Непорочные в ликовании - Станислав Шуляк

— Пойду узнаю, что там, — решил Иванов.

Он направился к трибунам, возле которых стояла машина «скорой помощи» с включенною мигалкой. Двое санитаров как раз в это время поднимали носилки с лежащею на них бледной старухой. Они понесли носилки в машину. Пожилой врач складывал в сумку свой испытанный инструмент.

— Крепитесь, мамаша, — сказал Иванов, сочувственно похлопав старуху по ее серой озябшей руке. — Дышите глубже.

Глаза старухи были закрыты, и ни единым движением та не откликнулась на заботу психолога. Врач подошел к Иванову.

— Как она? — спросил психолог.

— Я сделал все, что мог, — отвечал тот. — Позвони мне сегодня вечером. Тогда будет яснее.

— В реанимацию?

— Куда ж еще?

— Позвоню, — легко согласился Иванов. — Хотя на старух сейчас спроса почти никакого.

— Ну как хочешь. Можешь тогда и не звонить.

— Сказал же — позвоню, — возразил Иванов. — Я слово всегда держу. Привычка у меня такая.

Врач кивнул и направился к машине с мигалкою. Иванов же вернулся к Гальперину и Задаеву, будто пополнившийся новым содержанием и отчетливым видением особенных житейских перспектив.

— Ну как наша опись? — спросил он.

— Закончили уже, — ответил товарищ его.

— Где мне расписываться-то? — Кузьма говорил.

— Вот здесь и здесь, — ткнул Гальперин пальцем в двух местах в тетради.

Кузьма оставил на листе свои оголтелые росчерки, обменялся рукопожатиями скоротечными с обоими психологами и, козырнув, пошагал к выходу с поля.

— А погрузить вам эти помогут, — бросил он, проходя мимо двоих бойцов, оттиравших наручники тряпками от грязи и крови.

— Да ладно, — говорил Гальперин, когда Кузьма был уже далеко, — сами разберемся. Не маленькие.

— Ну как, сучонок, — хохотнул еще Иванов, — мозги-то проветрились немного, что ли?

Гальперин обиделся.

41

Ф. на взгляд дал бы ему тридцать, или чуть больше того. Тот вышел из ангара в сопровождении еще двоих, говоря по мобильному телефону. Весь он был будто напружиненный, невысок, жилист, волосы белесые, высветленные, с рыжиной, сзади косичка топорщится, короткая, жесткая. Он увидел Ротанова, подошел и, не прерывая разговора, обнял земляка; Ф. и Ш. заметил будто не сразу, хотя вид лишь создал, разумеется, а когда, наконец, посчитал нужным заметить, так нахмурил слегка свои прилизанные брови и, вроде, даже погрозил Ротанову пальцем. И вот он трубку спрятал со злостью, и начал с претензии:

— Кто это? — говорил он. — Не говорил я тебе, разве, чтобы ты сюда никого не привозил?

— Ильдар, Ильдар, это хорошие люди, — стал оправдываться Ротанов. — Это мои друзья.

— Меня не интересуют никакие друзья! — крикнул Ильдар, и сквозь тонкую светлую кожу лица пятна красноты проступили.

— У них есть товар, который тебе нужен.

— Какой товар? У меня этими товарами все склады забиты.

— Но этого нет.

— Чего нет?

— Ильдар, ты только взгляни, — попросил еще Ротанов.

— Ну!.. — бросил Ильдар и шагнул к машине.

Ш. багажник раскрыл, Ф. - заднюю дверь салона, Ильдар с недовольным лицом подошел к багажнику, ткнул рукою в один из мешков, рассмотрел какие-то надписи на упаковке и обернулся к Ротанову.

— Я сейчас свистну, и мне такого товара вагон привезут, — Ильдар говорил. Он мог бы отвернуться теперь и уйти, но все же не отворачивался и не уходил. И это обнадеживало, пожалуй.

— Ильдар, Ильдар, — примирительно возражал Ротанов и после что-то быстро-быстро стал говорить на родном языке со своею жгучею жестикуляцией.

Ш. стоял с его сузившимися глазами и смотрел в сторону глухого трехметрового забора. Много любопытного мог бы отыскать он при желании и в самом заурядном, если бы не препятствовали тому обычная машинальность его обихода или нынешнее напряженное ожидание.

— Сколько ты хочешь? — спросил Ильдар, не глядя на Ш. и практически не поворачиваясь в его сторону.

— Сто шестьдесят пять миллионов в переводе на любую из вменяемых валют, — Ш. говорил, будто ожидавший такого вопроса; впрочем, и вправду его ожидавший. Старался ли он, чтобы слова его удивили, чтобы звучали они громом среди ясного неба? И хотя ничего особенного не было в них или в их содержании, окружающие на миг напряженно притихли.

— У меня никогда не было таких денег, — помолчав, отвечал Ильдар. Ротанов вежливо засмеялся, услышав слова земляка. — Но я могу дать тебе девяносто, — говорил еще Ильдар.

