Игрушка из Хиросимы - Максим Шахов

— Как получилось, что ты стал вице-президентом? — спросил он.

— Деньги были нужны, — ответил Макимото с подкупающей искренностью. — Сестра назначила мне высокий оклад.

— Давно это произошло?

— М-м… Примерно год назад.

— Ты хоть раз навестил Мизуки с тех пор?

— Зачем? Находясь вдали под другой фамилией, я мог принести сестре гораздо больше пользы. Я был ее доверенным лицом. Выполнял ее различные поручения. Вас, например, принять, оружие раздобыть.

Макимото умолк, преданно глядя на Бондарева. Чего он ждал? Излияний благодарности? Похвал? Может быть, медали за Проявление Братской Заботы?

— Кстати, оружие мне не помешает, — изрек Бондарев. — С пистолетом я не мог сюда прилететь, как ты сам понимаешь.

— Вы думаете, у меня припрятан целый арсенал? — недовольно спросил японец.

— Думаю, да. Спорим, ты держишь дома пушку для защиты от грабителей?

— Как вы догадались?

— Такие, как ты, всегда опасаются за свою… — Бондарев поколебался и, чтобы не портить отношений, решил заменить слово «шкуру» на другое. — За свою жизнь.

Макимото побледнел, зато на его щеках расцвели алые маки.

— Считаете меня трусом? — звонко спросил он. — Я не трус, ясно? Находясь здесь, я искал способы расправиться с шантажистами.

— Нашел?

— Пока нет. Не так-то это просто.

— Куда проще врать по телефону человеку, который вызвался помочь твоей сестре не словом, а делом.

Бондарев вытянул ноги и забросил руки на спинку дивана, барабаня пальцами по упругой обивке.

— Вы опять о цене, которую я вам назвал? — потупился Макимото.

— Ты догадливый парень.

— Меня заставили, — выдавил тот из себя.

— Приставили ствол к виску? — поинтересовался Бондарев.

— Именно! Меня застигли возле открытого сейфа, который я не имел права открывать. Их было двое. Оба в черных масках. Эти сверкающие глаза!.. Они жгли меня, как лазеры!

— А если без патетики?

— Они сказали, что знают о вашем звонке, — тихо произнес Макимото. — И заставили соврать, что один робот стоит восемьдесят долларов. В меня целились из настоящего пистолета. И это была не шутка.

— Они знают, что ты родной брат Мизуки?

— Нет, слава богу. Зато, как мне кажется, они знают, что я оказываю содействие русскому. И это меня пугает. — Макимото приложил растопыренную пятерню к груди: — Нет, я не за себя боюсь. Но за моим жилищем явно следят. Явившись сюда, вы рискуете жизнью.

— Зачем же тогда… — Не договорив, Бондарев неспешно прикурил и только после этого закончил вопрос: — Зачем же тогда ты произнес отзыв? «Второе февраля» означает, что вокруг тебя чисто.

Брат Мизуки обмяк в кресле, выкручивая пальцы с таким остервенением, словно решил избавиться от них.

— Я перепутал, мистер Железняк. Я не шпион, не крутой полицейский. Я рядовой обыватель, впервые столкнувшийся с паролями, слежками, опасностями. Я устал, устал от всего этого. Потерял покой, потерял сон. Так больше продолжаться не может. Я не вынесу этого постоянного стресса.

Бондареву показалось, что он сидит в зрительном зале и наблюдает за довольно талантливым артистом.

— Тогда ты понимаешь, каково сейчас приходится твоей сестре и остальным родственникам? — спросил он.

— Да. Понимаю, — трагически вздохнул Макимото.

— Они решили, что лучше погибнуть стоя, чем жить на коленях, — произнеся эту банальную сентенцию, Бондарев не позволил себе ни малейшего намека на улыбку.

— Отлично сказано, — оценил Макимото. — Лучше не придумаешь.

— А как насчет тебя? Ты тоже готов сражаться?

— Да! Готов!

— Тогда у тебя появилась прекрасная возможность.

Сказать, что японец расцвел от счастья, было бы большим преувеличением.

— Отлично, — проговорил он и, устав заламывать пальцы, начал потирать ладони. — Что от меня требуется?

— Я знаю, как остановить производство проклятых дедов-морозов, — понизил голос Бондарев.

— Как?

— Сначала я хотел просто взорвать фабрику.

— Ого!

— Да, взорвать. Но потом решил, что оставлю вашу семью без средств к существованию. Ведь страховку вам никто не выплатит.

— Почему? — поинтересовался Макимото, зрачки которого выглядели так, будто он сфокусировал взгляд на кончике своего носа.

