Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его проводили, с ним уехал и Цого.
Дорж и Намга сникли, пошли домой недовольные. От Дагвы всегда жди неожиданное. Таким знала его вся степь... Дулма стояла у юрты, кутаясь в шубу, смотрела в ту сторону, куда скрылась машина цвета поблекшей травы. Нетрудно заметить, как зажглись ее глаза, как улыбалась она, и морщины лица становились менее приметными.
...Миновало две недели. Пришла грузовая машина из племенного овцеводческого хозяйства. Молодые люди быстро управились: разобрали юрту Цого, погрузили, и на пригорке, где стояла его юрта, остался приметный след — темный круг, остатки аргала. Любой степняк, проходя мимо, скажет: здесь недавно стояла юрта.
Цого поставил юрту на привольном месте, на склоне горы, между остроконечными холмиками, обосновался по-хозяйски накрепко. Проезжающие любовались, завидовали и говорили: умеет старик выбирать место. Догадаться трудно, что украшает восточный склон горы — юрта ли Цого или эти холмики его почтенную юрту.
В один тихий вечер, когда на степь опустилась плотная тишина, зажглись звезды, вокруг все умолкло, даже лая собак не слышно, Цого и Дулма сидели у печурки. Старик, раскуривая свою трубочку, размечтался, ласково положил руку на плечо жены:
— Какая степная благодать... Век кочевал, а такие пастбища встречались редко... Гомбо, — он поднял дымящую трубочку над головой и опустил, — кумыс выпитый, а вот Эрдэнэ бы расцвел. Зачем ему Гоби? Он же в степи родился, в степи вырос. Буду звать его сюда. Лучших пастбищ нигде не найдешь...
Дулма вздохнула:
— Послушается ли он? Молодые сами знают, куда идти...
— И мы были молодыми, но юрту не бросили, степь-кормилицу не забыли.
— То старое, а то новое. Давай пить чай.
Цого поднялся, сел за столик. Дулма была довольна и родной юртой, и делом, которое пришлось ей по душе — она ухаживала за молодняком. С детства любила овечек, знала их повадки и радовалась: Цого смотрел на нее не только как на помощницу, а нередко и советовался.
...Время делает свою работу, и незаметно летели дни, недели. Как-то вошел Дорж в контору госхоза, слышит шум, горячие выкрики, удивился — повторяют имя его отца. Задорный голос насмешливо басил:
— Говорят, сует Цого свой нос везде...
Голоса подхватывали, шумно смеялись, явно для того, чтобы услышал Дорж. Он выбежал из конторы, шагал торопливо и сыпал на свою голову столько упреков, их хватит, если будешь бежать хоть до Верблюжьего перевала. Он ветеринарный работник, прошло уже больше месяца, а он не удосужился побывать в племенном хозяйстве. Как живет отец? Чем занят? Утешение слабое в том, что этим хозяйством ведает Дагва, он специалист по овцам. Разговор, услышанный в конторе, уязвил Доржа. «Надо побывать... Завтра же поеду...»
До глубокой ночи горел огонь в квартире Доржа; он перечитывал пособия по овцеводству, просматривал справочники, инструкции. Заглянула ему через плечо жена, высмеяла:
— Готовишься, будто к государственным экзаменам.
В племенное хозяйство приехал Дорж к полдню. Узнал юрту отца. Одна стоит на пригорке. Вошел, ни отца, ни матери не было. У пустых загонов встретил старика-сторожа.
— Все на пастбищах.
— Какие пастбища? Овцы же на стойловом режиме, полностью обеспечены кормами. Какая же поздней осенью пастьба племенных? В долине уже лежит снег...
Старик выбил трубку о столбик загона, усмешка перекосила рот:
— Иди к директору, он вот там...
Директор еще молодой человек, но уже несколько располневший, в коричневом халате, со значком животновода на груди. Поздоровался, попросил сесть. Доржа он знал.
— Как трудится мой отец?
— Мы много шумели, горячились, отступали. Старик упрямый. Ждем Дагву. Видел, овец нет, выгнал на пастбище...
— Кто же здесь директор? Ты или он?!
— Зачем так громко? Директор я, но он почетный скотовод, имеет орден Сухэ-Батора...
— А ослабленные овцы где?
— Они уже не ослабленные, их тоже выгнали на пастбища...
— Ничего не могу понять...
— Скоро приедет Дагва. Жду. Разберемся. Хорошо, что ты приехал. Он несколько раз бывал; покричит, поспорит с твоим отцом, остынет, уедет.
На стене висели схемы, графики, план. Над столом директора цветные плакаты «Тонкорунная овца», «Дадим Родине больше мяса и шерсти».
Вошел Дагва, протянул руку:
— Хорошая встреча. Какие новости? — повернулся он к директору.
— Пасет... — отрубил директор и взглянул на Доржа, а тот к Дагве:
— Я ж тебя уговаривал: не бери старика, пусть сидит в юрте, жует баранину, запивает чаем...
— Снова о том же...
— Зачем овец мучить? Какие пастбища при таком запасе кормов в хозяйстве.
— Спроси своего отца.
— И спрошу.
Распахнулась дверь, и порог перешагнул, дымя трубкой, Цого.
— Сын? Все-таки навестил. Спасибо... Дай я тебя обниму...
