Газета Завтра 378 (9 2001) - Газета Завтра Газета

Этот победный перечень разгромов Кожиновым скопища идиотов и клеветников можно продолжать долго. Но от молодых лет, от чуждого влияния остались у него и некоторые следы давнего "диссидентства" — такие, как вера в "железный занавес", осуждение девиза Горького "Если враг не сдаётся, его уничтожают" (враг же, а не оппонент в ученой дискуссии!), вера иным, по его собственному выражению, "сказочкам о Сталине", попытка оправдать клевету Солженицына на Шолохова тем, что, дескать, "мартышка к старости слаба глазами стала" и т.д.

...Из недавних разговоров с Кожиновым упомяну еще как раз тот, в котором я, прочитав в его газетной статье о "железном занавесе" в Советском Союзе, сказал ему:

— Какой занавес! Это замшелая и наглая черчиллевская чушь. Такая же, как солженицынские десятки миллионов репрессированных, которые ты не раз высмеивал... Если иметь в виду международную жизнь, то наша страна была здесь одной из самых активных: еще до войны мы имели дипломатические и торговые отношения едва ли не со всеми государствами мира; после войны СССР — один из главных создателей ООН, постоянный член Совете Безопасности, участник многих международных конференций. Где же тут занавес, Вадим? Были попытки опустить его, установить "санитарный кордон" на наших границах, но они предпринимались не нами, а Западом. Чего стоит хотя бы один только тот факт, что США официально признали СССР, вспомни-ка, лишь в 1934 году, то есть 17 лет, пытались изолировать нас! Если же взять научные, культурные, спортивные связи, то разве можно забыть, что многие наши учёные, писатели, театральные коллективы, спортивные команды объездили весь мир. Маяковский "земной шар чуть не весь обошел"; Эренбург едва ли не полжизни прожил во Франции и тоже исколесил всю планету; академик П.Л.Капица с 1921 по 1934 годы находился в командировке в Англии. А кто подсчитает, сколько раз ездили за границу Большой театр, МХАТ, Вахтанговский, хор Пятницкого, Ансамбль красноармейской песни и пляски. И есть ли на земле страна, в которой ни побывал бы ансамбль Игоря Моисеева?.. А вспомни, как с самого начала революции обстояло дело с иностранной литературой. Еще в 18-м году Горький создал издательство "Всемирная литература", над входом в которое можно было бы выбить тогда же сказанные слова Блока:

Мы любим всё — и жар холодных числ,

И дар божественных видений,

Нам внятно всё — и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений...

Многотомные издания, не говоря уж об отдельных книгах иностранных классиков, выходили у нас космическими тиражами, невозможными на их родине. То же самое и с современной литературой. Где в мире так издавались и читались Джек Лондон, Бернард Шоу, Роллан, Уэллс, Олдингтон, Стейнбек, Хемингуэй, Фолкнер... Ну, вот, правда, с Кафкой мы поотстали от прогрессивного человечества. И что, это большая потеря?.. А кино! Я помню еще немой фильм "Кольцо Нибелунгов", который видел в самом начале тридцатых годов, помню комиков Пата и Паташона из каких-то иностранных комедий... Потом шли "Богиня джунглей", "Акула Нью-Йорка", "Королева лесов", "Багдадский вор", "Знак Зорро"... Еще позже — "Огни большого города", "Под крышами Парижа", "Маленькая мама", "Большой вальс"... Чаплин и Дуглас Фербенкс, Мэри Пикфорд и Франческа Гааль, Гарри Пиль и Жан Габен были у нас почти так же популярны, как Игорь Ильинский и Любовь Орлова, Николай Крючков и Марина Ладынина. А итальянский неореализм! Кто запрещал нам смотреть все его фильмы сразу, как только они появлялись?

— Возможно, ты прав,— сказал Кожинов. — "Железный занавес" был со стороны Запада. На материале науки это убедительно показал недавно академик Алферов. А с нашей стороны был не занавес, а фильтр. Разумный, надежный фильтр, который нужен любому народу, желающему остаться самим собой. К нам приезжали Поль Робсон и Рокуэлл Кент, а наслаждаться воплями Майкла Джексона или завываниями Мадонны гражданин Лужков мог поехать в США за свой счёт.

Через несколько дней Вадим позвонил мне и сказал: "Я запомнил твой тезис "не занавес, а фильтр" и обязательно напишу об этом, сославшись на тебя". Увы...

Сейчас я мог бы это дополнить еще и тем, о чем пишет Сергей Куняев в последних главах своей содержательной работы о Павле Васильеве, — о множестве джазов у нас в стране еще в середине 30-х годов. Ведь непуганые телеидиоты постоянно твердят, что джазы были запрещены, за них судили, ссылали, сажали. С.Куняев приводит цитату из "Комсомолки" за 27 октября 1934 года с перечнем: "Джазы Утесова, Ренского, Скоморовского, Березовского, джазы (видимо, гастролировавшие) английский, чехословацкий, женский, даже джаз лилипутов..." А джаз Лундстрема! А частный джаз Цфасмана!.. Пользуясь своей популярностью, Цфасман позволял себе невероятные вещи. Тогда легче было подписать приказ об аресте маршала или члена ЦК, чем арестовать музыканта из джаза Цфасмана...".

