Сесилия Агнес – странная история - Мария Грипе

Теперь ей наконец стало ясно, каким образом все это взаимосвязано. А она-то отчаивалась! Теперь отчаяние как рукой сняло. Она думала и чувствовала совсем по-другому.

Карин встала. Потянулась и вздрогнула всем телом.

– Я так рада, Нора, что мы с тобой поговорили. Ведь совсем было пала духом. Но дело наверняка обстоит так, как ты говоришь. Даг хочет сам во всем разобраться, и он прав. Теперь я понимаю. Мне ведь непременно надо везде лезть со своим мнением. – Она расмеялась и, случайно бросив взгляд на пакетик с мармеладом, спросила: – Угостишь?

Нора открыла пакетик, заглянула внутрь. Так и есть: ее любимый мармелад.

– Ишь чего захотела! Ну да ладно, бери! Она протянула Карин пакетик.

Вечером Нора вдруг вскочила с постели. Совершенно здоровая. Хватит валяться тут да плевать в потолок. Она достала из чулана пылесос и вычистила всю квартиру. Карин уже который день сетовала, что кругом пылища. Вот она удивится, когда вернется из своей библиотеки. Забавно будет поглядеть на ее удивленное и радостное лицо.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Ну, Мохнач! Опять тебе туда приспичило!

Нора остановилась посреди дороги. Она вывела Мохнача погулять, но так задумалась о своем, что не заметила, куда он ее тащит.

Они находились на старом проселке, который вел к заброшенному белому дому в окружении хвойных деревьев.

Мохнач прыгал и вилял хвостом. Умильно смотрел на нее и, нетерпеливо пыхтя, натягивал поводок.

Но у Норы устали ноги, они с Мохначом всю дорогу почти бежали, и ей казалось, что вообще-то пора повернуть домой. Она потянула поводок, но Мохнач был сильнее и упрямее.

Придется идти дальше. К белому дому – что-то там явно его приманивает. Но дальше она шагу не сделает. Пора домой.

Среди деревьев уже лежали сумерки.

Мохнач рвался вперед, Нора чуть не бегом за ним бежала. До белого дома оказалось дальше, чем она думала. Усталые ноги двигались уже совершенно механически. Силы после болезни еще не вполне восстановились. В ушах шумело, голова как в тумане. А назад не повернешь. Мохнач тянул как одержимый.

Раньше она как-то не обращала внимания, что дорога такая узкая. Над головой сплетаются ветви деревьев. Пока что безлистные. Такая чащоба вокруг, а ветки до невозможности голые. Почки еще и не думали набухать. Зрелище прямо-таки жутковатое.

Все тусклое, бесцветное. И земля. И деревья. И небо.

В воздухе повеяло холодом.

Ну вот, почти добрались. Впереди завиднелся дом. Хвойные деревья черными силуэтами обозначились на фоне блеклого неба.

Что Мохначу здесь понадобилось?

Нора остановилась, хотела повернуть обратно. Она озябла.

Но Мохнач упорно тащил ее дальше, и она была не в силах сопротивляться. Что же это с ним происходит? Неотрывно смотрит прямо перед собой, отчаянно пыхтит и не обращает на нее никакого внимания, она чувствует. Мохнач сам не свой.

Господи, как же холодно!

Они были уже возле сада.

И тут произошло нечто необъяснимое.

Нора взялась рукой за калитку. Устала, сил нет.

Калитка была деревянная, когда-то выкрашенная в зеленый цвет, а теперь облезлая и трухлявая. Нора прислонилась к ней, чтобы перевести дух.

Как вдруг неподалеку, где-то у нее за спиной, слышится звонкий девичий голос:

– Геро! Геро!

Кто это зовет? Ей никого не видно.

– Геро! Иди сюда!

Нора чувствует, как поводок выскальзывает из рук, не встречая сопротивления. Она стоит как парализованная и ничего поделать не может. Зажмуривает глаза. Будто видит сон и знает, что спит. И спрашивает себя, просыпаться или нет. Так как? Что выбрать?

Проснуться? Или грезить дальше?

Лучше грезить. Досмотреть сон до конца, а уж потом проснуться.

Она осторожно открывает глаза, видит свою руку на калитке. Что за притча? Рука ее. Но калитка совсем другая.

Не облезлая и не деревянная. А чугунная, черная, очень изящная и красивая. Но каменные столбики по бокам те же, что сейчас, только почище, не такие замшелые и обветренные.

Нора озирается по сторонам.

И участок совершенно другой.

Куда девались хвойные деревья?

И почему-то уже не холодно. Дует теплый ветерок, ласковый, но, если закрыть глаза, словно бы веющий в лицо прохладой. Приятный ветерок. Услышав шорох крыльев, Нора опять открывает глаза. Ночная птица летит над садовой дорожкой и скрывается в зелени.

Ночь, но еще светло, как в июне под Иванов день.

Два белых мотылька порхают в воздухе. Садовая дорожка светлой лентой бежит к дому. Густая зелень туннелем смыкается вокруг дорожки.

