Тринадцатая королева (СИ) - Ильева Анита

— Лео, — прошептал он, проходясь по её щеке и спускаясь на шею, невоздержанно прихватывая нежную кожу. — Я люблю тебя, я так давно люблю тебя, — бормотал Матео, обжигая горячим дыханием её кожу.

— О, Райэль, — только и получилось вымолвить у Леонеллы, пока она беспорядочно гладила его спину, время от времени теряя контроль и царапая его прямо через одежду.

Матео опять вернулся к чуть припухшим губам королевы, и она совершенно безотчётно почувствовала, что ноги бессовестно отказываются держать её. Отвечая на становящиеся всё откровеннее поцелуи Матео, она вцепилась в него, прильнув всем телом. Он прижал её к себе ещё крепче, и она почувствовала, что совершенно задыхается от охвативших её эмоций.

Лео прервала поцелуй, нежно отстранившись, и погладила чуть колючую щеку менестреля, заглядывая ему в глаза и поражаясь тому, как сильно изменилось лицо Матео за те несколько минут, что прошли с момента его признания. Эта смесь страсти и обожания просто сразила её и Лео снова потянулась к нему, одновременно с этим расстегивая пуговицы на его рубашке.

— Лео, это слишком даже для меня, — проговорил Матео, и голос его дрогнул, когда Леонелла, справившись с бесконечными пуговицами, дотронулась до его обжигающе горячей кожи.

— Я ничего не боюсь, — прошептала она ему в шею, невесомо прихватывая бьющуюся под кожей венку и срывая у Матео судорожный вдох. — Все самое страшное со мной уже случилось.

Леонелла отступила на два шага и повернулась к Матео спиной. Глубоко вздохнув, она обернулась, бросив короткий и печальный взгляд на любимого, и одним рывком обнажила спину. Услышала только, как сдавленно выдохнул Матео и ввернул крепкое словцо.

Лео знала, что её спина выглядит ужасно, она как могла старалась рассмотреть результат королевских утех, но всё равно всей картины не видела. Фиолетовые, уже слегка поджившие рубцы перекрещивались со свежими, ещё немного саднящими, хоть мазь придворного лекаря помогала отлично и боли почти совсем не ощущалось.

Матео подошел ближе и осторожно, почти невесомо прошелся пальцами по её плечу.

— Чем это он так?

— О, у него много всяких игрушек, — ответила Леонелла, поворачиваясь к Матео лицом. — Его любимые — плетка, хлыст и прут. И ни разу, ни разу… не было, знаешь… — Лео подняла на Матео полные слёз глаза, — нежно.

Матео прикрыл глаза, потянувшись и погладив Леонеллу по щеке. Пара слезинок все-таки скатились у неё из глаз, оставляя на нежной коже влажные соленые дорожки. Матео наклонился, собирая губами влагу, стараясь держать себя в руках и не дать захватившей его страсти и одновременно с этим ярости, прорваться наружу.

Лео растворялась в его нежности, стараясь до капли впитать в себя все ощущения. Чуть ли не впервые в жизни прикосновения мужчины, его поцелуи и явное желание не вызывали у неё ни отторжения, ни ненависти. Она вся раскрылась ему навстречу, разжав наконец руки, придерживающие платье, и оно упало прямо на пол конюшни, оставляя королеву совершенно обнаженной.

Матео вдохнул поглубже и по его телу прошла едва заметная судорога. Аккуратно, на пределе нежности, он опустил Лео прямо на её сброшенные юбки и поспешил сам избавиться от одежды, пока им обоим не отказала решимость и не включились мозги.

Совершенно не думая о том, что их могут тут обнаружить, Леонелла таяла под нежными руками Матео, растворялась в его острожных поцелуях, осыпающих её кожу на шее, груди, животе. Она чувствовала, что он спускается все ниже, и уже хотела был его остановить, но не смогла — слишком острыми были ощущения и их ни за что не хотелось упустить.

Матео, слегка надавив, раздвинул её бедра и его язык погрузился в горячую влажную плоть, вырывая у королевы сдавленный вскрик. Чувствуя, что она уже готова, он поднялся и накрыл её собой, медленно заполняя её, исследуя руками её совершенное тело и двигаясь неторопливо, чтобы дать ей наконец в полной мере ощутить мужские ласки.

Леонелла так стонала под ним, что почувствовала, как Матео, задыхаясь, придержал её за бедра.

