Пронск - Даниил Сергеевич Калинин

Кадан уже не слышал и не слушал молодого монгола – сейчас все его внимание было обращено вперед. Туда, где между шатров бестолково метались пешие кипчаки, а десятники из числа его соплеменников пытались навести хоть какой-то порядок и организовать оборону. Но даже там, где половецких лучников удавалось собрать в кулак и орусутов встречали направленные в грудь лошадей копья и град срезней буквально в упор, панцирные всадники все равно прорывались. Да, оставив неподвижно лежать двух-трех соратников, встретивших честную ратную смерть, и десятки порубленных да стоптанных копытами степняков!

Темнику было очевидно – орусуты прорвутся к его шатру. Но к тому моменту их встретят уже сотни готовых к битве тургаудов!

Глава 10

Коловрат очередным ударом чекана буквально расколол череп своего противника! Такова была мощь удара боярина, сосредоточенного на узком лезвии топора, что кости ворога буквально лопнули, когда наточенная русская сталь пробила металл половецкого шлема… Соратников павшего степняка потеснил бешено рубящий их саблей Ратмир, старающийся не отставать от Евпатия и ни в чем ему не уступать. Между витязями словно негласный спор шел – кто больше поганых побьет! И, возможно, именно сей спор позволял им все еще стремиться вперед и возглавлять атаку, находясь на самом острие клина рязанцев да черниговцев. Хотя руки обоих богатырей уже налились свинцовой тяжестью…

– Смотри, боярин! Вон он, шатер хана! А перед ним отборные батыры, да как много их!

Евпатий, выскочивший вслед за соратником на открытую площадку с небольшим возвышением по центру с высящимся на нем шатром лишь глухо ругнулся при виде леса копий-чжид.

Ощетинились ими спешенные тургауды, словно еж, охватив полукольцом невысокий холм, сбились в плотный строй! А за их спинами встали отборные лучники из числа телохранителей хана – три сотни стрелков! Уже и срезни на тетивы наложили, дернись вперед – и взлетит в небо смертельный рой да обрушится на дружинников и скакунов!

А ведь за шатром виднеется еще и сотня панцирных всадников…

Хрипло, тяжело выдохнул Коловрат, а после обратился к Ратмиру:

– Вертайся назад, найди князя Всеволода да передай ему: пусть его гриди и гриди его сына разделятся да обтекают отборных людей хана по крыльям. Я поведу наших ратников, и мы свяжем поганых боем, а пронским воям нужно обойти их да ударить навстречу, у самого шатра!

Черниговский поединщик возмущенно открыл рот, собираясь твердо заявить: «Скачи сам ищи князя, а я поведу своих людей!» – но осекся под тяжелым, горящим взглядом Евпатия, доселе не виданным… Покорился Ратмир воле неистового боярина, поскакал назад, а тот уже скликал воев:

– Стойте, стойте! Не гоните коней! Стойте! Соберемся в кулак да ударим по ворогу всей силой! Пусть вперед выйдут те, у кого остались копья, за ними же встанут гриди с луками… Стойте!

Две с половиной сотни потрепанных во время прорыва и стремительной атаки меж шатров, разгоряченных схваткой и безумно смотрящих перед собой дружинников собрал Коловрат, срывая голос. А покуда верный соратник уже нашел князя по развевающемуся над головой его стягу с ликом Спасителя и передал Всеволоду Михайловичу слова Евпатия. Опытный военачальник оценил предложение боярина и не стал долго размышлять или противиться, а сразу разделил пока еще свежую, практически не бывшую в схватке дружину с сыном. Вскоре уже оба отряда принялись обтекать с крыльев ставку темника, беспрепятственно следуя между опустевшими монгольскимих юртами…

А Евпатий, сумев сбить своих всадников в единый клин, едва ли не физически ощущая, что буквально каждый миг промедления идет в пользу татар, бросил наконец гридей в яростную, стремительную атаку! Задрожала земля под копытами крепких скакунов, несущих на себе тяжелых панцирных всадников, да уже за сотню шагов до замерших тургаудов накрыл их сверху град стрел! И если чешуйчатая или дощатая броня поверх кольчуг не поддалась срезням, то ведь многие жеребцы из защиты имели лишь кольчужный нагрудник да стальной налобник… И, жалобно заржав, – словно люди вскричали! – несколько десятков животных пало наземь, придавив собой всадников… Да и многие гриди облачены лишь в кольчуги, а они далеко не всегда спасают от срезня, выпущенного из самых мощных в степи составных монгольских луков…

Ударила стрела и в Вихря, чуть пониже шеи, оставив на теле верного жеребца глубокую, широкую рану! Как же жалобно заржал скакун, любимец дочерей… Покуда, правда, устоял, но кто бы знал, как же горько стало Коловрату от боли верного друга! И от его преданной стойкости, что редко когда встретишь и у людей… Едва ли не на холку Вихря лег Евпатий, на самое ухо взмолился животному так, словно бы конь мог его понять:

– Пожалуйста, еще чуть-чуть! Давай же, немного до поганых осталось, а уж там слезу!

А Вихрь словно услышал своего хозяина, разогнавшись в тяжелом галопе, насколько возможно быстро, – впервые в жизни он так скачет! И с каждым ударом сердца приближается строй тургаудов, а припорошенная снегом земля под копытами коня сливается в белое полотно… Не своим голосом вскричал Евпатий, силясь дозваться до конных лучников:

– Стрелами – БЕЙ!

Да уж те и сами видят, что ворог близко, что еще чуть-чуть – и гриди с рогатинами на острие клина столкнутся с ощетинившимися чжидами монголами! Крик боярина лишь немного опередил залп русичей, и десятка три бронебойных стрел стегнули по тургаудам, выбив не менее полутора дюжин поганых! Но уже и на дружинников вновь обрушился град срезней, отправленных в полет ханскими гвардейцами…

Не менее сотни ратников унесла оперенная смерть, разя числом да на близком расстоянии. Еще полсотни воев потеряли жеребцов, но продолжили бег пешими… Но оставшиеся вои доскакали до ворога, ведомые Коловратом!

– БЕ-Е-Е-ЕЙ!!!

На мгновение перекликнул шум битвы яростный рев Евпатия, а удар сердца спустя ошалевший Вихрь, словно и не видя опасности, налетел грудью на наконечники чжид… Пробили они кольчужную защиту, впились в тело верного жеребца, будто бы сознательно пошедшего на смерть! Будто бы понявшего, что конец от полученной раны и так близок, чего же цепляться за жизнь?!

Едва ли не с плачем выпрыгнул из седла его хозяин, с яростной силой метнувший топор в лицо ближнего поганого да вырвавший из ножен меч! Особый меч, из харалужной стали едва ли не белого цвета, подаренный когда-то отцом… Сейчас он молнией сверкнул в руке боярина, буквально срезав верхнюю треть поставленной блоком сабли тургауда, да перечеркнул тому шею, подбросив голову монгола в воздух! А следующим взмахом Коловрат перебил древки у самых наконечников тянущихся