Объективная реальность (СИ) - Тарханов Влад

— Бред! — заявил канцлер. — Господа, вы вынуждаете меня арестовать вас прямо здесь, в моей канцелярии по обвинению в восстании и предательстве.

— На вашем месте я бы так не спешил, господин канцлер. Отряды добровольных помощников полиции получили оружие и заняли места по боевому расписанию. Сейчас полиция и отряды добровольцев заканчивают окружение рейсканцелярии, министерства внутренних дел, военного министерства. Если мы не выйдем еще через четверть часа из канцелярии, шериф Берлина Эрнст Тельман имеет приказ мой и начальника полиции Берлина о штурме канцелярии, министерства внутренних дел и военного министерства. Полиция занимает почту, телеграф, вокзалы, министерства взяты под охрану. У меня есть приказ о вашем аресте, господа заговорщики. И он будет выполнен. Если военные части будут подняты по тревоге — гражданская война становится неизбежной. По поводу вашего смехотворного обвинения нашего правительства в невозможности сохранения порядка на основании произошедшего Кровавого воскресенья в Альтоне, то, к сожалению, могу уведомить господина канцлера, что полиция и добровольные помощники правопорядка разогнали несанкционированный митинг нацистов, применив силу. Первые выстрелы были сделаны со стороны боевиков СА. Это зафиксировано при помощи кинохроники и фотоматериалов. Кроме того, у нас взяты свидетельства десятков очевидцев, которые подтверждают правомочность наших действий. При этом у нас есть и показания бывшего начальника полиции Альтоны, Отто Эггерштедта, который свидетельствует, что министр внутренних дел фон Гайл оказывал на него давление с целью разрешения этого марша нацистов в Альтоне. Но как истинный социалист, господин Эггерштедт предпочёл подать в отставку, но не подписал провокационное прошение. Это говорит о том, что ваше правительство, фон Папен, вошло в сговор с Гитлером и его боевиками. Мы требуем вашей немедленной отставки и придаче суду по обвинению в антиконституционном перевороте.

— Мы…

Фон Папен задумался. Он не ожидал столь резкого ответа со стороны прусского правительства, был уверен, что его заигрывания с Гитлером останутся за кадром. Не вышло. И что сейчас делать? Раздался телефонный звонок. Дежурный рейхсканцелярии сообщил о концентрации сил полиции, фактически окружившей здание, в котором сейчас находились заговорщики. Фон Шлейхер вышел в приемную, попытался дозвониться в военное министерство, но связи не было. Телефонные станции были уже под контролем прусского правительства.

— Господин канцлер, время подходит к концу. Мы должны прийти к какому-то решению. Если вы думаете, что мы блефуем, так нет. Дело в том, что в утренних газетах уже есть результаты предварительного расследования Кровавого воскресенья, так же, как и решение Берлинского суда. И сейчас эти газеты раздаются всем берлинцам и отправлены по всей Пруссии. И сегодня же в столице начнут крутить документальный фильм о событиях в Альтоне. Поверьте, нам удалось все снять на кинопленку. И все ваши заигрывания с нацистами тоже всплывут, и немедленно.

Канцлер продолжал колебаться. Ему не хотелось начинать гражданскую войну в столь невыигрышной ситуации. Если бы раньше привести войска в боевое состояние и выдвинуть на места, но город контролировали полицейские силы. Которые по численности не уступали рейхсверу. А если учитывать, что очень быстро были собраны и добровольные отряды помощников шерифа, то… Окончательную точку в колебаниях фон Папена поставил телефонный звонок.

— Франц… что ты там задумал? — он узнал голос президента. Гинденбург говорил достаточно четко, чувствовалось, что он порядком раздражён. — У меня сейчас находятся лидеры социал-демократической партии. Мне кажется, ты заигрался. Я отзываю этот меморандум. Никакого прямого правления в Пруссии! Жду тебя с прошением отставки. Новое правительство возглавит Брюнинг. Ты не оправдал моё доверие.

— Господа, гражданской войны не будет. Моё правительство уходит в отставку.

