Ветер Дивнозёрья - Алан Григорьев

обсудим.

— А какая нужна? А то я вон сколько лет Пушка чесала, у меня целый мешок скопился. Бабушка даже как-то связала носки и варежки, только я их потом потеряла.

Тайка понимала, что несет чушь, с ней так порой случалось от волнения.

— Был бы Пушок прародителем всех коловершей — подошла бы и его шерсть. — Старуха сучила пальцами, будто бы уже готовилась прясть. — Тебе нужно найти кого-то из изначальных. Любого зверя — хоть овцу, хоть зайца, хоть волка лютого — и уговорить поделиться шерстью по доброй воле.

— Ой, а где они водятся?!

В глазах Тайки загорелась надежда. Нет, она понимала: это задачка не из легких. Но главное, что способ есть! Значит, еще не все потеряно.

— Да, небось, где-то по Волшебной стране рыщут. Кто в Диви, кто в Нави, а кто и в землях отседа подальше. Но людям на глаза они редко показываются. Впрочем, коли увидишь — сразу узнаешь. Прародители насколько стары, что шерсть их сделалась белой-белой. И, конечно, все они умеют говорить по-человечьи. Но тебе-то оно без надобности — ты и так поймешь.

— А позвать их никак нельзя? Может, приманить чем-то?

Мара Моревна кивнула: мол, правильные вопросы задаешь, ведьма.

— Тут я тебе подсоблю, пожалуй. Вот, держи семена. — Она протянула Тайке маленький полотняный мешочек. — Попробуй вырастить. Коли взойдет — значит, удача к тебе лицом обернулась. Сожжешь травку, на запах дыма кто-нибудь да прибежит. Если захочет.

Тайка прижала мешочек к груди.

— А что это за травка?

— Того не ведаю. Может, заячий корень, а может, овечий. Или даже медвежий — по семенам никогда не поймешь. Но будь осторожна: коли не понравишься зверю, убьет он тебя.

— Что, даже заяц? — Тайка нервно хихикнула, и старуха погрозила ей пальцем:

— Не смейся! Не то обидишь духа.

— Ой, я не нарочно! — Опомнившись, она поклонилась. — Спасибо за науку, Мара Моревна. И за семена.

— Надеюсь, у них будут добрые всходы. Ты узнала все, что хотела?

— Да. То есть нет. Я еще хотела спросить: как там Дивнозёрье без меня?

— Не волнуйся, ведьма. — Колдунья погладила ее по голове. — У нас все хорошо. Делай свое дело.

И снег вдруг прекратился, будто бы раз — и выключили. Тайка поняла — это ее шанс. Впереди между деревьями показался розоватый, словно подкрашенный закатным солнцем, просвет. Она бросилась туда, но ветер сопротивлялся, сбивал с ног, не выпускал, шепча: «Останься!»

— Дивья царевна! — вдруг донеслось из-за деревьев, и Тайка узнала голос Яромира.

Друзья ждали ее, выкликали из сна, беспокоились. Сжав зубы, она поднялась и рванула вперед из последних сил. Ноги утопали в сугробах, ветки хлестали по щекам. Ой, нет, уже не ветки, а крылья Пушка.

— Ура! Очнулась! — со всей мочи завопил коловерша.

Вокруг было темно, но в вышине сияли звезды — значит, из пещеры они все-таки выбрались.

— Ну и напугала же ты нас, ведьма! — А вот это уже был Лис. Он старался не подавать виду, но Тайка все равно почуяла его затаенную тревогу. — Видела бы ты себя! Уже волосы начали льдом покрываться.

Яромир ничего не говорил, просто грел ее замерзшие руки в своих ладонях. И так не хотелось, чтобы это заканчивалось, но, когда пальцы потеплели, Тайка дернулась, чтобы проверить, а на месте ли мешочек с семенами, и дивий воин, словно опомнившись, отодвинулся.

В этот момент звонкий голосок воскликнул:

— Алё! Наш доклад-то кто-нибудь будет слушать или нет?!

— Митяй? А ты здесь откуда? — Тайка, сев, вытаращилась на обиженного Микрогорыныча.

— Мы с ним пришли, — указал змей на Мая, который в своих черных одеждах настолько сливался с ночной темнотой, что Тайка его только сейчас заметила.

— Я подумал, пусть р-разведчик сам р-расскажет, что видел, — отозвался тот извиняющимся тоном, глядя на Лиса.

А Пушок, хихикая, зашелестел Тайке на ухо:

— Хе-хе! Представляешь, Кощеевич, как увидел этого змееныша, чуть снова в обморок не хлопнулся!

— Над чужими страхами смеяться нехорошо, — укорила его Тайка тоже шепотом.

Коловерша недовольно мрякнул, а Лис (ну как она могла забыть о его чутком слухе!) вяло отмахнулся:

— Ой, не надо меня защищать, сам справлюсь…

— Маленький гор-рыныч всех вас спас вообще-то, — продолжил оправдываться Май. То ли ему уже влетело от Кощеевича, то ли он опасался, что влетит потом. — Ну и коловер-рша, конечно. Не дуйся, пер-рнатый, ты у нас тоже сегодня гер-рой дня.

— Кстати, а что вообще случилось? — Тайка придвинулась ближе к костру. — Последнее, что я помню, — как мы упали там, внутри горы.

— Все упали, а я не упал, — затараторил Пушок. — Ух, и перепугался! Все думал: что же теперь делать? Смотрю — лед наступает, ты уже синеть начинаешь. Этот, — указал он крылом на Кощеевича, — тоже. А Яромир еще вроде ничего. Ну и вообще он из вас самый сильный, так что я на него налетел и давай кусать.

Тайка только сейчас заметила, что лицо Дивьего воина сплошь покрыто царапинами. Кажется, Пушок малость перестарался.

— В общем, растолкал я его, — продолжил коловерша. — Говорю: выбираться надо, а то всем крышка. Он на одно плечо тебя взвалил, на другое — Лиса и побрел. А я дорогу указывал, ну и покусывал иногда, чтобы не засыпал. Чары-то там о-го-го какие, слона свалят. Как хорошо, что я не слон!

— На животных они вообще не действуют. Ни на слонов, ни на коловершей, — пояснил Лис. — Со зверями я не воевал. Да и жалко их.

— А людей, значит, не жалко?! — взвился Яромир.

Кощеевич злобно ухмыльнулся:

— Для некоторых летучих мышей я бы сделал исключение.

— Лис, ну перестань! — взмолилась Тайка. — Вообще-то он тебя вытащил. Выходит, у нас не два героя дня, а три.

А Яромир благодарно кивнул ей, мол, спасибо, что заметила, а потом улыбнулся:

— Кстати, теперь мой долг уплачен.

— Ой, неужели тебя это так угнетало? Значит, надо будет еще разок тебе жизнь спасти, чтобы ты лопнул от злости, — оскалил зубы Кощеевич.

Пришлось Тайке опять вмешаться:

— Хватит уже цапаться. Мы — одна команда, нормально, что все друг друга выручают. Лучше расскажите: дальше-то что было?

И Пушок, раздуваясь от гордости, продолжил:

— Дошли мы, значит, до конца коридора, а там — оп-пачки — тупик! — Он развел крыльями. — Думаю, все, приплыли, карасики. Камни-то Кощеевич должен двигать, а он даже себя подвинуть не может, лежит, точно мертвый. И Яромир уже шатается, бедолага. Семь потов с него сошло, пока вас тащил. Уже и кусать его без толку — не помогает. Привалился к стене, и — брык без чувств. Ну, думаю, все, плакали наши перышки. И тут