Меня зовут Сол - Мик Китсон

себе? — спросила я.

— Нет. Я жила одна много лет. Две девочки — это весело.

Мы поели грибов с солониной прямо со сковородки. Было очень вкусно. Пеппа раз сто сказала, что еда крутая.

Ингрид не спрашивала, почему нас ищет полиция или почему мы не хотим видеть людей. Наверное, именно поэтому я решила пойти к ней. Ненадолго. Потом мы могли бы вернуться обратно. Я могу охотиться и ставить силки.

— А у вас там есть озеро с рыбой? — спросила я.

— Да, над лагерем. Примерно в двух километрах. Маленькое озеро. Называется Данджен. А еще у меня есть река и ручей, где я беру воду.

— А если нас увидят по дороге, пока мы пойдем по пустоши?

— У вас есть фонарики. Пойдем ночью.

Я подумала об этом. Пеппа сказала:

— Пошли, Сол. Прямо сегодня.

— Это далеко, Пеппа. Придется унести с собой все вещи.

— Ага, — кивнула она.

Я вынула из рюкзака карту и посмотрела, где живет Ингрид. Далеко от домов, но всего в двух милях от трассы. Никаких тропинок и дорожек между трассой и долиной не было, только густой лес. Я показала Ингрид карту, и она ткнула в какую-то точку. С одной стороны ее долина выходила к озеру, за которым уже была Магна Бра, а с другой — к пустоши и цепочке других озер поменьше.

— А там есть еда? — спросила я.

— У меня есть еда, — ответила Ингрид, — много еды. Я езжу в город раз в месяц. Покупаю рис, муку, масло и джем. Я умею печь хлеб. У меня есть каменная печь.

— Джем! Слышишь, Сол?! — воскликнула Пеппа.

Короче, я согласилась, и Ингрид сказала, что мы пойдем, когда стемнеет, но нужно упаковать все вещи и разобрать шалаш, чтобы не осталось никаких следов. Мы с Пеппой собрали все свои шмотки в рюкзак, я сняла с шалаша все ветки и стянула брезент. Навес над костром мы тоже разобрали и раскидали все ветки по лесу.

Мы спрятали еловые лапы в кустах и разобрали каркас шалаша. Мокрые шмотки я сунула в карман рюкзака, а мусор вроде банок и пакетов мы закопали. Пеппа убрала свое барахло в рюкзачок, взяла с собой книги и кучку кроличьего меха, из которого пыталась сшить шапку.

Мы сидели у костра, пока не стемнело. Солнечный аккумулятор я положила на светлое место, чтобы зарядить от него батарейки для фонариков.

Луны не было. Когда стемнело, мы закидали костер землей и хорошенько утоптали. От нашего лагеря и следа не осталось — разве что немного примятая трава и согнутые ветки в лесу. Мы двинулись вдоль ручья.

Ингрид шла впереди с фонариком на голове, Пеппа посередине, с другим фонариком, а я за ней, глядя на свет. Ингрид хромала, шла очень медленно и болтала сама с собой по-немецки.

Дорога через лес получилась тяжелой и долгой. Нам пришлось карабкаться вверх по склону. Ингрид еле тащилась, но дорогу показывала она, так что мы тоже шли медленно. Иногда она оборачивалась и говорила: «Где вы там?»

Добравшись до пустоши, мы остановились. Я скинула рюкзак, и Пеппа на него села. Ингрид дала нам воды из бутылки, и мы съели пару печенек.

На пустоши было темно, как в заднице. Когда мы выключили фонарики, небо стало совсем огромным и черным. На нем сияли звезды. Если долго на них смотреть, видно будет, что они двигаются. В середине неба была прямо какая-то воронка, как будто пробку из ванны вытащили. Звезды становились все меньше и меньше, все бледнее и бледнее, сливаясь в облако. Их было слишком много. Много-много звезд и планет по всему небу. У меня голова закружилась на них смотреть. Ингрид тоже задрала голову, а потом еще подняла руки и сказала:

— Этого мы не познаем никогда.

У меня бывало похожее чувство, когда я видела в Интернете фотки больших толп где-нибудь в России, Китае, Малайзии или Бразилии. Типа, какие огромные города бывают и как много в мире людей. Или если ехать в автобусе, смотреть на дома и думать, что никогда не познакомишься со всеми людьми, которые там живут, и даже их не увидишь, и они про тебя ничего не узнают. Это забавное чувство, когда одновременно и страшно, и хорошо.

Ингрид не нуждалась в компасе. Она почесала прямо через пустошь. Кое-где встречались предательские ямы с мокрым торфом, а иногда мы хлюпали по мху. Пеппа шла нормально. Это я тяжело дышала, пытаясь догнать ее и круглое пятно света на болоте или на спине Ингрид.

Пустошь немного поднималась вверх, и скоро нам снова пришлось карабкаться.

— Пойдем по камням, — распорядилась Ингрид.

Чуть подальше мы снова сделали передышку. Мы оказались на ровной полянке. В свете фонарика виднелись камни, торчащие из болота. Пеппа поскакала к ним, рассматривать камни в свете фонарика. В основном они были даже ниже меня, а те, что подлиннее, лежали на боку. Некоторые были острые наверху, другие круглые или треугольные, и все — серо-серебряные с золотыми пятнами лишайника. Мы остановились прямо между ними. Я взяла фонарик у Пеппы и насчитала двадцать четыре камня вокруг нас. Было очень тихо и очень темно.

Ингрид встала прямо посредине круга, подняла руки, закрыла глаза и заговорила сама с собой по-немецки. Потом объяснила:

— Я просила для нас благословения и защиты.

Пеппа захихикала. Я посветила на нее фонариком и увидела, что она крутит пальцем у виска.

— Не делай так, — велела я.

— Пошли! — закричала Ингрид, и мы потащились за ней по пустоши. Сначала было совсем плоско, потом земля пошла вниз и снова захлюпала под ногами.

Мы еще три раза останавливались отдохнуть, попить воды и поесть печенья. Прошло, наверное, сто часов, и я не понимала, где мы. Я как раз хотела достать карту, когда Ингрид сказала:

— А вот и мой лес.

Между густо растущими деревьями шла узенькая тропинка. Лес состоял в основном из дубов, орешника и ольхи. Он явно располагался ниже нашего, потому что мы довольно сильно спустились от каменного круга. Ингрид медленно шла вперед, иногда оборачиваясь и говоря: «Осталось чуть-чуть, девочки». Наконец она свернула на тропинку, которая очень круто шла вниз. Судя по следам в глине, тут ходили олени. Мы кое-как слезли и оказались на ровном берегу реки. Тут шумели деревья и текла вода. Пеппа пожаловалась, что кроссовки натирают ей ноги, так что пришлось остановиться и налепить ей на пятку пластырь. В лесу было красиво и тихо, если не считать ветра и реки.

Потом мы снова полезли