Сказав это фон Папен опал на стул, показалось, что он стал даже как-то меньше ростом. Его политическая карьера рухнула. Левые смогли победить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Глава пятнадцатая. Выборы, выборы, кандидаты…

Глава пятнадцатая

Выборы, выборы, кандидаты…

Москва. Кремль. Кабинет Сталина

22 июля 1932 года

В кабинете вождя двое посетителей: Киров и Лакоба. Оба они самые доверенные, не просто соратники, друзья. Лакоба — еще один человек, который знает о Строителе. Он возглавляет секретную спецслужбу, которую контролирует только Сталин. И Мироныч в курсе этого. Они понимают необходимость существования параллельных информационных структур, как и то, что не всё можно поручить официальным органам. Есть такие поручения, которые требуют тишины.

— Ситуация в Германии становится более благоприятной для нас. Конечно, представить себе поворот этой страны к социализму сложно, но если в результате выборов к власти удастся привести левое правительство, то… — голос Кирова не слишком-то уверенный. В то, что Строителю удастся переломить ход событий мало кто верил. И всё-таки… получилось. Пусть и довольно грязными методами, но… получилось.

— А если всё-таки Гитлер придёт к власти? Что думаете, товарищи?

— Коба, понимаешь, времени на то, чтобы изменить ситуацию маловато. НСДАП получит свой куш, правда, новое правительство запретило СА и СС, но и приказало сократить численность добровольных помощников полиции до двадцати тысяч человек по всей Германии. При этом во многих регионах шерифами становятся люди из крайне правых или центристских партий. Коммунистов там девять тысяч, около трех тысяч — социал-демократы, нацистов — шесть тысяч, это по большей части штурмовики Рема. Так что доминирования левых сил не предвидится. Скорее всего, Строитель прогнозирует, что результаты будут незначительно отличаться от тех, что он вспоминал. То есть опять правительственный кризис и повторные выборы. На них и делается основная ставка. Весь вопрос в социал-демократах. Если сейчас они идут Объединенным фронтом, то что будет на следующих выборах… Предугадать сложно.

Лакоба разразился речью, настолько длинной, что даже Иосиф Виссарионович не ожидал такого, обычно Глухой (партийная кличка Лакобы) был немногословен.

— Продажность социал-демократов известна, как и половинчатость их решений. Они идут на поводу у капиталистов, интерес рабочего класса защищают только коммунисты, но сейчас ситуационный союз необходим. Думаю, после выборов товарищи Тельман и Пик приедут в Союз. Нам надо подготовить для них стратегию поведения на осенних выборах.

— Думаю, нам необходимо предложения Строителя воплотить в жизнь, с некоторыми коррективами. Как мне кажется, они обозначают слишком радикальный поворот в нашей политике… Который очень не понравится Коминтерну. — это высказал свои опасения Киров.

— Это всё верно, но сейчас мы будем действовать в своей парадигме. Не оглядываясь на мнение Коминтерна. Есть мнение, что это будет правильная политика. Не должен Коминтерн быть выше по положению партии, которая руководит единственной в мире страной победившего социализма. Это хорошо, а что по товарищу Мессингу? С ним уже вышли на контакт?

— Назначили встречу.

— Пусть поторгуется. И объяснит, что его группа — это не только компромат, а сорок-пятьдесят делегатов съезда, как минимум. Не такая уж и большая сила, но…

— На съезде каждый голос будет решающим. — это Лакоба.

— Верно, значит, нам надо готовиться к большой драке.

* * *

Берлин

22 июля 1932 года

Я проснулся от сильной головной боли и от залежанного плеча. Вчера мы немного выпили. Мы — это наша команда, сделавшего из Кровавого воскресенья в Альтоне победное шествие левых по Германии. Почти во всех крупных городах уже крутили копии картины о событиях в Маленькой Москве. Всё-таки немцы весьма законопослушная нация. Документальное подтверждение незаконности марша СА и решительные действия полиции и бывших ротфронтовцев произвели на обывателя серьезное впечатление. Ему, немецкому бюргеру и обычному простому человеку нужны были спокойствие и стабильность. И соблюдение законов. Рыхлое политическое образование Веймарской республики, построенное на контроле за внутренними экономическими и политическими процессами в Германии, трещало по швам. С одной стороны, это давало видимость демократии. С другой, в стране нарастала поляризация политических сил. Центристы и умеренные играли всё меньшую роль в политике, на первые роли выдвигались крайние: правые — национал-социалисты и им подобные, слева коммунисты и часть социал-демократов.