Рейтинговые книги
Читем онлайн Богомолье. Лето Господне - Иван Шмелев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29

Горкин шепчет мне на ухо:

– Ручку-то, ручку-то поцелуй у батюшки.

Я целую бледную батюшкину ручку, и слезы сжимают горло. Вижу – бледная рука шарит в кармане ряски – и слышу торопливый голос:

– А моему… – ласково называет мое имя, – крестик, крестик…

Смотрит и ласково, и как-то грустно в мое лицо и опять торопливо повторяет:

– А моему… крестик, крестик…

И дает мне маленький кипарисовый крестик – благословение. Сквозь невольные слезы – что вызвало их? Не знаю – вижу я светлое, ласковое лицо, целую крестик, который он прикладывает к моим губам, целую бледную руку, прижимаюсь губами к ней.

Горкин ведет меня, вытирает мне слезы пальцем и говорит радостно и тревожно будто:

– Да что ты, благословил тебя… да хорошо-то как, Господи… а ты плачешь, косатик! На батюшку-то погляди, порадуйся.

Я гляжу через наплывающие слезы, сквозь стеклянные струйки в воздухе, которые растекаются на пленки, лопаются, сквозят, сверкают. Там, где крылечко, ярко сияет солнце, и в нем, как в слепящем свете, – благословляет батюшка Варнава. Я вижу Федю. Батюшка тихо-тихо отстраняет его ладошкой, отмахивается от него как будто, а Федя не уходит, мнется. Слышится звонкий голос:

– И помни, помни! Ишь ты какой… а кто ж, сынок, баранками-то кормить нас будет?..

Федя кланяется и что-то шепчет, только не слышно нам.

– Бог простит, Бог благословит… и Господь с тобой, в миру хорошие-то нужней!..

И кончилось.

Мы собираемся уходить. Домна Панферовна скучная: ничего не сказал ей батюшка, Анюту только погладил по головке. А Антипушке сказал только:

– А, простачок… порадоваться пришел!

Антипушка рад и тоже, как и я, плачет. И все мы рады. И Горкин – опять его батюшка назвал: «Голубь мой сизокрылый». А Домну Панферовну не назвал никак, только благословил.

Собираемся уходить – и слышим:

– А, соловьи-певуны, гостинчика принесли!

И видим поодаль – наших, от Казанской, певчих, Васильевских: толстого Ломшакова, Батырина-октаву и Костикова-тенора. Горкин им говорит:

– Что же вы, вас это батюшка, вы у нас певуны-то-соловьи!

А батюшка их манит. Они жмутся, потроги-вают себя у горла, по привычке, и не подходят. А он и говорит им:

– Угостили вчера меня гостинчиком… вечерком-то! У пруда-то, из скиту я шел?.. Господа благословляли-пели. А теперь и деток моих гостинчиком накормите… ишь их у меня сколько!

И рукой на народ так, на крылечке даже повернулся – полон-то двор народу. Тут Ломшаков и говорит, рычит словно:

– Го… споди!.. Не знали, батюшка… пели мы вчера у пруда… так это вы шли по бережку и приостановились под березкой!..

А батюшка и говорит, ласково так – с улыбкой:

– Хорошо славили. Прославьте и деткам моим на радость.

И вот они подходят, робко, прокашливаются, крестятся на небо и начинают. Так они никогда не пели – Горкин потом рассказывал: «Ангели так поют на небеси!»

Они поют молитву-благословение, хорошо мне знакомую молитву, которая зачинает всенощную:

Благослови, душе моя, Господа,Господи Боже мой, возвеличился еси зело,Вся премудростию сотворил еси…

Подходят благословиться. Батюшка благословляет их, каждого. Они отходят и утираются красными платками. Батюшка благословляет с крылечка всех, широким благословением, и уходит в домик. Ломшаков сидит на траве, обмахивается платком и говорит-хрипит:

– Не достоин я, пьяница я… и такая радость!..

Мне его почему-то жалко. И Горкин его жалеет:

– Не расстраивайся, косатик… одному Господу известно, кто достоин. Ах, Сеня, Сеня… Да как же вы пели, братики!..

Ломшаков дышит тяжело, со свистом, все потирает трудь. Говорит, будто его кто душит:

– Отпето… больше так не споем.

Лицо у него желтое, запухшее. Говорят, долго ему не протянуть.

