Дамы убивают кавалеров - Анна Литвинова

Вдруг Павел, ни на кого не глядя, спросил:

– Ну-ка, девочки, давайте колитесь: что вы за игры затеяли?

И тяжело посмотрел прямо в переносицу Кате.

Катя никогда не умела сопротивляться такому взгляду Павла – когда он смотрел на нее исподлобья, хмуро, словно не на родного человека, а на подследственную.

– А что такого мы затеяли? – делано удивилась она. От того, что вопрос Павла прозвучал неожиданно, ее недоумение вышло наигранным. Его, наверное, мог заметить любой. И Паша, похоже, заметил.

– Давай рассказывай, рассказывай, – ласково проворчал он. – Вдруг мы делаем одно и то же. Надо в конце концов координировать совместные действия. – Он снова глянул на Катю хмуро, как на допросе. Приказал: – Ну, говори.

Что оставалось делать Екатерине Сергеевне? Сначала запинаясь, а потом войдя во вкус, она ясным, хорошо поставленным лекторским голосом рассказала Паше и сестре обо всем.

– Забавно, – пробурчал Павел, когда она закончила. – Приемлемо… – добавил он словечко из лексикона своего старшего товарища, полковника Ходасевича. – Ну, а ты, Дарья Сергеевна, – Павел обратился на сей раз к Даше, – что затеяла? – И, в свою очередь, глянул на старшую сестру тем тяжелым взглядом, что Катя называла «ментовским».

Дарья протянула: «Ну…» – обняла себя за плечи, словно бы замерзла. Потом вдруг вскочила, стала поправлять кастрюльки на плите, окно в жаркий столичный день пошире распахнула. Павел ждал. Потом произнес непередаваемой милицейско-учительской интонацией: «Мы все тебя ждем». И никуда не делась Дашка. Стала рассказывать. Сперва смущалась, запиналась, глуповато хихикала. Затем вошла во вкус. Стала рассказывать в лицах.

Катя слушала ее и дивилась: этакая клуша, маманя, домохозяйка – какова? Вон что учудила! Не ожидала она такого от тихони Дашки, совсем не ожидала…

Когда Дарья Коноплева завершила свою историю, Павел потянулся и хрустнул пальцами.

– Удивила, милочка, – проворчал он. – Ей-ей, удивила… Это хорошо, что вы, девочки мои, наконец-то мне о своих планах рассказали. Знаете, почему хорошо? Потому что в итоге может получиться любопытная комбинация… Так что, дорогие сестры, слушайте мое слово. Мой отцовский наказ. Наказ старого детективного волка. – Женщины замерли, уставились на Павла. – А наказ мой таков: продолжайте в том же духе. Благословляю вас на дальнейшие подвиги. Так держать.

– А чем ты будешь заниматься, Пашенька? – с легкой ехидцей осведомилась Катя.

– Я стану действовать согласно боевому расписанию, – важно ответил Павел. – У меня имеется собственный план.

Однако Паша в отличие от Кати с Дашей ни слова не сказал о том, что он сам планирует делать.

Павел Синичкин. В тот же день

К наркоманам я испытываю примерно те же чувства, что к слизнякам. А именно: брезгливость и отвращение. Я их очень не люблю. Слизняков в детстве, когда они выползали на садовые дорожки, я осторожно, преодолевая тошноту, брал двумя пальцами и зашвыривал в кусты. Подальше от себя. Наркоманов я, конечно, никуда не выбрасываю. Но всегда стараюсь держаться от них подальше.

А вот к тем, кто торгует наркотиками, кто подсаживает на иглу других, я отношусь иначе. Я их – ненавижу. Этих сволочей я готов мочить безо всякого сожаления. И чем больше подобных субъектов – не колющихся или нюхающих, но приучающих, развращающих – отправляется в мир иной, тем большую нехристианскую, злобную радость я испытываю.

Говорят, мой подход соответствует западному государственному отношению к наркоманам. Там, говорят, если человек просто колется или «пыхает» – его лечат. А чаще – зашвыривают (как я – слизняков в детстве) с глаз долой. Чтобы тот сам собой подыхал где-нибудь в трущобах. Когда же ловят драг-дилера, торговца наркотой, – там такого гада мочат. Врубают падле на полную катушку: двадцать лет в тюрьме, без права апелляции.

А вот в нашей ушибленной на голову стране все перековеркалось. Ментам – дай бог моим бывшим коллегам сил и здоровья – легче ловить тех слизняков, что пару раз затянулись «ганжой». Но труднее доставать тех мерзавцев, кто месяц за месяцем, год за годом поставляют героин десяткам несчастных. В итоге в наших тюрьмах на одного наркоторговца приходится двадцать несчастных наркош – слизняков. Хотя всем понятно: главное зло проистекает совсем не от наркоманов – а как раз от тех, кто продает им адское зелье.