...Когда мы разговаривали по телефону в последний раз, я сказал Вадиму, что в нашем доме "кожиновские дни": жена с удовольствием читала его "Тютчева", а я — новые публикации в газетах. Готовился писать о нем статью, в которой собирался кое в чем и поспорить...

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ЖУРНАЛИСТ Виктор Кожемяко, напечатавший в "Правде" и "Советской России" много больших, содержательных, интересных бесед с Кожиновым, сейчас пишет: "Без Вадима Кожинова нам нельзя. Нужно знать его и опираться на него в борьбе за Родину!.. Он ведь столько успел сказать! И необходимо в этом сказанном хорошо разобраться. Я буду много писать о его книгах и об этом замечательном человеке". Желаю от души неутомимому Виктору Стефановичу успеха и в этом его очередном благородном намерении. Но хорошо бы, разбираясь в оставленном наследии, поменьше бренчать громкими фразами ("Великая, могучая, необоримая сила" и т.п.), а побольше размышлять, анализировать, сопоставлять.

А то ведь, что иной раз получается, даже не при обращении к наследию, а при живой беседе с широко известным автором. Он пытается истолковать знаменитое стихотворение Пушкина "Клеветникам России" в эротическом плане. И мы вместо недоуменных слов "Да вы, сударь мой, в своем ли уме?!", слышим от его собеседника вопли восхищения и радости: ах, как ново! ах, как тонко! ах, как глубоко!.. И чушь порнографического пушкиноведения пошла гулять по святой Руси в пушкинские дни со "знаком качества", поставленном журналистом, награжденном пушкинской медалью...

У В.Кожинова порой встречаются довольно неожиданные и удивительные для человека такого ума и эрудиции суждения о некоторых писателях и фактах литературы. Вот пишет: однажды "оказался в кафе ЦДЛ за одним столом с давним близким приятелем Евтушенко, Евгением Винокуровым, который известен написанным им в 1957 году текстом песни "В полях за Вислой сонной...", — текстом, надо сказать, странноватым". С Винокуровым в 1946 году мы вместе пришли в Литературный институт с фронта, и все студенческие годы были друзьями: состояли в одном творческом семинаре, ходили на литературные вечера и пирушки, ездили в мою деревню Рыльское, что в Тульской области близ Куликова поля, дарили друг другу книги. Винокуров умер в 1993 году... В одном стихотворении, посвященном жене, он писал, что вот наша жизнь уже давно течет спокойно и тихо, вроде бы смешно говорить о любви, "Но... ты уйдешь — и я умру". Это не было перепевом, допустим, Михаила Кузмина.

Уйдешь — и лягу я на лавку,

И смерть скуёт уста мои!

Нет, это был не перепев, а такое отношение к поэтическому слову, о котором писал Пастернак.

Искусство это Рим, который

Взамен турусов и колёс

Не читки требует с актёра,

А полной гибели всерьёз.

...Жена ушла. И он умер. Это случилось 25 января, в Татьянин день. Жену звали Татьяна. Сейчас она в Америке... Как странно, и поэт, и не понимавший его критик умерли в Татьянин день. "Это было при нас..."

Так вот, не только во имя верности почившему другу я должен сказать… Во-первых, то, о чем говорил Кожинов, это не "текст", Винокуров тексты для песен не строгал — это стихотворение. И называется оно не "В полях за Вислой сонной", а "Москвичи". И написано не в 1957 году, а в 1953-м. Уже из этих фактов видно, что критик поспешно судил о творчестве поэта. Но главное, сказать о Винокурове, что он стал известен только благодаря названному "тексту", это примерно то же, что, допустим, сказать, что сам Кожинов — благодаря исполнению в дружеском кругу старинных русских романсов.

На мой взгляд, стихотворение "Москвичи" и песня на его текст прекрасны. Но критик усмотрел здесь нечто "странноватое". Что же именно? Во-первых, говорит, "Витька с Моховой" — выдумка, ибо на этой улице "давно уже не имелось ни одного жилого дома". Убедительно? Ведь в самом деле, по фасаду этой улицы нет жилых домов. Но какое отношение имеет это к поэзии? Во-вторых, по поводу слов "одни в пустой квартире их матери не спят" критик заявил: "В Москве почти не было тогда отдельных квартир". Это не так. И тогда в отдельных квартирах жили не только большие начальники, известные ученые, крупные военные, прославленные писатели. Вспоминаю, что в отдельных квартирах жили мои, тогда отнюдь не знаменитые однокурсники: Гарольд Регистан на Арбате, Владимир Комиссаров на Никитской, Люда Шлейман в Фурманном, Андрей Марголин на Первой Мещанской в Капельском переулке, да и сам Винокуров на улице Веснина... Но какое отношение имеет это к поэзии? Главный же упрёк таков: "Девчонки их подруги все замужем давно". Спрашивается, каким же образом все, если в поколении, которому было от двадцати до тридцати лет в 1946 году, имелось 15,6 млн. женщин и всего 10,8 млн. мужчин, т.е. на 4,8 млн. меньше? Проверил гармонию алгеброй... По-моему, это то же самое, что по поводу слов "Выхожу один я на дорогу" сказать, заглянув в справочник: "Спрашивается, почему же один, если в 1841 году, когда это написано, население России составляло, согласно статистическим данным (допустим), 63,7 млн.?" ...В принятом направлении можно продолжать и дальше: "Их матери не спят который год подряд? Нет, человек не может без сна столь длительное время. И наконец, почему именно "за Вислой"?".