Великий Краббен (сборник) - Геннадий Прашкевич

– Вот, скажем, подсушенные на малом огне кузнечики. Пробовала…

– …дура, – подсказывала Ксюша.

– А я пробовал, – распускал небогатый хвост Сказкин. – Или, скажем, белые бабочки в сметане…

– Капустницы? – робко догадывалась Маришка, но Ксюша подсказывала:

– …ночные.

Маришка закашливалась.

– А вот если про будущее говорить…

Серп Иваныч начинал похотливо облизываться.

На Ксюшу он не смотрел. Знал, что Ксюша из богатой интеллигентной семьи. Там ему ничего не обломится, разве что по зубам. Знал, что отец Ксюши крупный ученый, плавал вдоль Курильских островов, отлавливал морских млекопитающих, написал толстую книгу «Моря Северного Ледовитого океана». Поэтому Сказкин смотрел в основном на Маришку. Знал, что отец у нее простой учитель истории, а мать – русского языка и литературы. Поэтому разговаривать с ней легко.

5

– Вот если говорить про будущее… – туманно намекал Серп и даже лоб морщил для приличия. – Мы там, в будущем, всех коров съедим, никакие кролики не угонятся кормить нас. Никакой свинины или телятины. Всех рыб заодно. И птиц. Скалы опустеют.

Морщил лоб, спрашивал:

– Что останется?

– …насекомые, – подсказывала умная Ксюша.

– А сколько нынче насекомых, если считать на всей Земле?

– …процентов восемьдесят от всего живого.

– Ну вот, я и говорю. Не умрем с голода.

– Как это? – пугалась Маришка.

– Насекомые, они, конечно, невелики, – радовался Серп тому, что разговаривает с людьми равного интеллекта. – Зато насекомых много. В отличие от зубров или слонов, да? – Серп с наслаждением обнюхивал крупные куски хорошо прожаренного мяса, грудой выложенного Палым в большую эмалированную чашку. – И размножаются они быстрее…

– …чем китайцы, – подсказывала умная Ксюша.

– А если взять самую обыкновенную муху, то она за год…

– …может покрыть всю поверхность земного шара.

– А если их промышленно выращивать…

– …тогда всем на земле хватит протеина.

– А точно хватит? – вдруг обеспокоивался Серп.

Чувствовалось, что не хочет обмануться в ожиданиях.

– …а вы сами считайте, – прикидывала умная Ксюша, производя в полевом дневнике какие-то нехитрые выкладки. – В курятине протеина двадцать три процента, в рыбе и в свинине еще меньше. Кажется, что-то около семнадцати. А вот в личинках домашних мух – целых шестьдесят три!

– Ну, Ксюша! – зеленела Маришка.

– А чего ты хочешь? Это все так. Природа! – умно вступал в беседу Палый.

Он прекрасно понимал, о каком будущем мечтает Маришка, и со страстью подкладывал в ее чашку самые нежные, самые шипящие на сковороде колбаски.

– …а в пауках, например.

Маришка зеленела еще сильнее.

– …в пауках все шестьдесят процентов протеина. А в саранче – семьдесят пять. Хотя, если честно, термиты еще питательнее.

– Чего это с ней? – дивился Серп, глядя на выбегающую из-за стола Маришку.

– Вырвало ее, – определяла жестокая Ксюша и вытягивала по скамье красивые ножки.

– А ты, Ксюша, сечешь в продуктах, – радовался Серп. – Любишь жить, да? О детях мечтаешь?

И прикидывал:

– Термитов точно держать легче, чем свиней.

– …а шелковичный червь, Серп Иваныч, за месяц увеличивает собственный вес почти в десять тысяч раз.

– Вот я и говорю: ты умная. Пробовал я шелковичника. В Шанхае их куколки обжаривают в яичном белке, приправляют перцем и уксусом. А саранчу пекут, как картошку. Ночью под фонарем ловят на белую простыню, ноги-руки отрывают, ну, в смысле ноги-головы… Ты чего это, Маришка? – волновался он. – Чего это тебя опять вырвало?..

– …дура, – подсказывала Ксюша.

– А ведь ты даже еще заливное не пробовала, – дивился на сложный Маришкин характер Серп. – Заливное из мучных червей. Ты представь только! И рубленых жуков-плавунцов ты не пробовала. А вот если еще потушить в горшочке гусениц… Нет, Паша, ты посмотри, как травит девчонку! Ты чем ее кормишь?

6

– Ой!

Ксюша уставилась на косточку, попавшую ей в котлетке.

Котлетка маленькая и косточка маленькая. Но тяжелая. Это было видно. Ксюша даже взвесила ее на ладони.

– Ой, Павел Васильевич, а где вы мясо берете?

– Если телятину отбить… – начал Палый.

– Какая же это телятина?

– Ну не личинки же.

– А что? Человеческая косточка? – простодушно заинтересовался Серп.

Маришка позеленела:

– Как человеческая?