Подобными мыслями я занимал свою башку, сидя на лавочке в палисаднике старого московского двора в Измайлове. При этом я не спеша попивал пивко. Пиво отчего-то особенно хорошо шло после сегодняшней, практически бессонной ночи. После отупляющих и бесплодных раздумий о судьбе Ленчика.

Похоже, своей мелкой философией на глубоких местах я успокаивал себя. Или, напротив, самого себя накручивал? Приводил в боевую готовность перед тем, что планировал совершить? Кто его знает.

Все время я не упускал из виду вход в подъезд. Именно в нем (как рассказал мне во время нашей попойки в кафе «***» капитан РУБОПа Саня Перепелкин) проживал наркоторговец средней руки Рубцов по кличке Рупь.

Гражданин Рубцов сейчас находился дома – это я проверил.

В его старом московском подъезде имелось три этажа. На каждом этаже располагалось по три квартиры. Итого получалось – девять апартаментов в подъезде. Черный ход отсутствовал.

Значит, в среднем каждый девятый посетитель подъезда шел к гражданину Рубцову. Судя по интенсивности движения в старом дворе, ждать мне предстояло долго. Однако я почему-то пребывал в уверенности, что нужного мне товарища я среди прохожих узнаю издали.

Вот в подъезд вошла большая кривоногая дама, вместе с кривоногой же огромной собакой.

Через десять минут туда проследовала совсем юная девчушка-мама с ребенком в коляске.

Еще через пятнадцать минут дверь в парадное открыл седой интеллигентный старик в камуфляже.

Все не то. Солнце переместилось на небе и стало припекать. Я подвинулся на лавочке следом за ускользающей тополиной тенью. Пиво кончилось. Пустую бутылку я аккуратно поставил рядом со скамейкой.

В подъезд вошла, останавливаясь на каждом шагу, древняя старуха с двумя продуктовыми сумками.

Лихо забежали два пацана лет девяти.

Время моего наблюдения превысило три часа. Гражданин Рубцов из подъезда не выходил. И никто, похоже, его не навещал.

Вот у рубцовского парадного остановился древний «жигуль», и седые супруги принялись выгружать из него бесчисленные сельскохозяйственные мешки.

Я не терял терпения и открыл вторую бутылку пива.

И вот наконец в подъезд проследовал тот самый хлопец, которого я дожидался. Я приметил его издалека. Парень щеголял в надвинутой на лоб бейсболке, темных очках и, невзирая на жару, в черной рубашке с длинными рукавами. Кроме того, он словно бы растекался, стелился по земле. Не шел, а суетился. Не шел, а все время боялся.

Я одним глотком допил вторую бутылку пива. Взял ее, опорожненную. Быстренько проследовал за парнем в сторону подъезда. Вот чем отличается моя работа от ментовской. Отличается – в лучшую сторону. Я могу действовать, не заботясь о доказательствах. Основываясь на одних «оперативных данных». Или даже – на «оперативном чутье». У меня не болит голова о следователях, адвокатах, судьях и общественности.

Итак, и оперативные данные, и оперативное чутье подсказывали мне, что стелющийся субъект – мой клиент.

Я вошел вслед за парнем в черном в прохладный подъезд. Консьержка здесь отсутствовала, домофон был испорчен. (Признаюсь: испорчен – мною.)

Усталые шаги «чернорубашечника» звучали по лестнице уже на втором этаже. Наркоторговец Рубцов проживал на третьем.

Я пронесся по первому пролету. В руке я сжимал пустую бутылку из-под пива. Глаза мои тем временем привыкали к подъездной полутьме.

Шарканье шагов парня в черном доносилось до меня тем временем с пролета между вторым и третьим этажом.

Я неслышно взлетел к площадкам второго этажа. Дыхание мое не сбилось.

В этот момент я услышал короткий, сторожкий звонок на третьем этаже. Похоже, именно в ту квартиру, куда стремился и я. Теперь главная моя задача – успеть, пока гость не исчезнет за входной дверью.

Я взлетел на два пролета вверх. Предчувствия меня не обманули. Дверь в квартиру – ту самую квартиру – оказалась полуоткрытой. Когда я появился на лестничной клетке, «чернорубашечник» как раз делал шаг внутрь жилья гражданина Рубцова. На пороге белесым пятном маячил хозяин.

Субъект в черном не успел закончить своего первого шага.

Стеклянная бутылка – прекрасное оружие. Естественно, в умелых руках.

Она даже не разбилась.

«Чернорубашечник», оглушенный, начал заваливаться набок. Я увидел изумленные глаза хозяина квартиры. Наркоторговец Рубцов, кажется, не успел сообразить, что происходит.

Прямо перед собой он вдруг увидел дуло пистолета. Моего пистолета. (Газового, конечно, – но гражданин Рубцов, по кличке Рупь, об этом не знал.)