Сегодня последний день, после обеда тронемся.

Ранним утром идем прикладываться к мощам – прощаться. Свежо по заре, солнце только что подымается, хрипло кричат грачи. От невидного еще солнца Лавра весело золотится и нежно розовеет, кажется новенькой, в новеньких золотых крестах. Розовато блестят на ней мокрые от росы кровли. В Святых Воротах совсем еще пустынно, гулко; гремя ключами, румяный монах отпирает святую лавочку. От росистого цветника тянет душистой свежестью – петуньями, резедой, землей. Небо над Лаврой – святое, голубое. Носятся в нем стрижи, взвизгивают от радости. И нам всем радостно, денек-то послал Господь! Только немного скучно: сегодня домой идти.

После ранней обедни прикладываемся к мощам, просим благословения Преподобного, ставим свечу дорожную. Пригробный иеромонах все так же стоит у возглавия, словно и никогда не сходит. Идет и идет народ, поют непрестанные молебны, теплятся негасимые лампады. Грустно выходим из собора, слышим в последний раз:

Преподобный отче Се-ргие,Моли Бога о на-ас!..

А теперь с Саней проститься надо, к отцу-кваснику зайти. Саня сливает квас, носит ушатами куда-то. Ему грустно, что мы уходим, смотрит на нас так жалобно, говорит:

– Ка-ка…ка-васку-то, на до-дорожку!..

И мы смеемся, и Саня улыбается: как ни увидит нас – все кваском хочет угостить. Горкин и говорит:

– Ах ты, косатик ласковый… все кваском угощаешь, совсем заквасились мы.

– Да не-нечем бо-больше… у-у-у-у…го-го-стить-то… – отвечает смиренно Саня.

Федя нам шепчет, что Саня такой обет положил: на одном хлебце да на кваску живет, и весь Петров пост так будет. Горкин говорит – надо уж сделать уважение, попить кваску на дорожку. Мы садимся на лавку в квасной палате. Пахнет прохладно мяткой и молодым, сладковатым квасом. Выпиваем по ковшичку натощак. Отец-квасник говорит, что это для здоровья пользительно – молодой квасок натощак, – и спрашивает нас, благословились ли хлебцем на дорожку. Мы ему говорим, что как раз сейчас и пойдем благословиться хлебцем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Александр I Карагеоргиевич (1888–1934) – король Югославии. Симпатизировал и помогал русским эмигрантам. Был убит террористом, представителем фашистской организации хорватов-националистов. – Здесь и далее прим. ред.

2

Лестовка – кожаные четки.

3

Речь идет об императоре Александре II, манифестом которого от 19 февраля 1861 г. было отменено крепостное право.

4

Прокурат – шутник, затейник, проказник.

5

Крестовская застава (ныне Рижская площадь) являлась в то время частью городской черты.

6

Воробьевы горы – место огородов и садов старой Москвы. Болото – в XV–XIX вв. название низменной местности в Замоскворечье, напротив Кремлевского холма, за Москвой-рекой, место Болотного рынка (ныне площадь Репина).

7

Брюс Яков Вилимович (1670–1735) – русский государственный деятель. Был одним из образованнейших людей России, естествоиспытателем и астрономом и владел крупнейшей библиотекой, насчитывавшей около 1500 томов, научно-технического и справочного содержания. В 1702 г. открыл первую в России обсерваторию при Навигацкой школе, которая помещалась в Сухаревой башне. Занимался астрологий, предсказывал судьбу по звездам. Возможно, именно поэтому народная молва приписывала Брюсу славу чернокнижника и чародея.

8

Константин (ок. 285–337) – римский император. Канонизирован христианской Церковью.

9

Воротяжка – тонкое бревно, которым навивают веревки для прикручивания клади на возах.

10

Недавно накачанный (нар.).

11

Мурья – конура, тесное жилище.

12

Тропарь – молитвенная песнь; ирмос – название богослужебной песни, входящей в состав утреннего канона.

13

Наянливы – навязчивы, назойливы.

14

Воздух – покровы на сосудах со Святыми Дарами.

15

Колобашка – небольшой круглый хлебец.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Богомолье. Лето Господне - Иван Шмелев бесплатно.
Похожие на Богомолье. Лето Господне - Иван Шмелев книги

Оставить комментарий