По ходу пьесы - Ежи Эдигей

— Вероятно, она все сказала на первых допросах. Сразу после преступления. Вот протоколы.

— Тогда ее никто не спрашивал, почему Заремба оказался в театре. А это обстоятельство теперь наиболее важно.

— Наверное, провожал любимую женщину.

— Быть может. Но надо проверить. Мы выясним, всегда ли он провожал Павельскую и наблюдал за ее игрой в день, когда Висняк заменял его в роли Ружье.

— Желаю успеха.

— Спасибо. Кроме того, надо допросить дежурного и, может быть, кое-кого из билетеров и рабочих сцены.

— А с какой целью?

— Надо установить, был ли один человек в этот день на спектакле. Особенно на втором акте. Нужно побывать в «Скорой помощи», заглянуть в книгу регистрации несчастных случаев и поговорить с врачами. Боюсь, впрочем, что этот след, как выражаются охотники, уже остыл. Работники «Скорой помощи» могут не помнить того, что случилось пару месяцев назад, но, если хоть чуточку повезет, мне удастся из них что-нибудь вытянуть. До сих пор счастье было не на нашей стороне, надеюсь, что теперь пойдет полоса удач.

— А все-таки показания Павельского…

— Не будем их переоценивать. В главном они ошибочны. Тем не менее помреж указал направление, в котором следует вести следствие, тропку, которой мы до сих пор не замечали. Только это важно.

— Выходит, спасибо помощнику режиссера?

— Без сомнения. Надо сказать, я всегда чувствовал к нему симпатию. Даже тогда, когда в моих глазах он был преступником. Я желал ему выйти из этого дела живым. Потому и уговаривал сознаться.

— Хорошо, что он вас не послушал.

— Если он невиновен, то правильно поступил. А если он убийца, чего нельзя исключить, потому что улики против него пока что не отпали, то сделал глупость. Но мне кажется, что через несколько дней я попрошу вас, пан прокурор, подписать ордер на арест.

— Убийцы Зарембы?

— Да.

— Вы что-то от меня скрываете.

— Может, и скрываю, — признался капитан. — У меня есть одна версия, но надо ее проверить.

— Кого вы подозреваете в преступлении?

— Не подозреваю. Точно знаю.

— Почему же молчите?..

— Нет, пан прокурор. Это же совершенно ясно. Убийца — тот человек, который прекрасно знал, что Заремба в тот роковой день будет играть.

Глава XIV. Стенограммы допросов

«…это актриса весьма средняя. Еще молода. Не каждому дано блеснуть сразу по окончании института. Некоторые овладевают ремеслом только после нескольких лет практики. Всему в школе не научишь. Опыт приобретается на сцене, а не на студенческой скамье. В нашей профессии, как и во всякой другой, всегда больше ремесленников, чем подлинных художников. Пани Марысю Рего я бы отнес как раз к первой категории.

Вы спрашиваете, пан капитан, почему я дал ей главную роль в «Мари-Октябрь»? А что было делать? Из текста следует, что владелица дома моды — это молодая, очень красивая женщина. Этим двум требованиям Марыся, в общем, отвечает. У меня просто не было выбора. Барбара Павельская категорически отказалась играть дальше в этой пьесе. Я не мог ее принудить. После всего пережитого отказ ее вполне понятен. Убить человека, пусть даже неумышленно, — это большое нервное потрясение. А что ж говорить, если это был близкий человек, такой, как Заремба для жены помрежа. И так Басе понадобилась большая твердость духа, чтобы не кончить психиатрической больницей.

Пьеса шла с большим успехом. Следующая пьеса, которую мы репетировали, могла быть готова месяца через два, не раньше. И вдруг эта история. Выбыли два исполнителя: Заремба и Павельская. Может, я цинично рассуждаю, но для директора театр на первом плане. Надо было любой ценой и побыстрее заполнить брешь, чтобы показывать «Мари-Октябрь». С ролью Ружье хлопот не было: Висняк мог играть каждый день. Как и остальные занятые в пьесе актеры.

Недолго думая и не имея выбора, я велел Марысе как можно скорее выучить роль, и с трех репетиций мы снова запустили спектакль. Я рассчитывал, что публика, жаждущая сенсации, будет валом валить, чтобы посмотреть последнюю сцену, когда знаменитый киноактер был застрелен по ходу пьесы на глазах у зрителей.

Я надеялся, что эта первая волна, не столь настоящей публики, сколь обычных зевак, заполнит зал хотя бы на неделю. А за это время Марыся вживется в роль Мари-Октябрь.

Вы говорите, капитан, что с новыми исполнителями спектакль сошел с афиши после пятнадцати представлений? Это верно. Я сам его снял, чтобы вконец не подорвать репутацию «Колизея» и пьесы, которая и вправду неплоха. Я хочу возобновить ее под конец сезона или на следующий год.

