Каждая веснушка - Данир Дая

повернулся к Ёлмак-хану, тыча в него пальцем, трясясь от злости.

— Я не кинул монетку, — сквозь зубы произносил Роберт, — сделки не было.

— Парниша, — пододвигался ближе Ёлмак-хан, отчего Роберт становился в стойку, — я ведь повелитель Тамага. Мира мёртвых. Я владею вами. Всеми вашими паршивыми душами. И я, парниша, не люблю, когда меня обманывают.

Ёлмак вышел из тени, что стали видны его пятак с золотым кольцом в нём и густые чёрные усы, завёрнутые на конце.

— Да мне плевать, что ты там хочешь и чем владеешь. — собирал всю злость в кулак Роберт. — Я не твой.

— Лишь наполовину. Как там, у ваших душ, принято? «Стакан наполовину полон, наполовину пуст»? Твой стакан наполовину мой, а я люблю, когда всё цельно, парниша.

Костлявой рукой Ёлмак-хан протянул ему большую медную монету, пытаясь передать её Роберту, но тот отказывался, чем насмешил саму смерть. Красные глаза Ёлмак-хана загорелись ярче, и поневоле рука Роберта сама по себе, поневоле, открывалась и принимала монету.

— Я не буду. — сопротивлялся Роберт.

Но ничего не удавалось, поэтому Роберт всё равно подкинул в воздух монету, поймав её, когда она падала в открытую ладонь.

— Тенин. Забыл? — убеждал его Ёлмак-хан.

Но Роберт не смотрел на результат, лишь закрыв пальцами монетку. Ёлмак-хан злобно взглянул на него, а лицо Роберта из напряжённого преобразовалось в усмехающееся.

— Я же читал про тебя всё, идиот. Я всё про тебя знаю.

— Может и так. А читал ли, что с тобой будет?

— Читал. Зато я выиграю время.

Роберт понёсся к лестнице наверх.

— Знай, что братец девчонки у меня. И он почти готов.

Эта фраза заставила остановиться Роберта. Он взглянул на поросячий вид Ёлмак-хана.

— До встречи, получается?

Роберт вышел из подвала, закрывая за собой дверь. В темноте разбитый Кёзюм тянулся к двери, плача через свои мелкие глазки.

— Родная моя. Моя родная. Как же так? Я был так близок.

— Вставай, — приказал ему Ёлмак-хан, — слушай создателя. У тебя есть последний шанс.

Роберт подбежал к Ксюше, что пыталась сдержать слёзы, испуганному Артуру, что держал в руках трубу от швабры, и Маше, которая не могла поверить в картину, состоявшуюся на кухне.

— Ксюша! — взялся за плечи девушки одной ладонью и кулаком, в котором сжималась монета, Роберт. — Ты как, Ксюша?

— Я в порядке. Я в порядке. Ты как?

— Кто это, подскажешь, Роб? — готовый сражаться алюминиевой трубой вопрошал Роб.

— ИКБ не надо было прогуливать, Арт.

— Так я с тобой его и прогуливал.

— К машине, быстрее. И выброси эту трубу. Ты с духами шваброй сражаться собрался?

Артур выбросил подальше трубу, взял Машу, а Роберт схватился за ладонь Ксюши, и они побежали к выходу, залезая в машину по своим местам. Артур теребил зажигание, но мотор не поддавался. Вот-вот и к ним вышел Кёзюм в своём обличии, торопился остановить группу, спотыкаясь об свои же ноги.

— Давай же, твою мать! — кричал Роберт.

— Ты не помогаешь, Роб!

— А ты только крик понимаешь!

— Не смей кричать на него! — защищала своего жениха Маша.

Наконец машина завелась, а возле них уже был Кёзюм, почти подбежав.

— Врубай дальние!

Артур послушался Роберта — свет загорелся на уродливого Кёзюма, отчего тот мигом воспламенился, в агонии кривляясь, словно дождевой червяк на суше. Артур резко выехал вперёд, откидывая горящего Кёзюма, а после сделал полицейский разворот, пытаясь быстрее умотать в этого места, выезжая на трассу и топя педаль газа. Они ехали и ехали в молчании, даже не включая музыку. Каждый был в шоке по-своему: от увиденного, произошедшего, от своей памяти и оттого, что не думали, что поездка в другой город обернётся именно так. Не думали, что на самом деле существуют какие-то злобные духи, о которых говорили им родители, учителя, учебники, страницы и записи. Ехали в молчании, рефлексируя увиденные бездыханные тела, говорящую свиную голову или мохнатого тощего мужика, который никак не мог умолкнуть.

— Может, как-нибудь обсудим произошедшее? — как бы невзначай предложил Артур.

— Твою мать! — начала кричать Маша, что до этого сидела в полном ступоре. — Твою же мать! Там были трупы! У них наверняка были родные, любимые! Они хотели лечь спать и заработать деньги! А они лежали! Мёртвые!

— Что это было? — всё же хотела выяснить Ксюша.

— Кёзюмензе, — начал рассказ Роберт, — злой дух парня, что когда-то боялся признаться в любви девушке, а потом стал аскетом, что претворяется другими людьми, съедая их души.

— А я видимо напомнила ему его любовь?

— Так и есть. Если он видит похожую на его Изольду, то сдаёт себя с поличным. Тут он действовал более профессионально, чем описано Тимером. Научился, тварь.

— Это жутко. Теперь я хочу в душ после этого.

— Как же я не догадался?

— Теперь каждого ненормального типа считать злым духом? — нервно усмехался Артур.

— Не исключено, Арт. Я теперь буду всю жизнь смотреть на психов, думая, что они злые духи. Всю оставшуюся жизнь.

Роберт посмотрел на сжатую ладонь, где лежала монета.

— Есть тряпка или салфетка?

Из бардачка Маша достала салфетки, передав их Роберту, не забывая добавить, что видела трупы. Роберт расправил пару салфеток, чтобы они не просвечивали, расправил ладонь и сжал салфетки, чтобы закрыть результат, который выдала монета.

— А кто такой свиная морда? — спрашивала дальше Ксюша.

— Ёлмак-хан. Бог смерти, создатель всех духов, — говорил Роберт, засовывая в карман джинсов свёрнутую монету, — играет с тобой «орёл или решка», где всегда будет решка и ты всегда проиграешь. У тебя нет другого выбора, даже отказаться не можешь — он придёт за тобой, когда захочет.

— Что он имел ввиду, когда говорил, что половина души у него?

Гробовая тишина повисла в машине — никто не смел ответить на этот вопрос. Роберт собирался духом, повернулся к Ксюше и пытался разбавить улыбкой сложную тему.

— Я пытался покончить собой. Пару лет назад.

— Зайчик, — утешающе поглаживала руку Роберта Ксюши, —