Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) - Николай Берг

Старуха окликнула снова, еще тревожнее.

Виктор с удовлетворением еще разок глянул на не поспевающую резвуху. На развалившуюся из-за стреноженных толпу. Гордо сел в машину и подстегнутый криком старухи суетливо хлопнул дверцей. Тут же в защищавщую стекло решетку звучно треснулась оскаленная морда. Скрежетнула по ржавой решетке зубами.

— С другой стороны выскочила — испуганно сказала бабка — по канаве видно подкралась. Подкрался. Подкралось.

Губы у Мелании тряслись.

Водитель передернулся. Потом резко дал задним ходом, что-то грохнулось сзади, а прижавшееся к стеклу дверцы лицо мотанулось в сторону. Потом так же дернул вперед, отчего попавшее под удар тело отшвырнуло в сторону. Отъехал в сторону, глянул в боковое зеркало, тихо матернулся — снесло зеркало к черту. Довернул. Присмотрелся.

Отброшенный от дверцы зомбак старательно вставал, за ним корячились кучей несколько самых быстрых из толпы — удар задом УАЗа сложил их друг на друга. Отметил, что опоздавшее вскочить к нему в дверь создание и впрямь одето так, что не поймешь — парень это или девка.

— Унисекс, говоришь? — прошипел Витя и проехал по отставленной в сторону ноге существа. Машину качнуло, звучно хрупнуло под колесом.

— Побегай теперь по канаве, унисекс хренов! — злобно выразил свои чувства разозлившийся на свой недавний испуг победитель. Дал, задним ходом и еще раз попытался проутюжить резвого противника, но не получилось, куда-то зомбак делся.

— Зацепился гад за что-то — разозлился шофер. И опять испугался — оторвет еще что нужное, упырь. Изгвазданное тело выпало наконец после ряда судорожных экзерциций. От греха подальше Витя погнал прочь от поля боя, поглядывая при этом в уцелевшее зеркальце — не льется ли что на дорогу и не отваливается ли что еще. Бледная старуха ехала молча. Парню тоже не хотелось болтать…

* * *

— Да как у вас рука только поднялась, живодеры вы этакие! Охотнички! Больше вам и стрелять не по кому было! Медведи же в красной книге, уникальные животные же, белые медведи! А другие — которых вы тоже расстреляли? Вам руки ваши оторвать мало! — громко и зло заявляет преградившая мне дорогу тетка.

Я определенно теряюсь. Смысл ее претензий как-то до меня не доходит и я пытаюсь обойти ее слева, а потом справа, но этот бульдозер в женском обличьи пресекает мои попытки на корню.

Ну не животами же с ней толкатся!

— Слушайте! Что вы от меня хотите? Какого вам рожна надо? — растерянно, но уже злобно огрызаюсь я.

— Он еще спрашивает! — возмущается на публику мадам.

И строго смотрит на меня.

Совершенно идиотская ситуация.

Мне говорил наш командир, чтобы я пообщался с зоосадовскими сотрудниками (а кстати — откуда они взялись, вроде не было же их в первые дни), но такое общение мне как-то совсем не по душе, четко прогнозируется, что сейчас на меня высыплют ворох эмоций, а толку мне не будет ровно никакого. Мне хочется удрать от этой тетехи, причем быстро и подальше.

На мое счастье тут же сбоку вывертывается худенькая девчонка и охлаждает пыл грозной бабищи сообщением о том, что дети уже собраны. Бабища еще раз окатывает меня кипячим взглядом, но дисциплинированно разворачивается и идет туда, где на мое счастье собраны зачем-то какие-то дети. Девчонка заговорщицки подмигивает мне, так чтоб дама не видела, и я понимаю, что нифига она не девчонка, ей уже к тридцатнику этой рыжей худенькой — на первой взгляд девчонке. Двигается она просто угловато, да фигурка опять же… Но взрослая явно. А угловато… Да каждый у кого на плече автомат, да патроны в разгрузке, да берцы на ногах не балетным шагом идет. А ей по габаритам и телосложению АК-74, что для меня пулемет. С полной лентой.

Пробираюсь словно опытный помойный кот — быстро, но осторожно — на пристань.

Ага, Павел Александрович и Дункан все еще тут. Замечаю на руке у музейного повязку. Дежурит, значит, на пристани. Пара катерков, несуразный понтон на блестящих баках, Енотова лодчонка — но тишина и благолепие. Пара мужиков — отмечаю, что в таком же камуфляже, что и освободившая меня тридцатилетняя девчонка не спеша кантуют какие-то ящики с понтона.

Присаживаюсь рядом с фанатами холодного оружия. Они прерывают свою неторопливую беседу.

— Вот на меня сейчас могутная тетеха накинулась, хотела меня порвать на сотню маленьких медвежат за убиенных белых медведей. Что это за страсть господня?

— Да бросьте, она вполне вменяемый человек. Ну любит зверюшек, так что потеря медведей ее огорчила — замечает музейный работник: — Но вам удалось быстро отделаться.

— Ну, ее позвали каких-то детишек собравшихся облагодетельствовать. В таком же камуфле девчонка что и эти вот грузчики.

— Девчонка? — удивляется Дункан. Делает он это лениво, нехотя, просто из вежливости. Пригрелся на солнышке, а прокатившийся ливень унес духоту, свежо и тепло, что еще надо. И вкусно пахнет открытой водой. Правда, покосился и повертел носом — я то пахну по-прежнему густым душноватым амбрэ.

— Ну, не совсем девчонка, женщина. Но худенькая и рыжая.

— А, Ракша… — кивает Павел Александрович: — Она у этих в командирах.

И показывает глазами на грузчиков в камуфляже.

— Странный позывной, вычурный. Так помнится волчицу звали, что маленького Маугли усыновила. Демон в переводе — отмечаю я как всегда сокровенную от остальных информацию.

— Во-первых, это фамилия — ухмыляется Дункан.

— Во-вторых, так называется птичка сизоворонка — что вам тут же бы сказала так спешно покинутая вами работница зоопарка — учительским тоном поддерживает музейщик.

— Да бросьте меня разыгрывать, я же помню! — возмущаюсь в ответ.

— Ракша, птица семейства сизоворонковых отряда ракшеобразных; то же, что сизоворонка. Это еще Даль описал. А вот демоница женского пола называется ракшаси. Не ракша. Ракша у индусов, надо вам заметить — наоборот амулет защитный, талисман-оберег — добивает меня сосредоточенным огнем чертов эрудит-артиллерист: — Ракша-бандан вообще у индуистов серьезный праздник обмена этими оберегами, все серьезно.

— Цель поражена, дым из амбразуры — констатирует, широко улыбаясь, Дункан.

— Да ладно вам, я и не сопротивляюсь, в конце-то концов.

— Вот и хорошо — покладисто подводит итог беседы Дункан. Ему настолько дремотно, что аж на расстоянии умиротворенность передается. Если б не военная снаряга да неразлучный автомат со всем пендрючистым обвесом, включая дополнительную ручку и подствольный гранатомет — вылитый был бы Будда в нирване.

Но мне как-то все равно не по себе. Гребтит будущее задание, да и после сегодняшнего как-то муторно. Нет, я понимаю, что морфы такое же оружие, как пулемет, но вот то, что в союзниках морфы, а в противниках — живые люди — как — то коробит своей неправильностью. Причем умом я отлично все понимаю, а протест какой-то глубоко внутренний, оттуда из инстинктов что ли…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});