Ш. захлопнул багажник перед носом собеседника и отправился на место свое за рулем. Ильдар поднес трубку телефонную к уху.

— Ворота закрой, — говорил кратко.

Ш. остановился.

— Цена является окончательной, — говорил он.

— Восемьдесят пять, — говорил светловолосый разбойник.

— Причем, НДС в нее не входит, — Ш. говорил.

— Восемьдесят.

— Так и быть: включая НДС…

— Собственно, я не понимаю, зачем я с вами торгуюсь… — говорил он, снова за трубку берясь.

Ежедневно и ежечасно давая миру и всему окружающему свои мастер-классы заурядности, Ш. все же порой не забывал озаботиться о путях отступления в странность и неожиданность.

— Разве ж можно какими-либо негуманными акциями разбивать мятежное сердце великого поставщика?! — укоризненно говорил он. Укоризненно говорил Ш.

— Ну так что, звать мне парней? — спрашивал Ильдар, не меняясь ни в лице, ни в напористой артикуляции его.

— Звать, и — что? — спрашивал Ш.

— Вы ведь можете и совсем пропасть…

— Мы — предусмотрительные люди, — Ш. говорил с записною своей хладнокровной усмешкой. — Мы наследили за собой, как целый гусарский полк на марше, — Ш. говорил.

— Они наследили!.. Да посмотрите вы на себя в зеркало!.. Вас никогда ни одна собака поганая искать не станет, если вы совсем пропадете, — саркастически Ильдар говорил.

— Сто пятьдесят, — коротко сказал Ш.

— Сто пять — половина сейчас, половина завтра в это же время.

— Сто пять на два не делится, — Ш. возражал.

— А мы поделим.

— Мое слово — кремень!

— Мое еще кремнистее!..

— Я высказал свои условия!..

— А у вас нет выбора!

— А нам он и не нужен! — Ш. говорил.

— Будет, как я сказал!..

Ф. слушал всю перепалку, и в груди у него ожесточение одно поднималось. Так попасться на мякине пустых обольщений!.. Но, даже если он сейчас взорвется и положит на месте ублюдка Ильдара и двоих его шестерок, все равно остается еще Ротанов и масса народа в ангарах и на воротах. Ф. незаметно осматривался, желая оценить опасность вокруг.

— Сто тридцать, и деньги сразу, — Ш. говорил. — Ну?

— Из них десять процентов мои, — ввернулся словом Ротанов.

— Что?! — заорал Ш.

— Как договорились…

— Сто двадцать, и с этим я разбираюсь сам, — Ильдар говорил, в сторону Ротанова головою кивнув.

— Ильдар, Ильдар, ты что?.. — обиженно забубнил Ротанов. — Ты что?.. Мы же с тобой…

— Согласен, — негромко Ш. говорил.

Ф. почувствовал, будто оплеуху получил, он не так представлял себе разрешение их мистического вояжа, но он положил себе теперь и слова не говорить, и рта не раскрывать, если не будет, конечно, доведен до последней черты возмущения. Он был близок к этой черте, но все ж таки до нее не дошел, ощущал он. Ведь это всего лишь компромисс с неизбежным, сказал себе Ф., но его самого же было не убедить никаким своим судорожным увещеваниям.

— Еще бы ты не согласился, грабитель! — торжествующе Ильдар говорил. — Нет, все таки по вас пуля плачет.

— Деньги сейчас, только долларами и только мелкими купюрами, — процедил Ш. из последних сил своего пресловутого хладнокровия.

— Между прочим, мы не в Америке живем, — Ильдар говорил. — Зачем тебе доллары?

Он сделал знак одному из своих шестерок, тот быстро на калькуляторе пересчитал назначенную сумму по курсу и молча предъявил результат своему взрывоопасному патрону.

— Принесешь из кассы, — бросил еще Ильдар.

— Мелкими купюрами, — напомнил Ш.

— По баксу, что ли? — огрызнулся шестерка.

— По десять, по двадцать и по пятьдесят, — возразил Ш., руки на груди скрестив недовольно. — Выгружать сами станете, — говорил он еще Ильдару. — Я за такие деньги и пальцем не притронусь.

— Мы и вместе с колесами можем, — ухмыльнулся тот.

Ш. теперь не боялся нарушить хрупкое равновесие; впрочем, только пока не боялся, его полукриминальное наитие, или просто всего лишь житейское содержание, вели его уверенно, он не ошибается, больше ничего скверного теперь произойти не может, говорил себе он.

Вернулся шестерка с деньгами, он отсчитал Ш. довольно увесистую пачку, тот принял деньги с достоинством записного аристократа и сунул за пазуху, не пересчитывая. Между тем мешки разгрузили и сложили на два поддона, приятели посмотрели на мешки с сожалением. Впрочем, о чем же сожалеть теперь было? Разве не к тому они стремились, чтобы сбыть поскорее товар свой опасный?