Человек в лабиринте - Роберт Силверберг

Он дрожал от холода в метановых озерах, страдал от жары в каких-то аналогах Сахары. Пересекал с кочующими жителями фиолетовые равнины в поисках заблудившихся особей их суставоножного скота. Он счастливо уцелел где-то в мире без воздуха при катастрофе космического корабля, которая произошла, потому что компьютеры тоже иногда подводят. Он видел медные обрывы планеты Дембелла высотой в девяносто километров. Он плавал в озере на планете Мордред, спал вблизи потока, переливающегося всеми цветами радуги, под небом с тремя пестрыми солнцами. Ходил по мостам из хрусталя на планете Процион XIV. И почти ни о чем не жалел.

Теперь, затаившись посреди лабиринта, он смотрел на экраны, ждал, пока этот чужак попадет к нему, и сжимал в ладони маленькое, холодное оружие.

Полдень наступил довольно быстро. Раулинс подумал, что сделал бы лучше, если бы послушал Бордмена и заночевал в лагере перед тем, как отправиться в дальнейшее путешествие к Мюллеру. По крайней мере три часа глубокого сна ему были нужны, чтобы мозг отдохнул. Теперь он уже не мог выспаться. Чувствительные датчики подсказали, что Мюллер где-то близко. Неожиданно к мучающим его вопросам морали прибавился вопрос обычной смелости.

Никогда до сих пор Раулинс не совершал ничего особо важного. Он рос, получал образование, выполнял свои повседневные обязанности в конторе Бордмена. Время от времени ему поручали какое-нибудь деликатное дело. Он считал, что настоящей карьеры еще не начал, что все это только начало. Ощущение, что он стоит на пороге своего будущего, у него было и раньше. Однако теперь он действительно вступил на порог, и теперь это не тренировка. Высокий и светловолосый Нед Раулинс, молодой, упрямый, честолюбивый, начинал дело, о котором Чарльз Бордмен, вовсе не переоценивая, говорил, что оно может перевернуть всю историю Человечества.

Внезапно, он оглянулся. Чувствительные датчики заговорили. Из тени перед ним вынырнула мужская фигура.

Мюллер.

Они стояли друг от друга на расстоянии метров двадцати. Раулинс помнил Мюллера как гиганта, наверное поэтому он удивился, что тот чуть больше двух метров ростом, а значит, лишь немного выше его. Мюллер был в темной, поблескивающей одежде. Лицо его в этой сумрачной поре выглядело, как абстрактный этюд плоскостей и выпуклостей – одни вершины и провалы. Он поднял в ладони аппаратик не более яблока, которым уничтожил того робота. Раулинс услышал тихий ворчливый голос Бордмена:

– Подойди ближе. Притворись несмелым, неуверенным, доброжелательным и очень расстроенным, держи руки так, чтобы он все время видел их.

Раулинс послушно двинулся вперед, подумав, когда же он почувствует на себе излучение Мюллера. Как блестит и притягивает взгляд шар, которым Мюллер замахнулся, как гранатой! Метров за десять от Мюллера он почувствовал, наконец, его излучение. Так его можно выдержать, если расстояние между ними не уменьшится.

Мюллер начал:

– Что ты…

Это получилось хрипло и визгливо. Он взмок и покраснел, видимо, пробуя приспособить свои голосовые связки к правильному произношению. Раулинс прикусил губу. Одно веко у него невыносимо дергалось. В ушах скрипело дыхание Бордмена.

– Что тебе нужно от меня? – голос у Мюллера был теперь натуральным и глубоким, полным сдерживаемого бешенства.

– Только поговорить с вами! Правда! Я не хочу причинять вам никаких хлопот, господин Мюллер.

– Ты меня знаешь?

– Ну конечно! Все знают Ричарда Мюллера. Это значит, что вы были героем Галактики, когда я еще ходил в школу. Мы еще писали сочинение о вас, рефераты. Мы…

– Убирайся отсюда, – Мюллер снова взвизгнул.

– …И мой отец, Стефан Раулинс. Я ведь знал вас еще давно.

Темное яблоко в руке Мюллера поднималось все выше и выше, квадратное окошечко нацелилось на него. Раулинс вспомнил, как резко прервалась связь с роботом.

– Стефан Раулинс? – рука Мюллера опустилась.

– Мой отец, – пот стекал по левой ноге Раулинса. Улетучиваясь, он образовывал облачко, а значит, излучение изменялось, усиливалось, как будто пара минут ушла на то, чтобы точнее настроиться на длину волны. Что же это за мука, грусть, чувство, что спокойный волк внезапно разинул пасть. – Я давно вас узнал. Вы тогда как раз вернулись… с планеты Эридан-82, по-моему… Вы были очень загорелый, обветренный. Мне было, наверное, лет восемь, и вы поднимали меня и подбрасывали вверх. Только тогда вы отвыкли от земного притяжения и бросили меня чересчур сильно, я ударился головой о потолок и расплакался, но вы меня чем-то успокоили тогда… Ах, да, дали мне маленький кораблик, меняющий цвет…

Мюллер опустил руку, и яблоко исчезло в складках его одежды.

– Как звать тебя? – спросил он глухим и взволнованным голосом. – Фрэд, Тэд, Эд… нет. Эдвард Раулинс. Точно.

– Позже меня стали называть Нед. Вы, наверное, меня помните?

– Немного. Твоего отца я помню намного лучше.

Мюллер отвернулся и закашлялся. Он сунул руку в карман, поднял голову в блеске заходящего солнца, которое замерцало необычными красками на его лице, и оно стало темно-оранжевым.

– Уходи, Нед, и скажи своим друзьям, чтобы они меня избегали. Я тяжело болен, и мне надо побыть одному.

– Болен?

– Это какая-то таинственная болезнь души. Слушай, Нед, ты великолепный парень, и я сердечно люблю твоего отца, если ты только не соврал мне, что он твой отец. Поэтому я не хочу, чтобы ты был около меня. В общем, я не хочу, чтобы ты был здесь. Ты будешь только жалеть об этом. Я тебе не угрожаю, только констатирую факт. Уходи и подальше.

– Не уступай, – подсказал Раулинсу Бордмен. – Подойди ближе. Туда, где это уже трудно терпеть.

Раулинс сделал еще один осторожный шаг, думая о шаре в кармане Мюллера. Тем более, что по взгляду этого человека можно было понять, что он вряд ли может размышлять логично. Сократив расстояние до девяти метров, Рауменс почувствовал, что сила излучения возросла вдвое. Он сказал:

– Прошу вас, сэр, не прогоняйте меня. Я не желаю вам зла. Отец бы никогда не простил меня, если бы узнал, что я встретил вас здесь и не попробовал помочь.

– Если бы мог узнать? А что с ним произошло?

– Он умер.

– Когда, где умер?

– Четыре года назад, на Гиголе XXII. Он помогал прокладывать систему связи между планетами, и случилась катастрофа…

– Боже, он был так молод!

– Да. Через месяц ему исполнилось бы пятьдесят лет. Мы хотели сделать ему сюрприз в день рождения, посетив его на Ригеле, и устроить громкое семейное торжество. Но вместо шумного праздника я полетел на Ригель один, чтобы привезти его останки на Землю.

Лицо Мюллера смягчилось, глаза стали более спокойными, губы размякли. Совсем так, как будто чужое горе могло хоть на минуту освободить его от собственного.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});