– Ну, мало ли… – уклончиво пожал Серп покатыми плечами, обтянутыми застиранной тельняшкой. – Жизнь такая, что всего жди… Помнишь, Паша такое же мясо тушил с морской капустой? Как в Африке.

– Почему как в Африке? – слабо спрашивала Маришка.

– А там искусство кулинарии переходит от отца к сыну.

– Ты это чего это? – обалдел Палый. – Там сын отца поедает, что ли? Ты это мне брось, Серп! Я сам из семьи технических интеллигентов.

– Лектор тоже считался интеллигентом, – неназойливо напомнил я.

– Какой еще лектор? – не понял Палый. – С погранзаставы?

– Да нет. Я про другого. Про Ганнибала.

– Который через Альпы шел?

7

Сытый, счастливый, валялся я на отливе на хорошо прогревшихся на солнце плоских плитах. Мир был мне по душе. Работу я сделал. Будущая диссертация вырисовывалась отчетливо. Что стоит хотя бы материал по кальдере Заварицкого! Помимо сольфатарной деятельности, тут явно были извержения и после шестнадцатого года, когда извержение отметили японские вулканологи. От замкнутого конуса с озерцом в кратере, отмеченного на старых картах, осталась лишь половина конуса, а в кратере вырос новый купол, и рядом еще один. Извержение с выжиманием сразу двух экструзивных куполов, это не везде найдешь! – я радовался работе. Плевать на Пашу Палого, на его телятину, на японские презервативы. Вот спихну Серпа на твердую землю и забуду про его тяжкие сны и видения.

Мне так легко стало, что я откликнулся на голос Ксюши.

Она, конечно, спортивная, слов нет. Подошла в купальнике, тряхнула своей упругой биомассой:

– Нет, вы только взгляните.

Я взглянул. Топик заманчиво был округлен.

– Что вы таращитесь на меня?

– А разве ты не просила взглянуть?

– Вы на грудь таращитесь, а нужно – на пятно.

На Ксюшином топике впрямь темнело небольшое неопределенное пятно. Будто слабенькой кислотой капнули. Впрочем, тронуть пальцем я не решился.

– Да вы понюхайте, вы не бойтесь, понюхайте.

– Грудь понюхать? Зачем? – испугался я.

– Да ну вас. Пятно понюхайте.

Я потянул носом. Ничего особенного.

Ну, немножко потным девичьим телом… Немножко агрессивными духами… Ну, может, мылом, не знаю… И как бы немножко какой-то мерзостью… Как бы дохлятиной… Затертый запах, но чувствовался… Ксюша прямо рассвирепела:

– Чем это отстирать?

– Золой и хозяйственным мылом.

Все-таки грудь у Ксюши была красивая.

– Снимай сейчас, и попробуем.

– Ага, разбежалась!

– Сама же на запах жалуешься.

– А почему вы не спросите, где это я так?

– Ну и где же это ты так? – обвел я взглядом берег. – Опять дохлого кита выбросило?

– Видите вон те дальние лавовые потоки?

– Давно собираюсь туда сходить. Только кита туда выбросить никак не может, – не поверил я. – Там сильное отбивное течение…

– При чем тут течение? Там пещеры на берегу. Видите? Чуть левее. Мягкие породы выветрились, выкрошились, под лавовыми козырьками образовались дыры, некоторые забиты льдом с прошлых лет. Так вот, в одной пещере валяются кости. Даже верхняя челюсть. Загнута, как клюв, только вместо зубов пластинки.

– Искусственная челюсть? – удивился я.

– Да ну вас, – рассердилась Ксюша. – Я говорю о пахиостозисе.

– Это еще что такое?

– Уплотнение тканей, – торжествующе заявила Ксюша. – Поэтому кости такие тяжелые? Я чуть с ума не сошла. Никогда такого не видела.

– Как туда попали кости?

– Ой, уж не знаете?

– Ой, уж не знаю.

– Да Павел Васильевич их там хранит.

– Паша Палый? Зачем ему такое?

– Ледник у него там.

– Неужели телятина протухла? – обеспокоился я.

– Да где вы видели телку с такими конечностями? – Ксюша агрессивно вынула из рюкзачка полевой дневник и быстро-быстро набросала на чистой страничке нечто вроде коленчатой ноги.

– Видите?

– А почему тут целых два сустава?

– Да потому что это не нога, а ласт!

8

И Ксюша рассказала.

У нее отец известный биолог, всю жизнь занимается сиренами.

А сирены – это такой вид млекопитающих. Морские коровы. Звери огромные, тяжелые. Обитают у берегов Атлантики – от Флориды до Мексиканского залива и до лагуны Манзанарас в Бразилии. Там их называют ламантинами и дюгонями. Российские сирены, кстати, отличались от ламантинов и дюгоней еще большими размерами и тем, что жили только на Командорских островах. Капустниками назвали наших северных сирен моряки командора Витуса Беринга, штормом выброшенные на остров. А описал их под именем манаты натуралист Георг Стеллер.