— Лео, я на самом деле так долго не продержусь… — выдохнул он, а она подалась ещё больше к нему навстречу. Опустив голову и застонав ей в шею, Матео ускорился, а Леонелла почувствовала, что сладкая спираль, которая разливала по её телу жар, начинает закручиваться всё сильнее, и, выгнувшись, она обрывочно целовала любимого и никак не могла насытиться его прикосновениями. Его страстный шепот, усиливающиеся толчки и загнанное дыхание стали последней каплей, и королева, сильно сжав ногами тело Матео, ощутила потрясающий оргазм, которого не испытывала до этого момента никогда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Матео сдержаться не смог, и приподнявшись на руках, сделал пару интенсивных толчков и кончил почти одновременно с ней.

Загнанное дыхание удалось привести в норму не сразу. Матео скатился с Леонеллы и прилег рядом на солому. А на Лео вдруг нахлынуло, она закрыла рот рукой и тело её начали сотрясать беззвучные рыдания.

— Моя королева, — перепугался Матео, — тебе больно? Что случилось?

— Нет, — всхлипнула Лео и отвернулась. — Я просто не знала… что это так потрясающе, — выдавила она из себя, стараясь не поддаваться выплескивающимся наружу эмоциям.

Лео не помнила, как добралась до своей опочивальни. Райэль что-то шептал ей, но она, оглушенная ошеломляющими эмоциями и своим поступком почти ничего не поняла. Она только чувствовала, что без этого мужчины не хочет жить ни часа. И больше ни о чем не хотела думать.

***

Леонелла нежилась в объятиях Матео, нежно обводя пальчиком шрамы на его груди. Удивлялась, сколько их было. И старые, еле заметные, паутинкой расписавшие кожу — от побоев, от случайных ранений во время тренировок; были и недавние, и совсем свежие, ещё едва успевшие зарубцеваться. Она старательно обходила свежие раны и мельком поглядывала на Матео, не больно ли она делает. Но он лежал, обнимая её одной рукой, лишь изредка морщась и чуть заметно улыбаясь. Здесь, в этом лесном домике, что нашла Лео во время своих вылазок за травами, когда сестра или служанка, которую она под давлением обстоятельств всё же посвятила в свои махинации, менялись с ней местами на мессе, они чувствовали себя самыми счастливыми во всем королевстве.

Они почти не говорили о будущем. Лео полностью погрузилась в любовь, в чувства и эмоции доселе ей неведомые. Где-то на задворках сознания время от времени прорвались мысли о том, как же ужасно она поступает, но королева гнала от себя эти мысли. Ей казалось, что она сполна расплачивается за своё счастье, когда Абрэмо избивает её, таскает за волосы, запирает в башне, вот только теперь, когда она знала, что через какое-то время окажется в своём любовном гнездышке, терпеть издевательства короля было значительно легче.

Лео знала, что её любимый менестрель тоже видит все отметины, что оставляет муж, словно ставит печати на её нежной коже. Она видела, как вспыхивает гневом взгляд, как сжимается челюсти и старалась залечивать все рубцы до того, как они встретятся. Однако встречаться получалось не так часто и не всегда раны успевали сойти, и тогда Матео становился замкнутым и притихшим.

— Это расплата, — так они думали оба, только каждый понимал это по-разному. Теперь Лео терпела побои как наказание, а Матео наказанием считал своё бессилие. Он не раз и не два говорил своей королеве, что готов за неё отдать жизнь, и это были не пустые слова. Вот только Лео не хотела ни о чём таком слышать. Быть рядом, ощущать его присутствие и поддержку вот что нужно было ей больше всего.

Жизнь Леонеллы разделились на до и после. Если раньше она готова была сломить свою свободолюбивую натуру, то теперь она чувствовала, как за её спиной вырастают крылья. Чем дольше длились её тайные отношения с Матео, тем лучше она чувствовала настроения короля, научилась понимать его без слов. Знала, когда он собирается уехать надолго — он обычно заранее готовился к длительным походам, видела когда он не в настроении или, наоборот, очень даже не прочь поглумиться над ней. Она безупречно играла свою роль при дворе, внешне ни к чему нельзя было придраться. Даже Абрэмо перестал провоцировать её и выставлять в неприглядном свете перед придворными, только все чаще бросал на неё хмурые, пронзительные взгляды. И это настораживало королеву.