— Обнимать будешь потом. Что ты, отец, тут чудишь? Есть директор, специалисты… Племенных овец заставляешь выгонять на пустоши, терять силы. Они же выматываются, выискивая обветшалые стебельки...
Цого шагнул мимо Доржа, словно бы и не слышал его слов, и к директору:
— Дорогой начальник, я просил овец утром не кормить. Пусть часа три покопытят из-под снега травку...
— Отец, зачем это? Для них заготовлен полноценный корм.
— Сынок, ты же учился по толстым книгам, должен знать...
Дорж не хотел выслушивать отца:
— Ни в одной книге такого нет...
— Плохие книги... — Цого присел к столу и, чуточку помолчав, продолжил: — Корм жирный, а почему падают овцы? Я тебе отвечу, сын, не по толстым книгам, а из жизни: неженки стали, ноги слабенькие, давай им готовое, добывать им лень. Чуть подует ветер, дрожат. Какие же это овцы? Бумажные?..
— Дагва, что ты молчишь? — возмутился Дорж. — Ты специалист по овцам...
— Я уже устал шуметь, притих и рад...
— Ты подрываешь науку... Отступил?
— Нет, наука укрепляется практикой. За последний месяц в хозяйстве не погибла ни одна овца, даже из ослабленных. Приятно читать сводку, еще приятнее докладывать высшему начальству...
— У тебя, Дагва, с языка легко скатывается насмешка, как сметана из переполненного котла. Вникни серьезнее!..
Цого выбил трубку о стол директора:
— По утрам, а лучше всю раннюю половину дня не кормить овец, гнать изнеженных лентяев на пастбища; пусть сами себя кормят. Во все времена так было. Во вторую половину давайте им готовый корм. Крепкие станут, сильные...
— И зимой пасти? — подошел к Цого директор.
Старик не успел ответить, опередил Дагва:
— И зимой...
Все замолчали. Дорж склонился к уху Дагвы:
— Ты что? Полностью одобряешь? Веришь? Всюду внедрять будем?
— Зачем раньше времени кричать... Поживем, приглядимся, проверим, увидим, как перезимуют овцы... Может, родится и поправочка к толстым книгам. Понял?
Цого запахнул полы шубы, надел шапку.
— Не откажите, пойдемте в мою юрту, свежий барашек в котле; варить Дулма мастерица. Чай зеленый. Все будем довольны...
Дулма встретила гостей у дверей юрты, ухватилась за руку сына:
— Увидела твою машину, от радости заплакала. Стою жду.
Наваристый бульон, жирная баранина, зеленый чай — всегда любимая еда монгола. Гости не задержались, угостились, поблагодарили хозяйку, ушли.
Дагва, закрывая дверцы, пошутил:
— Вкусное варево. Заеду завтра, я забыл рукавицы. Котел еще не опустеет?
Дулма к сыну:
— Ночевать останешься или уедешь?
— Останусь, с отцом надо поговорить...
— Если об овцах, то не буду; выговорился уже, устал...
— Намга кланяется, заботится, как живете. Может, что-нибудь надо привезти?..
— Надо. Привези письма от Гомбо и Эрдэнэ.
— Ты, отец, такое на меня взваливаешь, верблюд упадет. Придут письма, в тот же день машину сгоняю, привезу...
— Не слышал, здоровы ли Бодо, Харло? Пасут, кочуют?
— Был. Живут, не жалуются. Тоже ждут писем от дочери.
— Дети, дети, — вздохнула Дулма, — заняты, нет времени, писали хотя бы коротенькие письма...
— Значит, отец, и зимой будешь выгонять племенных на мороз? Нынче ожидаются лютые морозы...
— Значит, сынок, ложись спать. Дулма, гаси огонь...
В юрте темно, а на душе Доржа мрак еще темнее. Каков Дагва... Отступил. Столкнул его отец с дороги... Но столкнул ли? Дагва крупный специалист. Дорж поднялся с лежанки, сел, давил ладонями свою разгоряченную голову: «Ученые... пособия... Диплом... Какие же книги изучал отец? Практика... Опыт поколений... Не сильнее ли это науки?» Доржа растревожили слова Дагвы: не поправка ли это к толстым книгам? Он будто шутя сказал об этом. Доржу хотелось выкрикнуть: «Толстые книги ни при чем; это поправка к моим знаниям...» В темноте юрты засияли огненные строчки; вспомнилась одна из лекций профессора, он говорил: «Вековой опыт, накопленный скотоводами-кочевниками, людьми далекими от достижений науки, нельзя забывать. В этом опыте, добытом в условиях суровой практики, три основы: закалка, выживаемость, отбор...»
- Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов - Историческая проза / Советская классическая проза
- Тени исчезают в полдень - Анатолий Степанович Иванов - Советская классическая проза
- Голубое поле под голубыми небесами - Виктор Астафьев - Советская классическая проза
- Зелёный шум - Алексей Мусатов - Советская классическая проза
- Рассказы - Гавриил Троепольский - Советская классическая проза
- Третья ракета - Василий Быков - Советская классическая проза
- Красные каштаны - Михаил Коршунов - Советская классическая проза
- Голубые горы - Владимир Санги - Советская классическая проза
- Алые всадники - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- КАРПУХИН - Григорий Яковлевич Бакланов - Советская классическая проза