Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

по берегу и представился коротко: «Сережа». Выглядел он лет на тридцать, при этом еще и смущался, протягивая Марине мешочек с кедровыми шишками: «Вот, гостинец принес. На кедр лазал, штаны порвал». Марина улыбнулась и пригласила его «к столу», то есть к костру. Лицо у Сережи до сих пор выглядело утомленным, но в то же время добрым и умиротворенным. Светлые волосы были всклокочены, щеки заросли недельной щетиной, но голубые глаза горели тем светом, какой бывает лишь у людей, добивающихся или добившихся осуществления своей мечты.

Выяснилось, что живет Сережа в Красноярске, а работает на заводе в горячем цеху. Михаил, по образованию инженер-механик прокатного оборудования и производства, хорошо представлял, что это такое – нагревательные или плавильные печи, запах окалины, горелого металла и горелой формовочной земли, чад, проникающий в самую глубину легких, особенно мерзкий, если плавят или разливают в формы цветной металл, и хуже всего, если жарким летом. Сережа сообщил, что на Кантегире он уже третий раз. Впервые пошел с приятелем, но тогда они сплавились только до Кантегирской заставы, а оттуда, бросив плот, вышли из тайги в Арбат¢ы пешком. Во второй раз, тоже с приятелем, прошли уже весь Кантегир до устья и дальше по Енисею до Черемушек. Михаил сказал, что пришел сюда во второй раз, и спросил, высока ли в этом году вода в реке по сравнению с прошлыми годами. Сережа ответил, что вода сейчас высокая (Михаил, сравнивая нынешнюю с водой десятилетней давности, тоже считал, что сейчас она выше). А место, в котором остановился Сережа – немного выше по течению от бивака Михаила и Марины – он весь год видел во сне. Там в прошлогоднем походе они с напарником наловили много хариуса. В этом году хариус тоже идет, но хуже, чем прежде. Сережа хотел еще пару дней провести в этом месте, а потом спуститься вниз. Он просил отпуск летом, но ему не давали. Тогда он сказал, что уволится, но все равно пойдет. Это подействовало. Вот так он пробивался к реке своей мечты, к той яме, в которой так хорошо ловился хариус, в горном окружении, которому невозможно было найти замену. Михаил помнил, как выглядело это место лунной ночью, когда они с Мариной, припозднившись, еще продолжали сплав. На фоне неба выделялись фантастические очертания хребтов – контрфорсов, кое-где на склонах клочьями висел туман. Луна, казалось, чуть зеленоватая, с умеренной щедростью проливала серебряный свет на склоны и подсвечивала контуры прибрежных кедров. Они действительно ощущали себя людьми, попавшими в потаенную страну, достичь которую, тем более – проникнуть в самую ее глубь – дано далеко не каждому, проще сказать – только тем, кто не жалет никаких сил, чтобы сделать это. Когда Сережа ушел на свой бивак, Марина передала Михаилу, что он сказал ей, когда Михаил отлучался от костра за дровами: «Женщине, особенно такой, как вы, не стоило бы сюда ходить». Очевидно, из деликатности он не добавил: «в таком возрасте». Михаил принял Сережины слова как упрек в собственный адрес. Потом, даже много лет спустя он часто вспоминался ему в разных обстоятельствах. А тогда, на Кантегире, Марине было уже сорок пять лет. Но вероятно, Сережа тогда беспокоился не только о Марине, встрявшей в дело, посильное не каждому мужику, а вообще обо всех женщинах, отправляющихся в рискованные предприятия вместе с любимыми, лишь бы не расставаться с ними, но отнюдь не потому, что им самим так уж требовались острые ощущения. До сих пор Михаил не встретил ни одной представительницы прекрасного пола, которую бы влек в поход один только авантюрный дух и для которой любовный интерес к спутнику не имел бы никакого значения. Но это не значило, что таких женщин и быть не могло. Просто те, кого он знал, были любящими кого-то из своей компании, и на них в серьезных делах можно было положиться при любых обстоятельствах никак не меньше, чем на мужчин, а вообще-то даже более определенно и с большей уверенностью в том, что их дух не сломит ничто. Исключений Михаил пока не встречал. И если он вынес из жизни какое-то общее убеждение в том, с кем стоит связывать себя накрепко и навеки, так это только с той, которую узнал и проверил в походе. Сережа из Красноярска был не женат. Они с Мариной не спрашивали его, но не сомневались, что правы. И во время третьей встречи с ним получили косвенное подтверждение своей правоты.

