Паспорт 11333. Восемь лет в ЦРУ - Коскульюэла Мануэль Эвиа

Один из этой пятерки, Нельсон Бардесио, уже был связан с Кантреллом. Я прозвал его Гус — гус, и его прозвище за ним закрепилось. Трудолюбивый и толковый, он был разочарован своим положением в Главном полицейском управлении. Он стремился к знаниям, всегда его можно было увидеть с книжкой. Трудился он по шестнадцать часов в сутки и находил силы, чтобы в три часа утра приходить ко мне на уроки английского языка. В среде бездельников из следственного управления, составлявших высший командный состав, он, простой агент, чувствовал себя удручающе. Эту его слабость Кантрелл максимально использовал, постоянно обещая ему офицерское звание.

Бардесио обратился к сенатору Грауэрту и попросил его переговорить с новым министром внутренних дел Лепро о его переводе в одно из провинциальных управлений полиции. Только так он сумел добиться офицерского чина. Через год он вернулся в столицу.

Это спутало планы Кантрелла, но он нашел новый ход, обещая Бардесио назначить его на хороший пост. Наконец Бардесио убедился, что его обманывают. К его чести, надо сказать, что он никогда не просил и даже отказывался, когда ему предлагали дополнительные деньги. К тому времени уже связанный с ЦРУ Бардесио стал получать дополнительное жалованье.

Это было на руку Кантреллу. Бардесио стал его доверенным человеком в борьбе с Отеро и оказывал ему множество различных полезных услуг. Затем он служил у комиссара Макчи, который имел опасную привычку приглашать на свои попойки сотрудников отдела, являвшихся осведомителями. Впоследствии Бардесио стал заведовать фотолабораториями управления. В 1970 году он стал совмещать фотодело с работой в отделе инспектора Консервы и у заместителя начальника полиции Элеасара Агосто.

Атило Галан из параллельного аппарата занимался организацией провокаций и по указанию американцев следил за Хорхе Васкесом. Он тоже работал в управлении, в группе комиссара Лукаса. Следить за Васкесом надо было потому, что тот делал ставку на Акунью и поэтому потерял доверие янки.

С подозрительностью относились американцы к комиссару Монике Тельечее. Этот способный самоучка не скрывал своих националистических убеждений. А американцам это было не по нраву.

Образец продажного чиновника являл собой Мануэль Фернандес Флейтас, также служивший в параллельном аппарате. Он вел размеренный образ жизни, но денег ему постоянно не хватало, потому что он снимал квартиру на улице Хоакина Рекена, коттедж на пляже в Пунта — дель — Эсте, приобрел контрабандным путем фургон и т. п.

Фернандес Флейтас, единственный чиновник, не обязанный своим занимаемым постом американцам, обходился им, как ни парадоксально, дешевле остальных. Стипендия в Вашингтоне, кое — какие приглашения и любезности со стороны Кантрелла, три тысячи песо в месяц на расходы — вот и все, что он им стоил. И все это потому, что он не скрывал своего горячего желания продаться. У него был малодушный характер, жаждущий взгляд и постоянная нервная улыбка на губах. Он был начальником отряда Интерпола в аэропорту Карраско. Его непосредственный начальник — комиссар Хаурегисар. Пока он занимал свой пост, у американцев не было проблем.

После того как стало известно об исчезновении папок с личными делами контрабандистов, Хаурегисара заменили комиссаром Чавесом, который продаваться американцам не захотел. Флейтас продолжал работать в аэропорту и сотрудничать с американцами, однако его необходимо было оградить от последующих перемен начальников. Было решено в связи в этим перевести отдел Интерпола в управление разведки и контрразведки, где подобного рода затруднений не существовало.

Однако Интерпол входил в следственное управление, и его перевод натолкнулся на возражения инспектора Герры. Такой неблагодарности с его стороны никто не ожидал. Он забыл, что его протащили через голову инспектора Попеса Пачиарроти, чтобы посадить на вакантное после смерти Копельо место. Дело в том, что, помимо департамента Карраско, Интерпол контролировал также морской порт Монтевидео, служивший ему драгоценной жилой. Контрабанда приносила доходы самым высоким сферам, но немалый куш перепадал и следственному управлению.

