Победители недр (Первое изд. 1937 г.) - Григорий Адамов

У Малевской пронеслось в голове: «Что мы делаем?.. Мы все как будто взбесились!..» Но мысль промелькнула, и Малевская вновь закружилась в сумасшедшем танце.

— Еще! Еще!.. — задыхался Володя, багрово-красный, с безумно расширенными глазами.

«Вечер танцев» продолжался со все возрастающей энергией.

Неожиданно громкий крик врезался в общий шум:

— Что вы делаете?! Вы с ума сошли!

Все замерло в каюте. Оркестр как раз в это мгновение сделал паузу. Резкий и тревожный звон наполнил шаровую каюту. Три пары глаз — горящих, почти безумных — устремились на Мареева, показавшегося в люке.

Внезапная мысль промелькнула в голове Мареева.

— Кислород! — закричал он. — Жидкий кислород протекает!

Одним прыжком Мареев очутился посреди каюты.

— Вниз! Вниз! — кричал он. — Скорее в нижнюю камеру!

Он почти сбросил Малевскую и Володю по лестнице, схватил Брускова, как ребенка, на руки и бегом снес его к ним. Потом он опять взлетел в шаровую каюту и сбросил за собой люковую крышку. Сорвать со стены газовую маску и натянуть ее на голову было делом одной секунды.

Под непрерывный тревожный звон Мареев быстро осмотрел аппарат климатизации. Там все было в порядке. Тогда он бросился к лестнице и взбежал в верхнюю камеру. И вдруг, как молния, сверкнуло воспоминание:

«Брусков говорил... что-то разбилось при падении снаряда...»

Он лихорадочно осматривал один за другим баллоны с жидким кислородом.

— Вот!

На третьем баллоне оказалась длинная, извивающаяся трещина. В одно мгновение он закрыл ее широкой тугой полосой из каучука. Потом спустился в шаровую каюту, достал из лабораторного шкафчика бунзеновскую горелку и, поставив ее на столик, зажег спичку. Спичка вспыхнула ярким, ослепительным пламенем, и едва Мареев успел поднести ее к открытой горелке, как почувствовал на руке сильный ожог: в насыщенном кислородом воздухе спичка сгорела целиком в одно мгновение. Из горелки с воем вырвался тонкий и длинный — почти до середины каюты — язык голубоватого пламени. Пламя продержалось несколько минут и начало спадать. Затихал тревожный звон аппарата климатизации. Тогда Мареев потушил горелку и поспешно сбежал вниз, в буровую камеру, плотно закрыв за собой люковую крышку.

Малевская и Володя лежали на полу, с трудом дыша, бледные, измученные, с закрытыми глазами. Брусков спал, раскинув руки; он задыхался и тихо стонал. Сквозь перевязку проступала кровь...

Моторы пели низкими голосами свою размеренную песню. Шуршала порода за стальной оболочкой снаряда. Тихо скрежетали внизу коронка и ножи, врезаясь в мягкий, податливый песчаник. Снаряд уверенно и невозмутимо продолжал свой путь.

Сорвав газовую маску и вытирая пот на лбу, Мареев почти упал на стул и закрыл глаза...

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. СОКРОВИЩА ГЛУБИН

Что случилось?

Что заставило такого спокойного сдержанного человека, как Малевская, потерять свою обычную уравновешенность? Почему умный, дисциплинированный Володя превратился в дикого, необузданного сорванца? Даже больной, слабый Брусков с каким-то необычным приливом сил готов был ринуться в сумасшедшую пляску!

Мареев сидел в буровой камере за столиком и сосредоточенно производил на бумаге какие-то сложные расчеты. Морщины забот густой сеткой покрыли его лоб, черные брови слились и вытянулись в строгую черту.

Все та же тишина, полная привычных звуков и однообразного шума, стояла в камере.

Малевская, Брусков и Володя лежали на полу, укрытые легкими одеялами; под головами у них подушки. Их сон был спокоен и ровен. Лишь голубоватая бледность покрывала их лица, тени лежали под глазами, щеки похудели и вытянулись, как будто после долгой, изнурительной болезни.

После первой помощи, оказанной товарищам, Мареев сел у столика и задумался. Время от времени он поднимал голову и прислушивался. Звон автоматического сигнализатора продолжался непрерывно: содержание кислорода в верхних помещениях снаряда не вошло еще в норму.

Как скоро оправятся Малевская и Володя? Как отразится эта встряска на Брускове? Воздух, насыщенный испарениями жидкого кислорода, так усилил сгорание тканей в их организмах, вызвал такое возбуждение, такую повышенную трату энергии, что им нужен теперь длительный покой, усиленное питание, чтобы восстановить потерянные в какие-нибудь полчаса силы. Неужели они надолго выйдут из строя?

Потом мысли Мареева перешли к кислороду. И здесь положение не из приятных. С карандашом в руке он начал подсчитывать.

Экспедиция взяла с собой запас кислорода в жидком и брикетированном виде с расчетом, что один литр жидкого кислорода, превращаясь в восемьсот литров газообразного, обеспечивает человека на тридцать часов, а один килограмм бертолетовой соли дает до четырехсот литров газообразного кислорода, которых хватит одному человеку, примерно, на пятнадцать часов. Продолжительность экспедиции определялась в шесть месяцев плюс четырехмесячный резерв. Для троих членов экспедиции на эти десять месяцев было взято в переводе на жидкий восемьсот литров кислорода.

Два события спутали все расчеты: появление Володи и утечка кислорода.

Для четырех человек после этой неожиданной потери кислорода его запасов хватит лишь на семь с половиной, самое большее — на восемь месяцев.

Итак, резерв времени сократился до двух месяцев вместо четырех. Из этих двух месяцев трое суток уже ушли на ликвидацию аварии в подземной пещере. А ведь это только начало пути. Что ожидает экспедицию впереди, какие еще задержки встретят ее — неизвестно...

Было над чем призадуматься. Мареев считал, пересчитывал, и складки на лбу делались глубже, брови сходились все теснее...

Сигнальный звон аппарата климатизации наконец прекратился. Лишь после того, как он умолк, Мареев перенес своих товарищей в шаровую каюту и уложил в гамаки. Они продолжали спать крепким сном.

Двадцать часов одиноко нес Мареев свою затянувшуюся вахту. Он производил анализы пород, нефти, вел записи, следил за приборами и аппаратами, переключил поврежденный баллон с жидким кислородом на работу аппарата климатизации.

Снаряд был пущен на максимальную скорость. В мягких нефтеносных песчаниках он проходил больше восемнадцати метров в час.

Уже кончились залежи нефти и снаряд вошел в подстилающий слой глинистых сланцев, когда из-за полога над гамаком Малевской послышались вздохи, длительные зевки, наконец слабый голос:

— Что такое? Как будто меня палками всю избили...

— Проснулась, Нина? — тихо спросил Мареев, отрываясь от вахтенного журнала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});