, — сказала она американскому тележурналисту уже после отставки мужа. — Но, честно говоря, я была не самым лучшим из них. Многое просто выводило меня из себя»[354].