Страж раны - Андрей Валентинов

— Ребята, скажу сразу, это не мой профиль. Я шел сюда искать древние рукописи и записывать легенды. Зато теперь я понял, что здесь ищете вы…

— Сила, — констатировал, наконец, Степа, найдя подходящее слово. — Чего же это такое? Ростислава, чего молчать, это же по твоей части.

— Не совсем, — негромко ответил капитан, не отрывая взгляда от окна. — Мне это больше напоминает Челкель. Сюда бы господина Богораза…

Вновь наступило молчание. Тэд, достав свой блокнот, начал набрасывать план того, что открывалось из окна. Монах стоял в стороне, лицо его было бесстрастно, глаза, не мигая, смотрели на монастырь.

— В общем так, — решил Арцеулов. — До захода солнца время еще есть. Будем наблюдать. Тэд, спросите его — это окно можно заметить снаружи?

Валюженич перевел вопрос. Цронцангамбо улыбнулся и покачал головой, после чего, поклонившись, неслышно скрылся в темноте…

Вначале наблюдали молча. Затем, когда в долине уже начало темнеть, Арцеулов расправил затекшие плечи, медленно прошелся мимо окна и повернулся к Степе:

— Ну что, господин красный командир, обменяемся впечатлениями?

— Пущай Тэд вначале скажет, — усмехнулся Косухин. — У него глаз, как я погляжу, острый…

Валюженич, когда капитан перевел ему Степины слова, пожал плечами:

— Ребята, это действительно не по моему профилю. Не буду делать великое открытие, что здесь идет какая-то стройка, причем на самом современном уровне. О'кей, теперь будет, что сказать тем, кто считает Тибет задворками цивилизации.

— Ну, а все-таки, — настаивал капитан.

— Ну… — Валюженич на миг задумался. — Основное строительство ведется внутри горы. Кстати, такие механизмы я видел у нас, в Калифорнии. Насколько я помню, такие подъемные краны могут поднять несколько десятков тонн… Там, внутри, под монастырем, что-то монтируют, очевидно, очень крупное. Строители живут слева, в бараках, их неплохо охраняют. Справа, на горе, аэродром. Над крышами — очень мощные радиоантенны…

— А говорите, не по профилю, — усмехнулся Арцеулов. — Могу лишь добавить, что сзади, судя по всему, строится энергетическая станция, только не пойму, на каком виде топлива. Ангары у аэродрома очень крупные, так что там могут быть эллинги для дирижаблей… Я ничего не упустил, Степан?

— Да чего? — чуть пожал плечами Косухин. — Все верно. Охраняют те, которые в черном. Как там их — демоны, что ли?

— Чараки.

— Во-во. Видно плохо, но, похоже, у них такие же семизарядки, как и у тех в сером. А вот серых я не заметил, они, кажись, только во внешнем кольце, сюда их не пускают. Квартируют черные в монастыре, а справа, в домиках, живет какое-то начальство. На вышках пулеметы, у входа в монастырь — тоже. Пулеметы наши — «Максимы»…

— «Максим» — английский пулемет, Степан, — поправил Арцеулов. — Ну что ж, на обитель бога Ямы не очень похоже, а вот на какой-то сверхсекретный военный объект — очень даже…

— О'кей, — кивнул Тэд. — Только кому он здесь понадобился?

— Голубым свастикам. Степан, вы там красного флага не разглядели?

— Не было там флага! — обиделся Степа. — И свастика — еще не примета.

— Вот как? — уронил капитан.

Лично он не сомневался. Те, кого представлял Венцлав, похоже, обосновались и здесь, на глухой окраине Тибета.

Степа тоже понимал, что голубые свастики — не случайное совпадение, но признавать это уж больно не хотелось. Вдруг Шекар-Гомп — тайная революционная база на Тибете, создаваемая для нужд Мировой Революции. Выходит, он приведет сюда беляка и раскроет, может, самый главный пролетарский секрет?

— А ну его! — буркнул Косухин, настроение которого заметно испортилось. — Пошли отсюда!…

Арцеулов внимательно посмотрел на Степана, но спорить не стал. Тэд тоже согласился, критически взглянул на составленный им план и захлопнул блокнот. Словно услыхав их мысли, из темноты появился один из монахов, неся в руке фонарь и, поклонившись, закрыл окно бронзовым щитом.

Им принесли ужин. Ели молча, думая каждый о своем. Арцеулов размышлял о том, что господа большевички не так примитивны, как казалось. Похоже, Шекар-Гомп — нечто вроде большевистского аналога Челкеля. Правда, на полигон для эфирных кораблей он никак не походил, но в том, что тут готовили что-то крупное и связанное с наукой, сомнений не было. Недаром им понадобилась Наташа Берг!

О царе ада Яме Ростислав всерьез не задумывался, лишь отметив, что, для охраны Шекар-Гомпа наверняка используют тех же странных типов, которые атаковали дом на Трегубовской, возможно из того же 305-го полка.

Капитан решил отложить все проблемы на завтра, и опустившись на деревянное ложе, почти мгновенно погрузился в глубокий сон без сновидений…

Как только дыхание капитана стало ровным и спокойным, Степа открыл глаза. Он бросил беглый взгляд на слабо освещенную масляной лампой комнату — Ростислав и Тэд спали. Косухин тихо, словно кошка, встал, оделся и взял стоявший в углу карабин. Впрочем, немного подумав, он оставил оружие, ограничившись тем, что сунул за пояс нож.

Степа неслышно пробрался к двери, но затем остановился. Уходить, не попрощавшись, показалось все же невежливым. Взгляд упал на лежавший у постели Тэда блокнот, из которого торчал карандаш. Косухин минуту подумал, а затем написал на пустой коробке из-под папирос:

«Ростислав Александрович!

Жди меня до завтрева вечера. Не вернусь — лучше уходи, сам не суйся. Ежели чего — то кланяйся от меня брату.

Косухин.»

Получилось вполне убедительно. Степа положил коробку перед кроватью капитана и вышел, тихо прикрыв дверь…

Вначале Косухин и не думал действовать в одиночку. Ему нравились слова Валюженича о «команде», к тому же он понимал, что трое смогут куда больше, чем один. Но пару часов, проведенных у окна, заставили его решиться.

Степа сообразил, что караульная служба здесь поставлена неплохо. Пробраться незамеченными, да еще втроем, скорее всего невозможно. Значит, идти надо одному — и не тайно. В запасе у Косухина был опыт, реакция, изрядная наглость — и удостоверение представителя Сиббюро, лежавшее в нагрудном кармане рубашки.

Степа решил рискнуть. Дорогу в помещение с окном он запомнил хорошо, и через несколько минут был уже там.

В комнате было абсолютно темно и тихо. Но, прислушавшись, Косухин заметил, что из угла доносится чье-то тихое дыхание. Он замер.

— Эй! Кто тут?

Вспыхнул огонь, осветивший старое, покрытое глубокими морщинами, лицо. Косухин обрадовался, узнав монаха, который, как показалось, отреагировал на русскую речь.

— Эй, батя! — позвал Степан. — Ты, эта… поговорим…