— Потому что… — Бондарев поманил его пальцем, призывая наклониться вперед. — Потому что никакая страховая компания не выплатит компенсацию фабрике, на складе которой нелегально хранилась взрывчатка.

— Неужели?

Бондарев утвердительно закрыл глаза и покивал, скорбно морща лоб:

— Управляющий Хато Харакумо далеко зашел в своей ненависти к России. Слишком далеко.

Макимото пошарил взглядом по углам комнаты, словно опасаясь обнаружить там подслушивающие устройства.

— Откуда вам известно, что Харакумо хранит на фабрике взрывчатку? — спросил он шепотом.

— Логика. — Бондарев постучал себя пальцем по лбу. — Кроме того, Харакумо слишком настойчиво твердил версию про русских конкурентов. Как будто хотел лишний раз измазать черной краской Россию. Потом я узнал, кто такие Хозяева северных территорий, чего они добиваются, и все встало на свои места. Ненависть к России — их конек.

— Ага, — пробормотал Макимото. — Но при чем тут взрывчатка?

— Уж слишком много таинственности вокруг игрушек. Я стал размышлять, что в них может храниться. Может быть, наркотики? Но потом я вспомнил тот взрыв на складе и решил, что он произошел случайно. Кто-то уронил взрывчатку или неправильно установил таймер.

— И у вас есть доказательства?

— Одни собрал, другие раздобуду, — пообещал Бондарев. — В полной мере.

Макимото бросил на него быстрый взгляд и, отведя глаза, спросил:

— Что потребуется от меня?

— Ты ведь японец. Я хочу, чтобы ты выяснил для меня то, что по силам только японцу.

— Что именно?

— Ты должен выяснить точное расписание сухогруза «Куро Умихеби», который вышел или вот-вот выйдет из Хиросимы. И других кораблей, зафрахтованных «Такахито Той Компани».

— Это все?

— Потом ты поможешь отобрать вашу фабрику, — ответил Бондарев.

— Как мы это сделаем?

— Я расскажу тебе в самолете.

— Куда мы полетим?

— В Хиросиму, друг мой, в Хиросиму.

— Но зачем мне туда возвращаться? — вздрогнул Макимото. — Разве это нужно?

— Не нужно, а жизненно необходимо, — покачал головой Бондарев.

— А если я откажусь?

— Я уведу тебя силой. Зачем тебе лишние ушибы и душевные травмы? Собирайся. У тебя пять минут. Но сначала принеси мне свой пистолет.

Японец послушно встал, потоптался на месте и покинул комнату.

36

За то, что Макимото не пожалел своего нового и явно не дешевого «магнума», Бондарев дал ему не пять, а десять минут. Доверия к этому типу по-прежнему не было, хоть он и являлся родным братом Мизуки. Если он и не был фактическим предателем, разве можно полагаться на мужчину, который даже не считает нужным скрывать, что он трус? Его исповедь не вызывала сочувствия и настраивала на скептический лад.

Спускаясь лифтом в подземный гараж, где стояла машина Макимото, они не разговаривали. Да и говорить было не о чем. Молчание позволило Бондареву острее воспринимать флюиды, исходящие от спутника. Это был не только страх, к нему примешивалось что-то еще. Злорадство? Ненависть? Отгадать не получалось, но с каждым метром пути вниз Бондарев чувствовал, как в его душе усиливается чувство опасности.

Она была все ближе… ближе… ближе…

Макимото встретился с Бондаревым взглядом и поспешил обратить глаза к потолку кабины. Его лицо блестело от испарины, а губы пересохли настолько, что он то и дело проводил по ним языком.

Лифт остановился.

— Жди здесь, — сказал Бондарев, выходя из кабины в узкий, скудно освещенный коридор, ведущий в гараж. — Дверь пусть будет открыта.

— Хорошо, — сразу согласился Макимото.

Он не спросил, зачем. Ему не нужно было объяснять, что, быть может, из подвала придется спасаться бегством.

Бондарев взял пистолет в руку. Он терпеть не мог подвалы, в которых чувствуешь себя как мышь в мышеловке.

Прежде чем скрыться за углом, он оглянулся. Макимото стоял на месте, провожая его напряженным взглядом и словно ожидая чего-то. Возможно, его насторожило поведение Бондарева, возможно, была какая-то другая причина.

Бондарев бесшумно приблизился к железной двери, ведущей в гараж. В ее верхней части имелось узкое стеклянное окошко. Заглянув сквозь него внутрь, он увидел лишь автомобили, стоящие в полумраке. Дав глазам привыкнуть к темноте и приоткрыв дверь, он потянул носом воздух. Ничего подозрительного вроде бы не было, но нервы Бондарева натянулись так, что хоть тетиву из них свивай.

— Макимото! — окликнул он.