Искатель, 2013 № 10 - Песах Амнуэль

Шутка. Написал, расписался. Не помню, что стало с салфеткой. Видимо, Лера спрятала бумагу в сумочку. Решила сохранить, чтобы когда-нибудь, когда я стану стареньким, мы будем сидеть у камина и…

Или…

Как бы то ни было, по британскому прецедентному наследственному праву, о котором я, впрочем, знал очень мало, но уж это было мне известно — видел сюжеты по телевизору, да и читал, мне кажется, в каком-то детективе, — завещание считается законным, если написано лично завещателем и заверено его подписью, даже если нет подписей свидетелей и нотариального заверения. Такое завещание, конечно, можно оспорить, но суды обычно иски отклоняют. Или нет?

Не знаю. Но получается, что, если… когда… я умру, Лера получит три с половиной миллиона, а Алена семьсот тысяч фунтов. И это мотив.

Мотив?

Для Леры?

Выдергиваю себя из воспоминаний и слышу громкие голоса — прошло всего две секунды, хотя мне кажется, что вспоминал я минуты три. Конечно, Алена ничего не знает и возмущается.

— Существует, — вздохнув, говорит Симмонс, — завещание вашего мужа, лично им написанное…

— Владик не писал никаких завещаний! — кричит Алена. — Зачем?

Видимо, Гардинер, а может, и все остальные, смотрит на нее с сочувствием. Она понижает голос и через силу произносит:

— Я не знаю ни о каком завещании. Влад никогда… Он не думал об этом…

Быстрые шаги, цокот каблучков по обе стороны кровати. Слишком много людей, не могу разобрать, чьи шаги кому принадлежат. Кто-то вскрикивает — женщина. Кто-то сквозь зубы произносит слово, похожее на ругательство, — мужчина. Кто-то всхлипывает, и я не понимаю — мужчина или женщина.

— Копия, конечно. — Голос Симмонса.

— Откуда это у вас? — Я не узнаю голоса Леры, хотя и понимаю, что спросить может только она. Только у нее есть основание, мотив… возможность?

— Я же сказал. Когда появились подозрения, служба безопасности больницы провела расследование. Невил как раз закончил лабораторные эксперименты и ожидал решения министерства.

— Откуда это у вас?! — в голосе Леры звучат истерические нотки. Голос доносится со стороны окна, слева от кровати. А голос Кейт я неожиданно слышу справа, только что там была Лера, как-то они успели обменяться местами…

— Я вам потом расскажу, если это так интересно.

— Дайте мне, — твердо произносит Алена, и по легкому движению я понимаю, что ей передают лист, она берет его обеими руками, этот жест мне знаком, можно и не видеть, я и так знаю: любой документ Алена читает, взяв его обеими руками и близко поднеся к глазам. Зрение у нее хорошее, но такова привычка. До лазерной коррекции, которую она сделала в Питере перед отъездом в Оксфорд, у Алены была высокая близорукость, от контактных линз аллергия, а очки носить она не любила, ей казалось, что очки любой формы придают ее лицу лошадиное выражение; глупо, но она так думала. После коррекции видела прекрасно, а привычка осталась.

Алена читает, а я вспоминаю. Больше всего меня веселила приписка: завещаю, мол, свои математические способности. Глядя, как я писал, Лера хихикала — оба мы воспринимали ситуацию с юмором. Поверить не могу, что дочь…

— Где находится оригинал? — спрашивает Алена.

— Это почерк вашего мужа? — задает встречный вопрос Симмонс.

— Да. Конечно. Я хорошо знаю его почерк. И подпись. Так где же оригинал?

— В сумочке у вашей дочери. — У Гардинера усталый голос. — Валерия хочет иметь бумагу при себе, когда я начну использовать ницелантамин. Терминальное состояние могло наступить в течение нескольких часов.

Сейчас Алена возьмет себя в руки и произнесет растерянным голосом: «Как ты могла?» Ей кажется, она хорошо знает свою дочь. Ее Лера не могла поступить так…

А моя Лера — могла? Моя Лера, приходившая ко мне со своими радостями и горестями. Когда-то в каком-то из идентичных миров, я читал, будто девочки духовно ближе к отцу, чем к матери. Мальчики — наоборот. Возможно, это правда — для кого-то где-то когда-то. Я обожал отца, а маму просто любил. С кем был ближе я сам? С отцом — однозначно.

Я все еще не очень понимаю. Что, собственно, сделала Лера? У нее мое шутливое завещание, и, чтобы получить деньги, ей нужно всего лишь ждать, ни во что не вмешиваясь, ведь Гардинер независимо от нее проводил свои опыты и синтезировал препарат. Гардинер независимо от желаний Леры собирался… или не собирался? Несколько часов назад я думал… воображал… мне казалось… да, в иной идентичной реальности, но система причинно-следственных связей не могла сильно измениться при перемещениях, причинно-следственные связи — самая устойчивая база и практически неизменный фактор в расчетах квантовой неопределенности. Разрушь эту связь, убери причины и следствия из уравнений, и в них не останется ничего, что зависело бы от времени.

Я полагал, что это Алена уговорила Гардинера использовать ницелантамин, и Гардинер пошел ей навстречу, потому что они… я так думал!., хотели моей смерти, чтобы быть вместе. Или это действительно было так в другой идентичной реальности?

— Как ты могла? — с ужасом произносит Алена.

— Можно, я объясню?

Это Кейт.

— Не надо, — тихо произносит Лера, голос ее звучит приглушенно, будто она поднесла ко рту платок. Или отвернулась.

— У вас ведь проблема с вашим мальчиком. — Кейт не спрашивает, она сообщает факт. Откуда ей знать, какие проблемы у Леры с Кеном? Кейт и Леру-то, похоже, только сегодня увидела, а раньше — да, слышала от меня, я много рассказывал о дочери, во всяком случае, в тех идентичных реальностях, которые могу сейчас вспомнить. Мне казалось, что Кейт Леру одобряет. О Кене я с Кейт говорить не мог, Кен появился, когда я уже стад бревном, и дочь сообщала мне о событиях своей жизни так, как сообщают дневнику. Я был для нее тетрадкой, куда она записывала мысли и впечатления — без надежды когда-нибудь прочитать записанное.

— Его Кен Бакстер зовут, верно?

Лера молчит. Молчание — знак согласия? Да, его зовут Кен, спросите меня, я подтвержу. И что?

— Хороший парень, учится на менеджера, — ровным голосом, без эмоций, продолжает Кейт, и я не понимаю, почему Лера покорно выслушивает, почему — такая эмоциональная! — не перебивает: «Замолчите, какое вам дело до моих знакомых?» Она много раз обрывала Алену, когда та пыталась учить дочь, с какими мальчиками ей лучше, правильнее, достойнее встречаться. «Не лезь в мои дела!» А мне рассказывала, я всегда ее поддерживал, даже когда она была не права. Может, потому Лера и доверяла мне больше?

— Но у Бакстера… В общем, он наркоман.

— Откуда вы знаете? — Это Алена. Хотел бы и я спросить то же самое.