В доме, белеющем поодаль, открыто окно, ей видно, как занавеска развевается на ветру. Дом утопает в буйной зелени. Кусты сплошь усыпаны цветами. А рядом с нею, на каменных столбиках, стоят вазоны с цветущими розами.

Нора вздыхает от восторга.

Таким она представляла себе рай, таким видела его во сне и на старинных картинах.

Из листвы деревьев и кустов льются дивные птичьи трели.

А из открытого окна порой долетают звуки фортепиано. Но они тонут в птичьем щебете, мелодия остается неуловима.

За спиной она вдруг слышит шаги. Легкие шаги. Калитка, возле которой она стоит, медленно отворяется. На секунду ее охватывает неизъяснимое ощущение. Будто прохладный ветерок прошел сквозь нее, на миг заполнил все ее существо и полетел дальше.

И тут совсем рядом что-то легонько шуршит. Нора опускает взгляд. Под ногами лежит какая-то блестящая вещица.

Она нагибается, поднимает. Тонкая серебряная цепочка с капелькой горного хрусталя. Вещица не ее. Кто-то обронил, вот только что.

Нора переводит взгляд на песчаную дорожку. Там спиною к ней стоит девичья фигурка. Потом легкой танцующей походкой направляется к дому. Фортепиано звучит громче.

Платье на девушке темное. Волосы длинные, заплетенные в одну косу. В руке желтый зонтик – может, от дождя, а может, от солнца.

Серебряную цепочку наверняка обронила она.

Нора хочет войти в калитку, догнать девушку и отдать ей цепочку, но не может. Она словно приросла к земле. Не в силах ни пошевелиться, ни окликнуть. Голоса нет. Ей вдруг становится страшно.

Девушка на дорожке уже не пританцовывает. Будто во сне поднимает зонтик вверх и скользит дальше – сомнамбула, заколдованная принцесса.

Фортепиано умолкло.

А следом исчезла и девушка. Словно растаяла в блеклом меркнущем свете. Появилась и исчезла как сон, стремительно, мимолетно. Однако ж Нора ее видела. Явственно видела. Секунду-другую.

Правда, лишь со спины.

Но догадалась, что это была Сесилия.

Птичий щебет тоже умолкает.

Опять становится холодно. Дует ветер. Все вокруг резко меняется.

Райская греза длилась считанные мгновения.

Деревья теряют листву. Кустарник – свои цветы.

Ветер шумит в ветвях. Песчаную дорожку заливает тьма.

Дом поодаль какой-то неестественно белый. Все окна закрыты. Заперты. Безжизненны.

Птицы кричат. Листья, сорванные с деревьев, сухие, вихрем мечутся по дорожке. Розы увяли.

Тишина. Все замирает. Листья неподвижно лежат на песке. Голые ветки как оцепенелые руки над дорожкой.

И тут слышится лай.

Нора вздрагивает.

Черная собака мчится к ней из белизны света, оттуда, где кончался зеленый лиственный туннель и где только что растаяла та девушка.

Собака беззвучно летит по песчаной дорожке, прямиком к Норе.

Она испуганно зажмуривается.

И тут кто-то опять зовет Геро. Но голос доносится будто из дальнего далека. Несколько раз.

Тот же голос, который она слышала совсем недавно.

И который никак не вспомнит. Хотя наяву он кажется ей знакомым.

Сон кончился?

Она медленно открывает глаза.

По ту сторону калитки гордо стоит Мохнач, преданно глядя на нее.

Как он туда попал?

Нора открыла калитку, подобрала поводок. Калитка опять деревянная, в ошметках зеленой краски. Мохнач угомонился. Держит нос по ветру. А ветер, как раньше, шумит в лапах сосен и елей.

– Пошли, Мохнач.

Она притянула его к себе, закрыла калитку. Пора домой, и поскорее. Холодно. Стемнело.

Оба торопливо зашагали прочь.

Нора сунула руку в карман. Нащупала в глубине что-то прохладное. Достала – серебряная цепочка, найденная у калитки. Не у зеленой. А у чугунной, в которую вошла Сесилия, когда Нора стояла рядом.

Наверняка это ее браслет. Нора отчетливо слышала, как она мимоходом обронила его. Но вернуть не могла. Ведь они с Сесилией находились в разных временах.

Она надела цепочку на запястье. Горный хрусталик поблескивал в темноте.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

– Стало быть, я должна рассказать про Сесилию Агнес…

Кофепитие закончилось. Старушки разбрелись по своим комнатам. На веранде стало тихо.

Хульда задумчиво смотрела в пространство.

– Необычная была девочка. Ни до, ни после я никого похожего не встречала… Печальное личико, хрупкая фигурка – такого ребенка не забудешь, – тихо сказала она и взглянула на Нору. – Я постоянно тревожилась из-за нее. Да и Хедвиг тоже. Удивительно, иногда у Сесилии как бы на лице было написано, что в жизни ей придется тяжко. Она шла навстречу трагической судьбе, это чувствовалось, но сделать ничего было невозможно.