Почему я ее снял? Выхода не было. К сожалению, главная роль выше актерских возможностей Марыси Рего. Добрых намерений было недостаточно. Может, если б ей дали роль с самого начала, если б она участвовала в репетициях, режиссер Летынский от нее чего-нибудь бы добился. А так, придя на готовое, она с треском провалилась. Сбивалась чуть ли не на каждом представлении. А трактовка образа Мари-Октябрь была у нее совершенно неверной. В пьесе это важная дама, владелица модного магазина, имеющая дело с богатой, аристократической клиентурой. А в исполнении Марыси Мари-Октябрь была чем-то средним между кухаркой и дамой полусвета. И ничего удивительного. До сих пор молодая актриса только такие роли и играла. Напрасно режиссер Летынский на себе волосы рвал. Он поправлял Марысю, давал всякого рода наставления, но все без толку. В довершение всего ее партнером был Висняк. Публика, настоящая театральная публика, сразу разобралась, в чем дело, и в зрительном зале появились плеши. Я решил не доводить дело до крайности. Если пьеса окончательно провалится, трудно будет ее возобновить.

Вы говорите, капитан, что Висняк — это прекрасный актер, который выступает и в кино, и в театре? Не знаю, откуда у вас такое мнение об этом дубе, который мнит себя актером. Я больше тридцати лет в театре. Прошел через все ступени, начиная с пресловутого «Графиня, лошади поданы», через крупные роли, через режиссуру и до директора театра. Даю вам честное слово, что вовек не встречал такого типа и, надеюсь, не встречу. Это нечто феноменальное: за несколько лет побывать в разных театрах и не получить никакого представления об актерской игре. Лошадь, да что говорить о лошади, к чему ее обижать, это умное животное, — самый глупый баран, и тот бы что-нибудь понял. А Висняк — ничего.

Зачем я его держу? Только до конца сезона, и ни днем дольше. Есть контракт, его надо соблюдать. Но на сцену я Висняка больше не пущу. Даже без слов, статистом. Наименьшее зло — платить ему зарплату и никому не показывать.

Принял я его не по своей воле. Я хорошо знал, что это за фрукт. Зигмунт был пугалом для всех театральных директоров. Если бы он был только скверным актером! Это б еще полбеды. Мужчине в театре дело всегда найдется. Бывает много незанятых ролей, на которые подойдет первый попавший статист. Но Зигмунт не только претендовал на главные роли, он еще устраивал склоки. Не скрою, я подозревал Зарембу, что он строит мне пакости и бегает в министерство жаловаться на собственного директора. Такое случается в каждой профессии. Почему не может происходить и в театре? Зарембу, как только он пришел в театр, я сразу взял в ежовые рукавицы. Я понимал, что или я буду в этом доме главный, или прославленная кинозвезда. Иначе нельзя. Между нами бывали стычки, и довольно резкие. Ни он не хотел уступить, ни я. Все-таки я его переломил. Заставил понять, что театр — это не кино и культа «звезд» здесь быть не может. Тогда я здорово влип с «Гасдрубалом». На Краковском Предместье репутация моя пошатнулась. В «Колизее» нашлись люди, которые ловко этим воспользовались. Сознаюсь, я был несправедлив к Зарембе и подозревал его во всяческих интригах. А на самом-то деле, как я узнал после смерти Мариана, все доносы писал Висняк.

Чего он хотел? Откуда мне знать? Это человек, недовольный жизнью. Он считает, что все вокруг враги. А первый из них — Мариан Заремба, который в кино забирает у него главные роли, а в театре сделал своим вечным дублером. В печати писали только о Зарембе, потому что про Висняка писать было, ей-богу, невозможно. А Зигмунт считал, что дураков-рецензентов попросту заворожило имя популярной знаменитости. А ведь если б не Заремба, Висняк и пяти минут бы не продержался ни в театре, ни в кино. Не знаю, что нашел покойный в Зигмунте, только всегда он ставил условие: подпишу контракт, если Висняк будет дублером или найдется для него какая-нибудь роль. Тащил и тащил своего друга, но это был сизифов труд.

Неудивительно, что, когда в одной пьесе встретились два таких исполнителя, как Марыся Рего и Зигмунт Висняк, публика не выдержала. Надо было, ни с чем не считаясь, срочно репетировать новую пьесу и назначать премьеру.

Нет. У Марыси не было чрезмерных притязаний. Она знает, что красива. Но понимает, как многого ей ие хватает, чтобы стать актрисой, хотя бы среднего уровня. Она хитра и делает ставку на внешние данные. Охотно бы выступала только в ролях с раздеванием. Когда я поручил ей главную роль в «Мари-Октябрь», была прямо-таки напугана. С Барбарой Павельской была в добрых отношениях. Никогда я не слышал, чтоб она флиртовала с Зарембой, что их что-то связывало. В театре такие вещи скрыть нельзя».