Согласно достигнутому «джентльменскому» соглашению, в следственном управлении оставались Интерпол и отдел портов и плавсостава, но отряд, обслуживавший аэропорт, переходил в управление разведки и контрразведки, хотя обычные донесения, как и раньше, должен был отправлять в следственное управление.

Все остались довольны: следственное управление сохранило за собой свое «сокровище», американцы получили доступ к международным воротам страны, а в таможне морского порта у них уже были свои люди, да он и не имел для них такого значения, как аэропорт.

После того как был обеспечен контроль над аэропортом, Флейтас получил задание провести чистку персонала, находящегося в его подчинении. Часть людей он освободил и на их место поставил доверенных лиц. Еще при Барлокко в аэропорту был улучшен организационный и технический уровень полицейской службы. Здесь был установлен быстродействующий аппарат, который выдавал моментальные снимки всех пассажиров. Одна копия направлялась в управление разведки и контрразведки, другая — в архив посольства США.

Отношения Кантрелла с Лемосом Сильвейрой были из числа тех, о которых говорят, что это любовь с первого взгляда. Большеголовый Лемос Сильвейра был наделен чертами, типичными для сотрудника параллельного аппарата. Он был верен своей стране, но твердо убежден, что спасение Уругвая — в полном подчинении Уругвая американцам. Так же как и братья Фонтанна, он не просто продался янки, он сам заделался янки. С каким бы сарказмом мы о нем ни говорили, можно было не сомневаться, что он был убежден в выпавшем на его долю долге, который ему предстояло выполнить. Под руководством Кантрелла он инспектировал лаборатории и натаскивал новичков. Еще более важной была его работа в небольшой группе управления внутренней безопасности: они вели слежку за сотрудниками разведуправления. Им было доверено выбирать по своему усмотрению объект, и они дошли до того, что устроили слежку за самим начальником управления Пирисом Кастагнетом. Подслушивая телефонные разговоры его заместителя Консервы, они как‑то заподозрили его в гомосексуализме и стали следить за ним днем и ночью. Но не все было ясно в этом деле, поэтому Кантрелл колебался, полагая, что в худшем случае можно будет избежать скандала, поскольку это «стабильные, многолетние отношения». Если бы Кантрелл дал ход делу, могли бы поставить под сомнение его способность распознавать людей, ведь рекомендовал Консерву именно он. Это было единственный раз, когда Кантрелл руководствовался соображениями личного характера. Он решился поговорить с Консервой и посоветовал ему попросить своего друга больше не навещать и не звонить по телефону на работу.

— Ваша честь вне подозрений, инспектор, — сказал он, — но мы хотим оградить вас от нежелательных сплетен.

Консерва остался на своем посту, а Лемос все сохранил в абсолютной тайне.

Молниеносная карьера

Еще один избранный среди избранных, с которым я близко познакомился, служил в полицейском участке Мальдонадо.

Эль Порото Консепсьон сделал молниеносную карьеру. В короткий срок он стал субкомиссаром полиции, где сразу же проявил склонность к разведывательной работе. В частности, он начал составлять картотеку на жителей департамента.

Для янки он оказался настоящим подарком. Билл Хортон и Нориега узнали его во время подготовки конференции президентов в Пунта — дель — Эсте. Они представили его Кантреллу, и Эль Порото незамедлительно стал сотрудником параллельного аппарата.

Я познакомился с Консепсьоном в октябре 1968 года. В то время приходилось часто ездить в Пунта — дель — Эсте, чтобы подыскать там помещение для ресторана. Собираясь в одну из таких поездок, я получил от Кантрелла конверт для вручения субкомиссару, который в свою очередь передал мне запечатанную папку.

Со временем все эти формальности исчезли, и вместо конверта я просто передавал ему деньги, сумма которых ежемесячно менялась, но затем стала постоянной — 12 тысяч песо. Однажды Консепсьон передал донесение не в запечатанной папке, как обычно, а на словах, за что получил нагоняй от американского советника.