В тот раз они только что миновали первые три ступени Иньсукского каскада порогов и начали сходу втягиваться в четвертую, как вдруг увидели на левом берегу предостерегающе машущего руками Сережу, одетого почему-то в одну ковбойку. Привычного брезентового плаща на нем сейчас не было. Сережа подхватил брошенный ему конец и подтянул «полосатый диванчик» к берегу.

– Хорошо, что я к вам успел! – едва поздоровавшись, выпалил он. – Я тут час назад чуть не потоп. Лодку опрокинуло, и меня понесло, а сделать ничего не могу, плащ мешает. Я уж подумал, что все – родителей поминал. И тут, наконец, сбросил плащ, сапоги и зацепился за камень!

– А лодка цела? – спросил Михаил.

– Цела, цела! – успокоил Сережа. – Она потом тоже на камне застряла, я ее нашел и достал. Мешок с вещами не выпал, вот я и переоделся. Весло вот только потерял.

Сережа проходил Кантегир на надувной лодке ЛГН, а из спасательных средств в ее комплекте имелись только две надувные подушки, использовавшиеся как сидения. Михаил еще во время предыдущей встречи советовал Сереже привязывать одну из них спереди на груди, хотя бы нетуго надутую. Очевидно, Сережа пропустил это мимо ушей. Вот и пришлось ему родителей поминать, пройдя основную часть маршрута (кстати, только родителей – не жену, не детей, стало быть их, скорей всего, не было). Сережа никак не ожидал такого поворота событий. Тем не менее, кое-как спасшись, он тут же поспешил навстречу им с Мариной, чтобы предупредить и перехватить до того, как они будут втянуты в гибельное место.

Сережа повел их пешком вдоль порога вниз. Михаил старался запомнить приемлемую линию движения в четвертой, а затем – после крутого поворота Кантегира вправо – в пятой ступени Инсукского каскада. Так они дошли до начала шестой ступени, где Сережа среди исполинских каменных глыб на песке разбил свой бивак. Михаил сказал Марине, чтобы она ждала его здесь вместе с Террюшей, а четвертую и пятую ступени он пройдет один. Они поцеловались, и он быстро зашагал назад, чтобы успеть пройти разведанный участок до темноты.

Он отчалил и пошел вдоль левого берега, маневрируя среди камней, и это ему на удивление легко удавалось, однако радоваться раньше времени он себе не позволял. Дойдя до пятой ступени, Михаил напомнил себе, что надо успеть причалить перед шестой ступенью, ведь плесик там всего ничего – метров тридцать, не больше. Хорошо бы его там встретили. Но на берегу не оказалось никого, ни Марины, ни Сережи. Он сумел – таки забросить нос «диванчика» на берег и тут же выскочить в воду до того, как течение начало стаскивать судно вниз. Закрепив чалку, он с досадой осмотрелся. Совсем рядом почти вся вода Кантегира сливалась под левый берег, на котором он стоял, и падала на подводный камень, ждущий добычи и по форме напоминавший зуб крокодила. И все-таки раздражение не смогло заслонить радость, особенно когда Марина появилась, выйдя из-за каменной глыбы, очень обрадовавшаяся, что он уже здесь. Они обнялись. – «Я как раз разводила костер», – сообщила она, и тут к ним подошел Сережа. Увидев «полосатый диванчик», он с нескрываемым удивлением посмотрел на Михаила. В его глазах ясно читалось, что такого от москвича он не ожидал.

– А я думал, мы с вами завтра вместе пройдем.

В голосе Сережи сквозила обида и разочарование. Без него обошлись, и пороги, в которых он, коренной сибиряк, едва не отдал концы, Михаил прошел без проблем. Михаилу хотелось смягчить Сережино разочарование, понимая, что тот завидует не со зла. Но лишь наутро придумал, как утешить огорченного красноярца.

Сережин и их биваки отделяли несколько каменных глыб. Заглянув к соседу, Михаил понял, отчего оттуда доносится частый стук топора – Сережа мастерил себе новое весло. С первого взгляда Михаил понял, что лопасти будут дрянные, незагребистые, и тут его осенило.

– Подождите, – сказал он Сереже, – я дам вам хорошие лопасти.

Он быстро вернулся к своей палатке и отвинтил лопасти от запасных распашных весел, служивших также стойками. Лопасти были дюралевые, профилированные, загребистые. Михаил давно жалел, что когда-то по случаю купил их только две, а не больше.

– Вот, – сказал Михаил, протягивая их Сереже. – Примите от нас с Мариной в память о нашей встрече.

Сережа с восхищением рассматривал лопасти, поворачивая их в руках так и эдак. Наконец, он сказал:

– Будь у меня такие лопасти раньше, я бы не опрокинулся в пороге.

Михаил не стал возражать,