Минувшее - Сергей Трубецкой

Осенью 1938 года Франция, под напором той же Германии, для сохранения мира «пошла на все» и предала свою союзницу Чехословакию. Она купила этим... меньше года мира! При этом для Франции (я не говорю о моральной стороне вопроса!) эта политика в военном отношении была выгодна, так как ее собственная сила за этот год возросла, а международная обстановка сделалась для нее несравненно выгоднее. Для России в 1914 году вопрос представлялся иначе...

Во всяком случае, мы ясно видим на этом примере, что одной уступкой за счет Сербии Германия тогда бы не ограничилась.

Россия поступила с Сербией рыцарственнее, чем Франция поступила с Чехословакией, с которой ее связывали торжественные союзные обязательства,— за это нам, во всяком случае, краснеть не приходится. Это рыцарство привело нас к гибели, но, думаю, если бы мы поступили, скажем, как Франция в «Мюнхене», война все равно бы разразилась и ее последствия для России были бы вероятно приблизительно теми же. Так по крайней мере честь России осталась незапятнанной.

Я никак не могу бросить камня в наше правительство за его действия в 1914-м — что теперь в моде. Оно сделало все, что могло, для сохранения мира — большего сделать было нельзя.

Что бы сделал в таком случае гениальный государственный человек, мы не знаем и знать не можем — на то он и гений! Но ставя себя на место человека нормальных способностей, например С. Д. Сазонова, я думаю, что я счел бы себя обязанным поступить тогда так же, как и он.                             

Конечно, теперь, сидя у разбитого корыта русской государственности, легко критиковать все и вся, но критика эта бесплодна, а часто и несправедлива.

НА САНИТАРНОМ ПОЕЗДЕ

Война началась...

Саша, бывший тогда студентом, пошел вольноопределяющимся и был зачислен юнкером в Николаевское кавалерийское училище.

Я, в свое время (1911), хотел отбывать воинскую повинность вольноопределяющимся, но не был принят на военную службу из-за плохого зрения. В начале войны я пошел на переосвидетельствование и был снова забракован: на этот раз не только по зрению, но и по состоянию сердца. Таким образом, в рядах действующей армии на войне мне участвовать не пришлось. Однако не принимать никакого участия в войне я, конечно, не хотел.

В это время Обще-Дворянская организация с московским губернским Предводителем дворянства А. Д. Самариным во главе начала формировать санитарные поезда. Я получил предложение сделаться «помощником уполномоченного» одного из первых поездов. Так как я искал работы для армии, я принял это предложение и совместно с «уполномоченным» — Н. В. Мятлевым, товарищем прокурора Московского суда, я принялся за формирование нашего санитарного поезда.

Работы было довольно много и для меня совершенно новой. Мятлев оказался премилым человеком, но не только не организатором, а почти и не работником. Я этому был даже рад, так как мне хотелось побольше работы, а для двоих ее было маловато.

Откровенно говоря, не могу сказать, чтобы сам я оказался хорошим организатором, но, так или иначе, поезд был сформирован и мы благополучно отбыли в нем «в район действующей армии». Сначала нас было послали в Польшу, на германский фронт, но почти тотчас же перевели на австрийский, где нас окончательно и оставили. Месяца три, в течение которых я был помощником уполномоченного и приблизительно столько же — уполномоченным, после ухода Мятлева, я провел, связывая Юго-Западный фронт с тылом. Когда я сделался уполномоченным, помощника себе я просил не назначать, так как продолжал считать, что работы для двоих было бы слишком мало.

Наш поезд, конечно, не занимал самого привилегированного положения, какое имел, например, личный санитарный поезд Государыни-Императрицы, но мы, несомненно, принадлежали к числу весьма привилегированных. Привилегии эти сказывались, главным образом, в предоставлении нам — no нашей настойчивой просьбе — работы вне очереди.

Надо представить себе тогдашнее настроение: все рвались работать, и подолгу стоять где-нибудь на запасных путях, без всякого дела, казалось невыносимо мучительно. Во время тяжелых боев работы, понятно, хватало всем, но в другое время «привилегированные» поезда перебивали очередь у рядовых... Я хорошо помню крик души начальника эвакуационного пункта в Бродах (австрийский пограничный город) при получении настойчивой телеграммы ген. Римана, начальника санитарного поезда Императрицы, требовавшего немедленно раненых: «Да не могу же я, наконец,создатьим раненых!» Действительно, все мы — привилегированные санитарные поезда — немало надоедали эвакуационным властям требованиями работы, чем вносилась некоторая дезорганизация. Особенно усложнял работу властям поезд Императрицы, «выбиравший» раненых, а не бравший их подряд, и часто провозивший их прямо в Петербург, что страшно путало все железнодорожные графики. Конечно, бедная Государыня не подозревала, что ее желание, чтобы ее поезд привез раненых в ее лазарет, вызывает большие трудности и даже задержки в военных перевозках... В гораздо меньшей мере, чем поезд. Государыни — по чину! — этим все же грешили и другие привилегированные поезда. Персонал поезда, особенно женский, был всегда склонен упрекать своего уполномоченного в отсутствии энергии: «Ведь вы бы могли добиться...» Конечно, это были настроенияначалавойны.

Наш поезд был «именной»: он носил имя принца Ольденбургского, что само по себе ставило нас в особое положение. Принц А. П. Ольденбургский был тогда Верховным начальником санитарной и эвакуационной части и пользовался огромными правами. Он был человек огромной энергии, но и не меньшей суетливости. В сущности, хороший человек, он любил быть «грозным» и терроризировать людей своим криком. Его страшно боялись, и одно его имя, написанное на нашем поезде, наводило подчас трепет.

О принце Ольденбургском ходило множество разных рассказов — правдивых и придуманных. Для его характеристики приведу один, но довольно типичный случай.

О нем мне рассказывал в 1916 году военный доктор Вейс, начальник санитарного отдела штаба 12-й армии, Доктора Н., о котором идет речь, я тоже лично знал, он тогда стоял во главе одного из военных госпиталей в Риге. Это был прекрасный доктор, и его госпиталь был великолепно поставлен, но человек он был очень робкий. Внезапно в Ригу приезжает принц Ольденбургский, вызывает доктора Вейса (которого он знал и ценил) и приказывает отвезти себя как раз в госпиталь доктора Н. Вейс внутренне обрадовался: принц выбрал для осмотра лучший его госпиталь... Принца встречает бледный как полотно доктор Н. Вейс однако успел шепнуть ему: «Все пройдет великолепно! Не пускайтесь ни в какие объяснения, а только отвечайте: — Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! — больше ничего».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});