Том 2. Пионеры, или У истоков Саскуиханны - Джеймс Купер

— Ах ты господи! — воскликнула Добродетель, немного растерявшись.— Да где же это слыхано, чтобы молоденьких девушек так величали? Ну, будь у судьи жена, я бы, конечно, не посмела называть ее иначе, как мисс Темпл, но...

— ...но и к моей дочери,— перебил ее Мармадьюк,— потрудитесь в дальнейшем обращаться как к мисс Темпл.

Судья всерьез рассердился, и на лице его появилась необычная строгость, поэтому хитрая экономка сочла за благо промолчать. Тут в столовую вошел мистер Грант, и все общество уселось за стол. Мы расскажем об этом ужине подробнее, потому что он был сервирован по моде той эпохи и гостям подавались обычные тогда кушанья.

Скатерть и салфетки были из прекрасного Дамаска, а тарелки и блюда — фарфоровые, что в те времена считалось в Америке большой роскошью. Ручки отлично отполированных стальных ножей и вилок были сделаны из слоновой кости. Таким образом, столовые приборы были не только удобны, но и элегантны — в этом сказывалось богатство Мармадьюка. Однако яства изготовлялись по указанию Добродетели, и она же решала, в каком порядке разместить их на столе. Перед Элизабет была поставлена огромная жареная индейка, а перед Ричардом — вареная. На середине стола возвышались дна тяжелых серебряных судка, окруженных четырьмя блюдами: на одном из них лежало фрикасе из белок, на втором — жареная рыба, на третьем — рыба вареная, а и.) четвертом — оленье филе. Между этими блюдами и индейками с одной стороны располагался огромнейший фарфоровый поднос с жареным медвежьим мясом, а с другой — вареная баранья нога, удивительно сочная. Вокруг этих мясных кушаний были расставлены тарелки поменьше со всеми овощами и зеленью, какие только можно было здесь раздобыть в это время года. По четырем углам стола красовались корзинки с печеньем. В одной находились хитрые завитушки, кружочки и полумесяцы, именовавшиеся «ореховым печеньем». Другую наполняли груды каких-то странных черных кусков, которые были обязаны своим цветом патоке и заслуженно звались «сладким печеньем»; это лакомство пользовалось особым расположением Добродетели и ее штата. И третьей корзинке лежали, как выражалась экономка, «имбирные квадратики», а в четвертой — «сливовое печенье», получившее свое название благодаря большому количеству чернослива, торчавшего из твердой массы, подозрительно схожей с ним по цвету. Рядом с этими корзинками стояли соусники, наполненные густой жидкостью непонятного цвета и происхождения, в которой плавали маленькие темные комочки, ничего, кроме самих себя, не напоминавшие; Добродетель называла их «засахаренными фруктами».

Тарелки гостей были перевернуты, и нож с вилкой положены на донышко аккуратным крестом; рядом с каждым прибором находилась тарелочка поменьше с разноцветным пирогом, составленным из треугольных кусков яблочного, мясного, тыквенного, клюквенного и даже кремового пирога. Все оставшееся место занимали графины с коньяком, ромом, джином и виноградными винами, а также внушительные кувшины с сидром и пивом. В самом большом из них пенился флип — горячий напиток, изготовленный из пива, яичного желтка и кое-каких специй. Несмотря на размеры стола, он был так густо уставлен всеми этими блюдами, тарелками, бутылками и блюдцами, что дорогая скатерть из Дамаска совсем исчезла под ними. Накрывавшие на стол, видимо, думали лишь об изобилии, принося ему в жертву не только элегантность, но даже порядок.

И судья и его гости, казалось, привыкли к такого рода блюдам, потому что все до одного принялись за еду с аппетитом, который делал честь вкусу и кулинарным способностям Добродетели. Немец и Ричард не отставали от других. Это могло бы показаться странным, если вспомнить, что они отправились встречать судью, едва встав из-за стола, но не в правилах майора Гартмана было отказываться от дружеского угощения, а мистер Джонс любил первенствовать в любом деле, каким бы оно ни было. Хозяин дома, видимо, испытывал некоторую неловкость, вспоминая раздражение, с каким он упрекнул Ричарда за кленовые дрова в камине, и, когда все уселись и вооружились вилками и ножами, он сказал:

— Вы, наверное, заметили, мосье Лекуа, как варварски сводят поселенцы благородные леса, украшающие этот край. Я не раз видел, как фермер валил целую сосну, когда ему нужно было починить забор, и, обрубив несколько сучьев на жерди, бросал ее гнить, хотя мог бы продать ее в Филадельфии за двадцать долларов.

— А как, черт побе... прошу прощенья, мистер Грант! — вмешался Ричард.— А как бедняга доставит свои бревна в Филадельфию, скажи на милость? Сунет их в карман, словно горсть каштанов или ягод? Посмотрел бы я, как ты разгуливаешь по улицам Филадельфии с бревном в каждом кармане. Все это чушь, братец Дыок! Деревьев хватит на всех нас и еще немало про запас останется. Да когда я хожу по вырубкам, то просто не знаю, с какой стороны ветер дует,— такой там высокий и густой лес. Только по облакам и разбираюсь. А ведь я знаю все румбы компаса наизусть!

— Так, так, сквайр,— подтвердил Бенджамен, который к этому времени уже вошел и занял свое место за креслом судьи, однако немного сбоку, чтобы вмешиваться в разговор, когда ему заблагорассудится.— Глядите на небо, сэр, глядите на небо! Старые моряки говорят, что даже из дьявола матроса не выйдет, пока он не научится глядеть на небо. А без компаса кораблем управлять и вовсе невозможно. Вот я, к примеру, как пойду в лес да потеряю из виду клотик грот-мачты — и так называю наблюдательную площадку, которую сквайр устроил у нас на крыше,—так вот, как потеряю я из виду клотик грот-мачты, так сразу достаю компас п определяю направление и расстояние, чтобы идти по курсу, даже если солнце спрячется за тучи или его заслонят верхушки деревьев. И колокольня церкви святого Павла, с тех пор как ее докончили, тоже помогает навигации в лесах, не то вот был со мной случай, клянусь сатаной...

— Довольно, довольно, Бенджамен,— перебил его Мармадьюк, заметив, что Элизабет неприятна развязность дворецкого.— Ты забываешь, что здесь дама, а женщины больше любят говорить, чем слушать!

— Что правда, то правда, судья,— подхватил Бенджамен, заливаясь своим хриплым смехом.— Вот, скажем, миссис Добродетель Выйдивон: только спустите ее язык со стопора, и пойдет такое «бла-бла-бла», какого не услышишь, даже проходя мимо французского корсара с подветренной стороны или если засунешь десяток обезьян в один мешок.

Вероятно, оскорбленная экономка не замедлила бы убедительным примером доказать справедливость этого утверждения, но строгий взгляд судьи остановил ее, и, не в силах сдержать ярость и в то же время боясь навлечь на себя неудовольствие хозяина, она бросилась вон из комнаты и при этом так вздернула голову, что чуть не оторвала ее вовсе.